«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 2. От казенной винной монополии С.Ю. Витте до «сухого закона»

15 февраля 1892 г. С.Ю. Витте занял пост управляющего Министерства путей сообщения. 30 августа 1892 г. С.Ю. Витте был назначен на пост министра финансов, который занимал 11 лет. По сведениям И.И. Тхоржевского это произошло следующим образом: «Когда в Петербурге освободилось место министра путей сообщения, то вначале, как мне рассказывал барон Нольде, никто еще и не думал о Витте как о министре. Александр III по очереди вызывал несколько "естественных" кандидатов и предварительно расспрашивал их, что бы они предприняли в случае назначения. Первого вызванного государь под конец, уже расставаясь с ним, спросил как о вещи второстепенной: "Ну, а кого бы вы пригласили к себе в товарищи министра?". Ответ был: "Витте. Он так практичен и так умеет все быстро налаживать". Тогда государь при вызове второго и третьего кандидатов поставил им тот же вопрос: "А кого метите вы в товарищи?". И когда второй и третий назвали также С.Ю. Витте, государь, уже не спрашивая больше никого, прямо сам назначил Витте – министром. Получив так право личного доклада у государя, Витте еще больше укрепился в царском доверии. И когда уходил министр финансов Вышнеградский, больной, да еще заподозренный в получении полумиллионной взятки у Ротшильда, государь перевел Витте из Министерства путей сообщения на гораздо более видный пост министра финансов (Витте уже раньше подсказал Вышнеградскому удачный пересмотр железнодорожных тарифов). Вышнеградского… судьба… наказала… за его обычное недоверие к людям. Когда при нем хвалили чью-либо честность, Вышнеградский сдвигал очки на лоб и задумчиво спрашивал: "До какой суммы он честен?". Витте, как министр финансов, оказался удачливым. Он не только довел до конца начатое Вышнеградским (уже при Николае II) укрепление твердого курса русского руб. – введением у нас золотой валюты, но проявил и редкую изобретательность вообще в доставлении для казны денег. При самодержавно-бюрократическом строе, да еще при политике, неблагоприятной евреям, финансовым воротилам Запада, он умудрялся широко привлекать в Россию иностранные капиталы – сама Россия была тогда еще слишком бедна, чтобы разворачивать промышленность так широко, как этого добивался Витте. Русские финансы, налаженные Витте, отлично проявили себя и в дальнейшем, несмотря ни на какие испытания. Его преемнику, В.Н. Коковцову, досталось наследство уже благоустроенное, и поддерживать его на высоте было не так уж трудно. И Витте насмешливо любил назвать Коковцова, конечно за глаза, не иначе как "кухаркой за повара"»[91 - Тхоржевский И.И. Витте… С. 53.].

Не все, кто знал С.Ю. Витте относились к нему однозначно. Начальник Департамента полиции А.А. Лопухин отзывался о С.Ю. Вит-те довольно критически: «Бюрократический Петербург хорошо знал С.Ю. Витте и характеризовал его всегда так: большой ум, крайнее невежество, беспринципность и карьеризм. Все эти свойства отразились в воспоминаниях Витте, как в зеркале. Отсутствие элементарной научной подготовки и нравственных устоев было причиной того, что, будучи государственным деятелем, он не был человеком государственным. Для этого он не обладал не только общим государственным планом, но даже руководящей государственной идеей. Все, на что он оказался способен, это отдельные более или менее крупные меры, из которых одна, винная монополия, при существовавшем в то время государственном строе не могла принести народу ничего, кроме вреда, другая, денежная реформа, притом не им подготовленная, осталась недоделанной и, не освободив эмиссионный банк от правительственной власти, хотя и укрепила наше финансовое положение, но обратила денежную систему исключительно в орудие фиска, лишив ее значения средства развития народного хозяйства, и, наконец, третью, самую крупную, реформу государственного строя сам С.Ю. Витте обрезал своими собственными руками. Как в своей государственной деятельности, так и в своих воспоминаниях Витте выступает без единой руководящей государственной идеи. В них разбросано много отдельных мыслей, но они не объединены ничем. Часто совершенно случайны, иногда противоречивы. Единого, цельного мировоззрения нет. Без него С.Ю. Витте и суждено было закончить жизнь просто неудачником, отличавшимся от общего типа русского неудачника крупным умом да внешним положением, "опалой" блестящей, но тем не менее обидной. Это неудачничество вполне естественно вызывает раздражение и брюзжание, которые у Витте выливаются в совершенно безудержном злословии, расточаемом и виноватым, и правым»[92 - Лопухин А.А. Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний. По поводу «Воспоминаний» графа С.Ю. Витте. М.-Петроград, 1923. С. 4.].

Далее А.А. Лопухин рассказал нелицеприятную историю про С.Ю. Витте: «Личное мое знакомство с С.Ю. Витте произошло в 1901 г. Но, прибегая к его же выражению по поводу одного из его сослуживцев, я могу сказать, что "открылся" он мне раньше. Летом 1899 г., когда я был прокурором Московского окружного суда, в Москве возникло громкое уголовное "мамонтовское" дело. История его возникновения весьма для Витте характерна. Савва Иванович Мамонтов, видный делец и известный меценат, был крупным акционером и председателем правления общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Дела ее с постройкой бездоходной в то время ветви от Вологды до Архангельска пошатнулись до пределов катастрофических… С.И. Мамонтову удалось добиться для общества Московско-Ярославской дороги концессии на сооружение так называемой Северной железнодорожной линии Петербург-Вологда-Вятка, высокая доходность коей представлялась вне сомнений и должна была компенсировать недоборы общества от Архангельской ветви до времени более интенсивной работы последней. Вышеупомянутая концессия была дана в законодательном порядке, высочайше утвержденном мнением Государственного совета. Этот законодательный акт состоялся при полной осведомленности министерства финансов… С концессией все предвещало обществу Московско-Ярославской дороги блестящее будущее. Как вдруг над предприятием разразилась гроза, разметавшая в прах все надежды и нагрянувшая неожиданно оттуда, откуда обществу были только что оказаны поддержка и спасение. То самое Министерство финансов, которое в лице его главы, С.Ю. Витте, только что выступало в качестве инициатора в вопросе о предоставлении названному обществу выгодной концессии, выступило в лице того же С.Ю. Витте с требованием об отобрании у него этой самой концессии и о принятии мер, которые были сознательно направлены к финансовой гибели и железнодорожного общества и крупных его акционеров. По инициативе С.Ю. Витте в Комитет министров было внесено дело о том, чтобы законодательный акт о предоставлении обществу Московско-Ярославской дороги концессии и на Петербурго-Вятскую ветвь был отменен и ветвь эта строилась на средства казны… По существу же суровые меры этим не ограничились, и все по инициативе С.Ю. Витте; против Мамонтова и его коллег было возбуждено уголовное преследование… Мамонтовы были разорены… При производстве следствия по "мамонтовскому" делу при осмотре следователем документов, отобранных у одного из обвиняемых, заведовавшего коммерческим агентством правления Московско-Ярославской железной дороги, в записной его книжке была обнаружена запись, свидетельствовавшая о взятке, данной директору железнодорожного департамента Министерства финансов, по всем данным, за содействие в предоставлении Московско-Ярославской железной дороге той концессии, которая у нее была впоследствии отобрана, что и было подтверждено показаниями хозяина книжки. Весь обвинительный материал был сообщен министру финансов С.Ю. Витте, так как по действовавшему закону уголовное преследование против должностного лица могло быть возбуждено только его начальством. Начальство же в лице С.Ю. Витте дело против своего подчиненного в данном случае замяло, дало ему возможность по своей воле уйти в отставку и устроиться на теплое место в частном предприятии. Вот каким С.Ю. Витте "открылся" мне еще ранее моего личного знакомства с ним. Добавим к этому, что в 1906 г. автор брошюры "Зигзаги. Паломничество С.Ю. Витте в Портсмут", скрывавшийся под псевдонимом "Small", говоря о злоупотреблениях Витте на посту министра финансов, указал, что железную дорогу Пермь-Котлас, важнейшую часть которой как раз и составляла линия Петербург-Вологда-Вятка, строил родственник жены Витте инженер Быховец, а Архангельско-Ярославской дорогой одно время управлял другой ее родственник – врач Леви»[93 - Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний. По поводу «Воспоминаний» графа С.Ю. Витте… С. 60–65.].

Один из идеологов тогдашнего либерализма П.Б. Струве был о С.Ю. Витте более позитивного мнения, хотя и не совсем однозначного: «В истории русского управления мало фигур можно поставить рядом с Витте, и одного только человека можно поставить выше его: Сперанского… Витте был, несомненно, гениальным государственным деятелем, как бы ни оценивать его нравственную личность, его образованность и даже результаты его деятельности. Более того: все личные недостатки Витте лишь подчеркивают его политическую гениальность… Нравственная личность Витте – следует прямо сказать – не стояла на уровне его исключительной государственной одаренности… Он был по своей натуре беспринципен и безыдеен… Витте не изменял взглядов и принципов, ибо их у него вовсе не было… Отсутствие морально-идейного стержня у Витте было особенно поразительно именно в связи с его политической гениальностью. Это налагало на всю его фигуру почти зловещий отпечаток»[94 - Струве П.Б. Граф С.Ю. Витте. Опыт характеристики // Patriotica. Россия. Родина. Чужбина. СПб., 2000. С. 183.].

В.Н. Коковцов, который со временем заменил С.Ю. Вите как на посту министра финансов, так и в должности Председателя Совета министров, отзывался о нем весьма иронически: «В его характере всегда было немало склонности к довольно смелым заявлениям. Самовозвеличение, присвоение себе небывалых деяний, похвальба тем, чего не было на самом деле, не раз замечались людьми, приходившими с ним в близкое соприкосновение, и часто это происходило в такой обстановке, которая была даже невыгодна самому Витте. Я припоминаю рассказ его спутника в поездке его в начале 1903 г. в Германию для выработки и заключения торгового договора с Германией. Этот рассказ 10 лет спустя был дословно повторен мне тем же князем Бюловым в Риме при свидании моем с ним в апреле 1914 г., когда я был уже не у дел. Вит-те вел часть переговоров лично и непосредственно с князем Бюловым в его имении в Нордернее. При переговорах присутствовал с русской стороны один Тимирязев. Они тянулись долгое время, и вечерние досуги проводились обыкновенно среди музыки и пения. Княгиня Бюлова, итальянка по происхождению, сама прекрасная певица и высокообразованная женщина, постоянно просила Витте указывать ей, что именно хотелось бы ему услышать в ее исполнении. Ответы его поражали всех своею неожиданностью; было очевидно, что ни одного из классиков он не знал и отделывался самыми общими местами. Тимирязев, сам прекрасный пианист, постоянно старался выручать своего патрона тем, что предлагал сыграть то, что особенно любит его шеф, и тогда не раз происходили презабавные quid pro quo (то за это – прим. автора): Витте спорил, что играли Шуберта, когда на самом деле это был Шопен, а по части Мендельсона он всегда говорил, что его можно разбудить ночью и он без ошибки скажет с первой ноты, что именно сыграно. Верхом его музыкального хвастовства было, однако событие, рассказанное мне по этому поводу тем же спутником Витте В.И. Тимирязевым. Княгиня Бюлова как-то спросила Витте за обедом, на каком инструменте играл он в его молодые годы. Он ответил, не запинаясь, что играл на всех инструментах, и когда хозяйка попыталась было сказать, что такого явления она еще не встречала во всю свою музыкальную жизнь, то Витте без малейшего смущения парировал ее сомнение неожиданным образом, сказавши, что это в Германии музыкальное образование так специализировалось, что каждый избирает себе определенный инструмент, тогда как в их доме все дети играли на всех инструментах, почему он и мог при поступлении в университет в Одессе организовать чуть ли не в одну неделю первоклассный оркестр из 200 музыкантов, которым он дирижировал во всех публичных концертах. После этого рассказа, заключил Тимирязев, разговоры на музыкальные темы по вечерам и за обедами как-то прекратились, и сама хозяйка, со свойственным ей тактом, переводила разговоры на иные, более упрощенные темы»[95 - Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания. М., 1992. Т. 1. С. 88–89.].

По мнению заместителя министра внутренних дел П.А. Столыпина – В.И. Гурко, «Витте был сыном своего века – горячим поклонником капиталистического строя и капитализма вообще …, не любил и даже презирал… людей… именно за их бедность, за их неумение наживать богатство, накапливать капиталы. Дельцов финансового мира, зарабатывающих миллионы, промышленников, удваивающих в несколько лет свое состояние, он уважал и к их ходатайствам относился с предупредительностью… Вообще в основе отношений Витте к людям было глубокое презрение к человечеству. Черта эта не мешала ему быть по природе добрым и отзывчивым человеком…нравственной брезгливости у Витте и следа не было, а преследуемые им государственные цели как-то органически переплетались с целями личными, из которых основными были удовлетворение безграничного властолюбия и весьма у него развитого, иногда даже мелочного, честолюбия. Оценивал же Витте людей… хотя и пристрастно, но только в смысле беспощадной ненависти к своим врагам, друзей же он мысленно вовсе не прихорашивал… Математик по образованию, железнодорожник по профессии, Витте до перехода на государственную службу… обладал весьма ограниченным багажом познаний в области политической экономии и финансовой науки. В сущности до этого перехода он был лишь знатоком железнодорожного хозяйства и одновременно крупным дельцом, отличавшимся выдающейся способностью практически смотреть на вещи и уметь извлекать из них непосредственную реальную пользу. Способность эта в связи с умением легко и быстро разбираться в совершенно новых, ему дотоле неведомых вопросах, сделала из Витте блестящего министра финансов, но государственного деятеля в полном смысле этого слова из него все же не создала. Целые области государственной жизни остались для Витте до конца его дней совершенно неизвестными и даже недоступными его пониманию. К тому же о России и русском народе он имел лишь смутное понятие… Практическая сметливость – вот что неизменно руководило Витте при разрешении им тех разнообразных вопросов, с которыми он сталкивался. Однако эта сметливость, помогая ему удачно, а иногда и блестяще разрешать вопросы дня, не давала ему того прозрения в будущее, без которого нет истинных творцов народного счастья и государственного величия. В соответствии с этим и программа экономической политики Витте была лишь программой деятельности данной минуты и отличалась той простотой концепции, которая ему вообще была свойственна. Сводилась она в сущности к одному накоплению наличных денежных средств в государственной казне и накоплению частных капиталов в стране… Сознавая огромное влияние повременной прессы на общественное мнение, Витте всемерно стремился быть в лучших отношениях с ее представителями, причем и тут, конечно, не брезгал никакими средствами. Умел пользоваться Витте и нашими учеными силами, как по существу в отношении наиболее полного освещения разрабатываемых им вопросов, так и в целях авторитетного для общества доказательства правильности проводимой им политики». Вместе с тем В.И. Гурко признавал, что «блестящее осуществление и организация всего крупнейшего дела винной монополии – все это плод усиленной работы СЮ. Витте»[96 - Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого // Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника. М.: НЛО, 2000. С. 49.].

И.И. Тхоржевский дал С.Ю. Витте одну из наиболее точных характеристик: «Ничто ни в происхождении Витте, ни в его биографии не обязывало его быть вульгарным и несдержанным. Отец его был видный провинциальный чиновник, из обрусевших немцев: директор департамента при Кавказском наместнике, великом князе. Его мать – Фаддеева – из хорошей дворянской семьи, сестра известного генерала. А бабушка по материнской линии – урожденная княжна Долгорукая (одно из лучших имен старой знати). Сам Витте получил высшее образование, сделал блистательную карьеру и часто вращался в кругах русской и международной элиты. А между тем никаких черт светских, дворянских, или немецких, чиновничьих, интеллигентских в нем нельзя было отыскать и признака. Самородок. Мужиковатый гигант, завоеватель, самодержавный делец, Витте азартно ломил свое, сокрушал все преграды данной ему от бога силищей. Если же препятствия казались ему пока непреодолимыми, он, с чисто мужицкой хитростью, любыми изворотами их обходил. Он преклонялся перед наукой, но сам был на редкость невежественным человеком, по крайней мере в области наук общественных: права, истории, литературы, политики (даже в экономике он брал больше чутьем). Жил – сегодняшним днем, умело маневрируя среди очередных затруднений. Не имел никаких политических убеждений. Зато был – гениальный, властный практик-самоучка, с огромным даром осуществлять, добиваться, приводить в жизнь все то, что он своим исключительным жизненным чутьем и даром администратора схватывал как нужное сейчас для России. Без всякой внутренней борьбы перешел Витте с реакционных взглядов к манифесту 17 октября. Министр Александра III, друживший с Победоносцевым, он еще недавно, в 1899 г., печатно восстал принципиально против земских выборных учреждений, будто бы несовместимых с царским самодержавием. А уже в книге "Самодержавие и земство", написанной для Витте А.И. Путиловым в 1905 г., он же представил к подписи государя манифест, вводивший у нас народное представительство… Жена Витте тоже была безупречно любезна, хотя и подшучивала над моим тогдашним идеализмом (Вуичу сказала как-то: "У него голубые глаза доверчивой лани"). От былой красоты в ней оставалось… мало, но муж был в нее как будто еще влюблен. Еврейка, да еще разведенная жена (по первому браку она была за Лисаневичем, и дочь ее, Веру, Витте удочерил, очень любил и выдал ее за Нарышкина замуж), она, конечно, в Петербурге мешала карьере мужа. При дворе ее не принимали, чем Витте был очень задет, тем более что он женился на ней с разрешения и даже одобрения императора Александра III. В обращении она была гораздо менее вульгарна и непосредственна, чем сам Витте, но придирчивый Петербург ставил ей "всякое лыко в строку"… Отношение к царю Витте вылилось в конце концов в плохо скрытую ненависть. Правда, к ненависти этой примешивалась и тревога, жуткое и пророческое предвидение того, что для государя и для царской семьи смута может кончиться кровью. Государь же всегда говорил про Витте: "Он отделяет себя от меня", – и это была правда. Витте, чтобы заставить государя делать то, чего тот не хотел, чередовал при нем свою настойчивость с грубым подлаживанием и лестью. Государь видел насквозь эту игру, для него слишком примитивную, а потому считал Витте "грубым хамелеоном". Крайне им тяготясь, он не видел редких достоинств Витте, считал его врагом, кандидатом в президенты российской республики»[97 - Тхоржевский И.И. Витте // Последний Петербург. Воспоминания камергера… С. 51.].

Известная мемуаристка и собирательница слухов генеральская вдова А.В. Богданович записала о С.Ю. Витте весьма любопытные сплетни: «Келлер говорил, что царя убедили, что мадам Витте – порядочная женщина. Он желает, чтобы царица ее приняла, но она не хочет и плачет; надеется, что Строганова ее избавит от этого визита… Константин Скальковский… сказал про Витте, что он умен, но бездушный, холодный человек. У него страшное самолюбие …, что он легко может сойти с ума, что у него мания величия, мнит о себе, что равен только царю, противоречий не допускает, в комиссии под его председательством он один говорит, а все молчат. Сказал, что Витте добьется своего, что его жену примут при дворе, что за свою жену ее бывшему мужу Лисаневичу он заплатил 20 тыс., да развод стоил 6 тыс. руб. … Иванова говорила …, что Витте долго не просидеть, так как царица его терпеть не может и любезна бывает только с теми, кто бранит Витте и его жену… И.Л. Марков возмущен назначением Витте министром. Прямо говорит, что это – темная личность, в полном смысле аферист. Витте – взяточник…, что к Витте были вызваны два доктора, что у него вроде помешательства, что пункт его расстройства – валюта… Коломнин возмущен назначением Витте министром. Витте был за какое-то мошенничество под судом, пользуется грязной репутацией. На место Изнара Витте уже назначил из своего бывшего департамента какого-то поляка Шабунского, взяточника: за данный ему обед можно было получить тариф для какой хочешь дороги… Впечатление Иванова, что Витте… это такой человек, что ему все средства годны для достижения цели… Никольский… так охарактеризовал Витте – игрок, любит биржевую спекуляцию, тянет своих, которых привез с собой… Приятелю Самойловича Писаревскому Витте сказал, что неужели он думает, что чины и ордена соблазнили его покинуть юг. Нет, не то, а то, что здесь можно нажить деньгу… Суворин рассказал, что царь так выразился про своих министров: "Когда Дурново мне докладывает, я все понимаю, а он ничего не понимает; когда Витте – я не понимаю, но зато он все понимает, а когда Кривошеин – ни он, ни я, – мы ничего не понимаем"… Суворин возмущен, что Витте для своей популярности подкупает все газеты, раздавая им субсидии… Вишняков говорил, что недавно к Витте явился его приятель, одессит, которому Витте тут же предложил место директора банка с 18 тыс. руб. жалования… Витте кому-то сказал, что уже два года он замечал, что Вышнеградский ненормален, а что уже полгода, как он совсем сумасшедший… По городу идет слух, что Витте не в милости у царя вследствие своих прежних отношений к Вышнеградскому. Сын последнего потребовал якобы, чтобы Английский банк выдал ему лежащие там 25 млн его отца. Банк потребовал, чтобы Вышнеградский представил свидетельство от правительства, что это его деньги. Он обратился за этим к Витте. Но Витте сперва доложил об этом царю, который на бумаге написал про старика Вышнеградского: "великий мошенник" и велел навести справку, не окажутся ли еще и в других банках такие деньги… Про Витте много темного рассказывают, хотя все единодушно говорят, что он умен»[98 - Богданович А.В. Дневник. Три последних самодержца. М.-Л.: Изд-во Л.Д. Френкель, 1924. 567 с.].

Определенное мнение о С.Ю. Витте сложилось и у одного представителя из клана винных заводчиков Смирновых – В.П. Смирнова: «Я часто думаю в беженстве (в эмиграции – прим. автора) об этом человеке. Я бы должен его ненавидеть, так как он уничтожил дело моего батюшки. Но, с другой стороны, я не могу не уважать его за сделанное для России. Вспоминая СЮ. Витте, я думаю, что над Россией в начале века витал рок. Удержись Витте на своем посту, не найди он недоброжелателя в лице царя Николая Александровича, кто знает, как повернулась бы вся наша история… Я оценил деяния Витте, когда… поехал во вновь строящийся Харбин и другие города Китая по делам торговли нашими напитками. Собственно, название Харбин городу дали официально лишь в 1903 г., когда он появился на карте. То, что я увидел, напомнило мне рассказы Джека Лондона про "золотую лихорадку" и потрясло своим размахом. Когда я вернулся в Москву, полный впечатлений об увиденном, в мои рассказы не верили. Все это было похоже на фантастику Жюля Верна, входившего тогда в моду. Предыстория Харбина такова. В 1885 г. царское правительство обратилось в Пекин с просьбой разрешить сюда въезд русским инженерам для работ по проекту строительства будущей железной дороги. В случае положительного решения Россия могла установить сплошной рельсовый путь между своей европейской частью и Тихим океаном. Это требовало огромных финансовых затрат, сопряжено было с техническими трудностями, так как местность пересекало значительное количество ручьев, рек, суходолов. Тут потом построят около тысячи мостов и много туннелей. Самый уникальный туннель – через Хинганский хребет – протянется на три с лишним километра! Маньчжурия была пустынным, почти незаселенным пространством. Китайцы, конечно же, нуждались в такой дороге, так как это был выход на внешний рынок, и охотно на это пошли. В 1897 г. официально было объявлено о начале строительства Китайской Восточной железной дороги. Планировалось, что Харбин станет центром строительства дороги. Строить ее предполагалось от Харбина в трех направлениях – в сторону Забайкалья, на Владивосток и на юг, до г. Дальнего. Это было чисто коммерческое предприятие, не имеющее в России аналога. Акциями общества КВЖД владело русское правительство, но само общество имело полную самостоятельность. У него были печать, устав, флаг, под ним были полиция, суд, администрация, почта, железнодорожная охрана. Общество КВЖД имело флотилию из 20 пароходов, свои пристани. Дорога имела телеграф, школы, больницы, библиотеки, угольные и лесные концессии. Земли принадлежали КВЖД, но их можно было брать в аренду. Жизнь тут протекала по законам Российской империи. Город закладывали русские строители. Собственно, то, что я увидел, городом еще нельзя было назвать. Общей застройки еще не было. На реке Сунгари дымили трубами два русских парохода: "Святой Иннокентий" и "Благовещенск". С них разгружали тонны строительных материалов. Уже вовсю стучали топоры рабочих, возводящих временное жилье. Строился даже не город, а целая империя – "Желтороссия". И все это было частью программы Витте по освоению и закреплению за Россией территории Сибири и Дальнего Востока. Здесь крутились огромные деньги. Привлекаемые хорошими заработками, сюда хлынули тысячи людей из Центральной России. Так называемую "Желтороссию" обживал самый разный люд. Много было мастеровых, купцов, которые открывали трактиры, магазины, лавки. Много было и авантюристов, спешивших погреть руки на вновь прибывших. Слышны были истошные крики торговцев и зазывал, казалось, на всех языках мира предлагавших свои товары. Всю ночь горели костры, возле которых грелись рабочие, чтобы наутро продолжить строительство. У костров, среди саманных фанз, слышна была не только русская или китайская речь. Я тут встречал армян, латышей, грузин, поляков, японцев. И весь этот людской муравейник жил дружно, соблюдая свои праздники, обычаи, которые уважались всем харбинским сообществом. Здесь не было и пресловутой "черты оседлости" для евреев, существовавшей тогда в России. В саманной фанзе разместили временный вокзал Харбина, куда поместили святыню – икону святителя Николая Чудотворца. Она стояла на возвышении, а подсвечник возле нее, вмещающий до сотни свечей, никогда не был пуст. Мне рассказывали, что даже китайцы верили в ее спасительную силу. Тонущие в Сунгари китайцы-лодочники взывали к нему: "Николай, помогай!". Кажется, что стук топоров строителей не смолкал до самого утра. По Уссури, Амуру и Сунгари свозились тысячами тонн строительные материалы. На моих глазах начали возводить здание неправительственного Русско-Китайского банка, который учредил Витте. Банк давал ссуды и на открытие дела, и на строительство жилья. Подряды на строительство железных дорог Витте отдавал "с разбором", и, по его словам, "в конце концов люди перестали так наживаться, и были случаи, что и крупные подрядчики прогорали…". Может, потому так споро – за шесть лет! – строилась КВЖД, что во главе дела стал Витте. Нельзя сказать, что жизнь в Харбине протекала без осложнений. Конные казаки постоянно гоняли нагайками китайцев, которые норовили что-то стащить или разрушить железнодорожное полотно. Казаки охраняли дорогу и русских переселенцев, хлынувших туда на заработки. Китайцы казаков боятся. Когда раздается крик "цимадуй!" (“казаки" по-китайски), у туземцев начинается паника! В 1900 г. тут случилось Боксерское восстание ("Ихэтуань"), погубившее многих строителей и железнодорожников. Китайцы разрушили огромные участки дороги, жгли дома русских, лавки, магазины. Были и жертвы среди населения. Восстание жестоко подавил генерал Сахаров»[99 - Смирнов В.П. Смирновы. Водочный бизнес русских купцов… С. 158–165.].

В целом В.П. Смирнов оценивал деятельность С.Ю. Витте положительно: «Так случилось, что при С.Ю. Витте наша фирма получила наибольший расцвет (видимо, имеется в виду фирма сыновей П.А. Смирнова – прим. автора). То, что делал этот человек, так или иначе помогало и нам, заводчикам. Он ввел золотой руб., тем самым оздоровив финансовую систему Российской империи, и очень скоро российская промышленность утроилась. Нижегородская торгово-промышленная выставка, которая была открыта по его личной инициативе, дала представления, какой будет скоро Россия. Витте умер через год после начала войны, в 1915-м. За его гробом шло всего пять человек. Придя на его похороны, они рисковали не только репутацией и мнением света, но и расположением царя Николая II, который его недолюбливал. "Только не Витте!" – вскричал государь, когда узнал, что переговоры с Японией поручены С.Ю. Витте. И первое, что сделал, узнав о смерти опального премьер-министра, – послал в его квартиру с обыском – за его мемуарами. Боялся, что тот выставит его в дурном свете. Когда умер С.Ю. Вит-те, ничего хорошего о нем не говорили. Все немецкое было проклято, уничтожено и посыпано пеплом. Поэтому нелепо было вспоминать, что германский император Вильгельм наградил Витте орденом Прусской короны, а канцлер Бисмарк писал о нем, что "в последние десятилетия я в первый раз встретил человека, который имеет силу характера, и волю, и знание, чего он хочет…". Русская армия, истекая кровью, отступала под натиском германских войск – какой тут Вильгельм, какой Бисмарк! Все, что сделал Витте для России, забыли. То, что Витте разработал положение об организации пограничной стражи и добился ее создания, – в тот момент это уже было не так важно. Шла отечественная война, и было непатриотично хвалить человека с "нерусскими" корнями. А то, что он строил "Великий Сибирский путь", заботился о церковном воспитании народа, создавая церковноприходские школы, развивал сеть коммерческого образования в России, устроил высшие заведения – коммерческие и технические, основал Петербургский политехнический институт, установил Северный морской путь, заказав строительство ледокола "Ермак", – об этом говорить просто боялись, так как "черносотенцы" запугивали самых смелых своими "ура-патриотическими" акциями! Попробуй, похвали "немца", когда даже Санкт-Петербург решили переименовать в Петроград – немцам в пику! … Когда умер Витте, заговорили о другом: о его связях с женщинами. Об актрисе Соколовой, якобы его любовнице. И о том, что когда-то, влюбившись в замужнюю женщину, увел ее от мужа, предложив 20 000 руб. отступного. Царский двор такого не прощал. Даже царских родственников, венчавшихся тайно с разведенными женщинами, отлучали от двора, а тут хоть и высокого разряда, но ведь чиновник! Когда же пресса, травившая Витте, вспомнила ему Матильду Лисаневич, жену-еврейку, пусть и крещеную, гнев Николая, в ту пору цесаревича, утроился. Сплетничали, что "подсидел" Витте министра финансов Вышнеградского, якобы пустив слух о его старческом маразме. Но травили Витте и при жизни, и после смерти не только мелкие шавки из "желтых газет". Писатель В.А. Гиляровский приложил руку, напечатав, как секретарь графа, обратившись к известному купцу Бугрову с просьбой пожаловать на дамское заседание по "делу благотворительности", которое проводила жена Витте Матильда, получил в ответ: "…Скажи, что… недосуг. Понял: не-до-суг". И пошел анекдот: "Бугров Матильду сукой назвал…". Не остался в стороне и брат моего старого знакомого Вл.И. Немирович-Данченко, влиятельный публицист, владевший умами. Он написал язвительно, что Витте заключил с Японией "двусмысленный мир", за что получил соответственно незаслуженно графский титул (и шутливое прозвище в народе "Граф Полусахалинский" – за то, отдал японцам половину острова Сахалин – прим. автора). С.Ю. Витте никогда не опускался до перебранки, чем очень импонировал моему батюшке. И сейчас я думаю: почему так не везло России? Почему она восхищалась Распутиным или убийцей великого князя Сергея Александровича Каляевым, но не людьми, как Вит-те? Двадцать четыре процента от всех доходов страны дала "казенная" водка после винной монополии. Хорошо ли было нам, плохо ли, не так сейчас важно. Но что это стоило С.Ю. Витте!»[100 - Смирнов В.П. Смирновы. Водочный бизнес русских купцов… С. 168–170.].

О возникновении идеи новой питейной реформы – создании казенной винной монополии сам С.Ю. Витте вспоминал впоследствии следующее: «Как только я вступил в управление Министерством финансов, государь как то раз в разговоре сказал мне, что кроме Сибирской железной дороги, которую он мне, так сказать, поручил исполнить и относительно которой я ему дал обещание, что приложу все усилия, чтобы осуществить его мысль о соединении России с Владивостоком, он желал бы поручить мне еще исполнение одного дела, находящегося, как он выразился, у него на сердце, а именно питейного дела. Император Александр III говорил, что его крайне мучает и смущает то, что русский народ так пропивается, и что необходимо принять какие-нибудь решительные меры против этого пьянства. Как известно, еще в конце царствования императора Александра II вопрос этот возбуждался; но принимались все меры паллиативные (временное облегчение болезни – прим. автора), так как в то время признавали существовавшую акцизную систему питей такой системой, которая не может подлежать никакому изменению, так как считали, что эта система наилучшая система из всех систем, существовавших раньше по этому предмету. А как известно, раньше существовала только система откупная, так что европейская практика знала в широких размерах только две системы: откупную и акцизную. Акцизная система, как известно, основана на том, что предоставляется большая или меньшая свобода в производстве спирта и водки, тем более в их продаже; государство же только наблюдает за питейным делом постольку, поскольку это необходимо для правильного и равномерного взимания акциза, т. е. косвенного налога на спирт. Конечно, в пределах акцизной системы может быть большая или меньшая свобода производства и свобода продажи. Поэтому в последние годы царствования императора Александра II собиралось много различных съездов, имевших целью предложить такие меры, которые бы при акцизной системе в известной степени стесняли продажу питей. Но эти две вещи: акцизная система и стеснение торговли и производства – вещи довольно несовместимые или, по крайней мере, на практике трудно исполнимые, а потому все эти меры ни к чему и не приводили. Император Александр III сердцем желал помочь в этом отношении русскому народу. После долгих разговоров он пришел к заключению, что паллиативными мерами сделать ничего нельзя, а потому он решил ввести питейную монополию, т. е. провести меру, по своему объему и по своей новизне совершенно необычайную, чрезвычайно новую, не существовавшую, неизвестную в практике западных стран и вообще всего мира. Основная мысль питейной монополии заключается в том, что никто не может продавать вино, иначе как государство, и производство вина должно быть ограничено теми размерами, в каких сие вино покупает государство, а следовательно, и удовлетворять тем условиям, какие государство ставит, как покупщик. Кто подал эту мысль императору Александру III – мне неизвестно. Говорят, будто мысль эту подал известный публицист Катков (основатель Катковского лицея). Действительно, в те времена в "Московских Ведомостях" появлялись передовые статьи редактора этой газеты – Каткова, которые пропагандировали мысль о питейной монополии. Но внушил ли императору Александру III эту мысль Катков, как это многие говорят, – я не знаю. Наоборот, я склонен думать, что мысль эта принадлежала самому Александру III, так как она совершенно соответствует характеру его ума. У императора был удивительно простой ум; он не признавал никаких осложнений (впрочем, может быть, некоторых и не понимал), но все, что не являлось ясным, определенным, твердым, с его точки зрения бесспорным – он не признавал. Все, что выходило из его ума, из его души – было просто, ясно и чисто. Можно, конечно, говорить, что это есть свойство детской души; что и для детей все представляется ясно, просто и чисто, и все, что не ясно и не просто – им недоступно. Может быть, это и так, – но тем не менее я должен сказать, что для такого государя, каким быль император Александр III, который обладал большим умом сердца – это качество его едва ли не составляло всю силу царской личности; в этом заключалась его сила, которая всех приводила в некоторое смущение, и эта же сила заставляла тех лиц, которые к императору Александру III приближались, ему поклоняться… Государь сказал мне, что очень просит эту его мысль воспринять и привести ее в исполнение; сказал, что он очень рассчитывает на мою молодость, на мой характер и на мою личную к нему преданность. Итак, император Александр III как бы взял с меня слово, что я приведу его мысль в исполнение… я решил провести мысль императора Александра III. Еще при нем, во время его царствования, мне удалось провести основания питейной монополии. Основания эти заключались в том, что вся торговля переходила исключительно в руки государства. Ректификация, т. е. приготовление спирта в том виде, в каком он должен был идти в желудок потребителя, делалась также государством; самое же производство спирта в первичном виде оставалось за частными заводчиками. Но заводчики могли произвести только столько спирта, сколько им было заказано, и только это количество могли продавать государству»[101 - Витте С.Ю. Воспоминания. СПб., 2003. Т. 1. Кн. 1. С. 346–348.].

Другой идеолог русского консерватизма и друг Александра III В.П. Мещерский также поддерживал введение казенной винной монополии: «Увы, вопрос о пьянстве стал важнейшим вопросом внутренней жизни России! И не будет преувеличено наше слово, если мы скажем, что нет человека на Руси в нынешнее время, который не возлагал бы на правительство надежду, что оно этот вопрос, как бы некрасиво ни было называть его вопросом о пьянстве, вопросом о кабаках, – признает безотлагательнейшим из всех государственных вопросов нынешнего времени… Кабак в настоящее время стал для пьющего крестьянина на Руси всем. У него нет уже церкви, нет дома и семьи, нет школы, нет рынка, нет общества, нет правительства, – все сосредоточилось в кабаке! Это печальная истина, которую подтвердит всякий крестьянин из конца в конец России. Но этого мало. Независимо от того, что кабак разоряет материально, расслабляет физически и развращает нравственно крестьянина, кабак в силу того, что питейный доход составляет наибольшую сумму государственного дохода, находится вне действительного правительственного и общественного надзора. Самый заклятый враг правительства и общества может из кабака сделать школу самого опасного политического и нравственного растления народа. Полиция, губернская администрация и общество не смеют подчинить кабак беспощадно-строгому контролю: ни одно сельское общество не смеет ни закрыть, ни запретить кабак. Оттого всякий, кто видал Pоссию в Pоссии, знает, что если в ней 200 тыс. кабаков, то в то же время каждый из этих кабаков есть публичный дом… Ограничение привилегированного положения кабаков и кабатчиков, – положения вне закона, положения вне общих законов об ответственности, вот чего просят тысячи людей в России, вот о чем говорили и мы. Пускай пьет, кто хочет, но немыслимо, чтобы тот, кто продает водку и тот, кто ее пьет, приходили в кабак, как в какое-то святилище, где в угоду пьянству были бы терпимы все безобразия и преступления и где бы власть правительства не имела бы права предупреждения и пресечения этих безобразий. Пускай, когда хочет того общество, открывается кабак; но немыслимо, чтобы там, где общество не хочет кабака, там оно лишено было бы права закрыть кабак. Пускай себе пьют в обществе, если одному пить скучно; но немыслимо, чтобы общество, собирающееся во имя противодействия нравственного пьянству, было преследуемо, как общество вредное или преступное. Наконец, пускай себе существует Акцизное управление, это милое создание по образу и подобию откупа; но немыслимо, чтобы акцизное это управление относительно порядка и благочиния в кабаках могло бы стоять выше губернаторской власти!»[102 - Мещерский В.П. За великую Россию. Против либерализма. М.: Институт русской цивилизации, 2010. С. 337–342.].

Одним же из первых мысль об организации в России казенной винной монополии выдвинул в 1868 г. Александр Павлович Шипов – публицист, экономист, основатель журнала «Вестник промышленности». Брат декабристов И.П. и С.П. Шиповых, А.П. Шипов появился на свет в селе Бельково Солигаличского уезда Костромской губернии – родовой усадьбе Шиповых. Они происходил из старинной дворянской семьи, имевшей достаточное состояние и земли в Московской, Костромской и других губерниях. Сначала он занимался винными откупами. Накопив достаточный капитал, в 1858 г. он приобрел с торгов два горных завода Баташевых. Также по предложению министра Государственных имуществ, А.П. Шипов занял должность управляющего Палатой государственных имуществ Костромской губернии. Разносторонняя торгово-промышленная деятельность заставила потомственного дворянина «окупечиться» и формально. А.П. Шипов, являвшийся кинешемским купцом I гильдии, стал председателем Московского отделения Мануфактурного совета, а затем Нижегородского ярмарочного биржевого комитета. По его собственным воспоминаниям, в 1867 г. он решился «приступить к популярному изложению главных начал финансовой науки с применениями их к русской экономической жизни и с указаниями, как и какие налоги действуют на экономическое наше положение», а в 1868 г. поспешил напечатать первую брошюру.

А.П. Шипов полагал, что незадолго до того введенная акцизная система была признана «крайне несовершенной». В вину акцизу ставились «потеря винокуренными заводами сельскохозяйственного характера», «развращение народа», расстройство семьи, хозяйства, «фабрикации», торговли: «Чрезвычайно вредное действие, в государственном отношении, этой системы… двоякое: во-первых, оно, развивая деморализацию народа так, что никакие местные судебные и административные порядки не в силах остановить народного пьянства, побуждаемого свободными, ничем не стесняемыми соблазнами, все более и более приспособляемыми к эксплуатации простого народа… На что могут быть полезны волостной суд и волостное правление, когда все решается в них посредством вина, и при существующем порядке никто не останавливает это зло… Во-вторых, винокурение было у нас тесно соединено с самыми важными нашими интересами, с интересами сельских хозяев, особенно там, где оно составляло подспорье земледелию, и было даже необходимо по самому положению хозяйств… Но ныне действующая вино-акцизная система упустила из вида эти интересы, и винокурение стало делом не хозяйственным, а громадно фабричным». По мысли А.П. Шипова, «государство незамедлительно должно забрать выкуренное заводчиками вино к себе по справедливым ценам и потом передать его для распродажи комиссионерам, избранным от земства».

По замечанию автора, «проект этот прошел бесследно, как будто его не существовало в печати»[103 - Шипов А.П. Наше земство и наша винно-акцизная система. СПб.: Тип. А.М. Котомина, 1870. С. 8–9.].

Убежденный в собственной правоте А.П. Шипов не оