Извозчик душ: Вызов

Все его мечты сбылись уже когда он родился: богатство, комфорт и почтение окружало его на протяжении всей жизни.

Прожигая своё счастливое существование в ночных клубах и дорогих барах, куда никогда не попасть простому смертному, к шестнадцати годам он однажды с ужасом понял, что у него нет мечты.

Ему не к чему было стремится. Лавры шоу бизнеса, куда ему был свободный вход, его не интересовали, а другого призвания он себе не нашёл. Да и не видел смысла. Железобетонный пресс бабок способен был даже без его участия пробить ему ковровую дорожку, куда он скажет и обеспечить его любыми регалиями. Смысл стараться достичь мастерства в чем-то отпадал, да и его друзья твёрдо внушили ему,

что это полный бред и нет ничего лучше, чем жить для себя.

И всё же он пытался найти себя в благотворительности и помогать людям, но вскоре понял, что даже благородные дела замешаны на бабках и везде найдутся люди, желающие нажиться даже на его чистых устремлениях. Он пытался помогать детским домам, инвестировать в медицину и фонды помощи пострадавшим от войны, но потом обнаруживал, что его деньги так или иначе перетекали в чью-нибудь дачу или дорогие машины.

Его изнеженное с детства воспитание не дало ему необходимых волевых качеств, чтобы продолжать помогать людям, вопреки всем неудачам, и вскоре он опустил руки. И снова предался разврату, шумным тусовкам до утра и наркотикам.

Пока девушка под сиденьем изо всех сил старалась ему угодить, как сотни других до неё, он смотрел на опустевший ночной город. Такой дорогой, сверкающий и мигающий, но пустой. Как и он сам.

С тоской в душе он осознал, что дошёл до точки. Он понял, что не может найти и никогда не найдёт свою мечту. Он лишь пустая кукла, обмотанная дорогим тряпьём. Его жизнь удалась. Но в его случае удалась – значит закончилась. Он не знал, к чему стремиться…

Как в калейдоскопе кадр его однотонной жизни снова сменился, и вот спустя несколько часов он уже стоял на параде в его честь.

Закрытая вечеринка к его совершеннолетию. Дьявольский парад из электронной светомузыки, армия его колбасящихся под неё псевдодрузей, кто был псевдорад его видеть. Он улыбался с ними, пил и изображал такую же "искреннюю" радость, но всё это было лишь пустой картинкой.

Он хотел уйти от неё, сбежать из этого душного клуба, но не мог. Все взоры были обращены на него. Ведущий обращался к имениннику, говорил какие-то лестные слова в его адрес и дружески хлопал по плечу.

Дело шло к утру, туса его друзей уже расползалась трахаться по туалетам или бегать носами по дорожкам Карибского кокса и уже совсем забыли про именинника. В эту ночь он тоже хотел забыть про себя, про опостылевшую и наскучившую жизнь, про легион из вечно тусующихся зомби его окружения.

Он закинулся. Наконец-то принял таблетку, которую ему весь вечер предлагал его друг-иммигрант из Колумбии. Реальность плавно поплыла перед его глазами, волна блаженства стирала былые очертания окружающего мира, а самое главное, стирала самого Кирилла. Он уносился прочь, в красочные глубины своего подсознания, рисовавшего ему новую, непознанную картинку реального мира.

На время лишившись разума, он успел сохранить одно лишь чувство: желания уединиться, покинуть это шумное, многолюдное, но такое пустое место.

Сам того не ведая, он вышел на трассу. Светало. Солнце лениво выползало из-за спящих домов, обдавая улицы первой порцией лучей. Всё вокруг казалось таким прекрасным, таким нереальным. Кириллу казалось, словно лучи – это радостные девушки, что обволакивают его тело своими тёплыми и обильными объятиями, а солнце – огромная светящаяся дверь к его мечте.

Искренне улыбнувшись и вытянув к нему руки, как ребёнок протягивает их к матери, он медленно зашагал к ней. Вот она!

Так близка, так ощутима и наконец-то так достижима.

Он медленно на ватных и неумелых, как у ребёнка, ногах шагал всё ближе и ближе к ней, всё дальше заходя на проезжую часть. Впервые за столько лет он почувствовал себя счастливым, всё, решение всех проблем, коими он терзался последние годы, было прямо перед ним, дразня его, как влажный сосуд с водой измученного жаждой путника.

Он в последний раз протянул к нему дрожащие от радости руки, прежде чем его оглушил разрывающий реальность звуковой сигнал автомобиля. Он резко повернулся в его сторону и увидел, как на него со страшной скоростью прёт безобразный чёрный внедорожник с шипами и клыками на бампере, а за его рулем безликая фигура

в тёмном плаще и шляпе.

Это было последнеё, что увидело его сознание, прежде чем раздался глухой удар, его тело подлетело, а голова, упав, раскололась на кровавые части. Как и его призрачная мечта…

ГЛАВА 11

Я очнулся от имитации скорого сна после таблетки покоя. Ощущение сонного умиротворения прошло мгновенно, едва я открыл глаза. Здесь, в отличие от Мира Живых, проблем с пробуждением и желания поспать ещё пять минут не возникает. Встаёшь, будто и не спал, только душа чувствует некую облегчённость. Хоть на пару часов, но отвлеклась от окружающего мира.

Извозчику хорошо, может хоть изредка уйти в себя. Новобранцам, кандидатам в Слуги Смерти, которые только вышли из Здания Суда, приходится хуже.

Когда я был матросом на Летучем Голландце, я мог лишь упасть замертво, когда корабль где-то бросал якорь.

Спины многих Извозчиков изрезаны шрамами от тяжёлых хлыстов, что с силой падали на них ежеминутно. Тогда я искренне не понимал, за что мне это наказание. Мало того, что я практически не чувствую никаких эмоций, кроме депрессии и печали, так я почти целый день либо затираю до дыр палубу, либо стирая руки в кровь о тяжеленное весло. И при этом, на меня не переставая, обрушивается безжалостная плеть Надзирателя.

Изо дня в день, из недели в неделю я терпел и молча делал эту грязную работу. Малейший намёк на бунт, и тебя без церемоний выбрасывают за борт как никчёмный мусор. А ещё эти постоянные насмешки и издевательства со стороны ходячих скелетов в средневековых костюмах.

Моряки!

Проклятый персонал Голландца не знал ничего, кроме как напиться мертвецкого рома, и избить до полусмерти случайно выбранного матроса. Шкипер этому никак не препятствовал, напротив, он гордо ходил по кораблю и дико хохотал, видя все это. Этот жуткий хохот до сих пор скрипит у меня в голове.

А ещё он любил «кормить рыбок». Он так говорил. Когда рядом с кораблём проплывали Мегалодоны, белые акулы огромных размеров, он хватал за шиворот любого матроса, который был рядом и, не взирая на его крики и мольбы о пощаде, бросал за борт, а затем ещё долго наблюдал, как того разрывают на части.

Шкиперу всегда всё сходило с рук. На Голландце у него что-то вроде неприкосновенности.

А за что я работал на этой посудине? Из-за пары таблеток в день, а то и в неделю. Я хорошо помню, как за время работы там изменились я и мои товарищи по несчастью на корабле. Из живых на вид людей они превратились в зомби, с которых слезало мясо, обнажая кости и лоскутами слезала кожа.

А ещё корабль как подлодка мог уходить под воду, и тогда нас тыкали пиками, чтобы мы быстрее гребли. Уже под водой.

Уверен, что попади я на Ковчег, всё было бы намного лучше.

Ковчег не был на пристани, когда я вчера стоял там с Анкой, но это было крупнейшее судно в мире. Даже больше Голландца. На нём массово везли души в Рай, для них там были оборудованы комфортабельные номера, сервис как в пятизвёздочном отеле, рестораны, развлечения. Уверен, для изнеженных душ, плывущих в Рай, было бы неприемлемо ежедневное созерцание немотивированного насилия. И его там не было. Так рассказывала Анька, которая работала официанткой на этом судне.

– Как в библиотеку сходил? – поинтересовался Луций, едва я припарковался рядом с ним у Здания Суда в ожидании очередного задания. Луций был в довольно хорошем расположении духа: на его суровом лице лучилось что-то вроде радости, какая бывает у Слуг Смерти, проработавших не одну тысячу лет: не безумная отвратительная лыба до ушей, а сдержанная деловая улыбка.

– Никак, Морана поймала, дала мне какое-то наставление и вернула домой. Я уж подумал, в Госпиталь сдаст.

– Боги руководствуются своей, высшей логикой, – он присел на капот своей Чайки (Газ –13), с круглыми вытянутыми фарами. Отчего-то римлянину полюбился наш автопром, и когда многие его Извозчики пересаживались на новые машины, больше соответствующие духу XXI века, он предпочёл колесить на этом раритете. – Как-нибудь сходим вместе, я тебе покажу, чтобы не заблудился.

– Знаешь, из того, что я понял из слов Мары, ясно, что мне туда лучше не соваться. Да и тебе как-то не рекомендую распространяться о том, какие сомнительные места ты посещаешь.

Луций усмехнулся.

– Ну серьёзно, Луций, что ты творишь-то на старости лет? Библиотеки какие-то… Коль у тебя эмоций и свободного времени так много, сгоняй куда-нибудь в джунгли, постреляй динозавров или накупи "эротиков" и от души повесились с эльфийками.

– Дружище, даже если суммировать твою жизнь и нахождение

в Мире Мёртвых, ты не прожил и пятидесяти лет, а я родился тысячи лет назад. Я уже всё тут перевидал и перепробовал. Мне это осточертело. Теперь я тянусь к знаниям, хочу подняться на ступень выше.

– Здесь? В этом мире? – даже я поразился наивности древнего.

– Тут же жёсткая тоталитарная структура, о каком прогрессе речь?

О каком развитии?

– Прогресс есть всегда, даже если его запрещают, друг мой… – от очередного философского нравоучения Луция отвлёк крик юноши с пушком под носом и нелепой пролетарской кепкой на голове.

– Свежие газеты! Свежие газеты! – вопил он.

– Ну-ка дай сюда, мальчик, – он подозвал его к себе, взял выпуск Death Daily и быстро пробежался по строчкам. – Вот это да! За всё моё нахождение в этом Мире такая штука впервые случается! – Луций не на шутку удивился. Если удивляется человек, чей возраст составляет несколько эпох, да и к тому же у которого все эти годы не было своих искренних чувств, то там что-то серьезное. – Ты погляди! – протягивает мне газету.

Читаю, написано на английском, но понимаю: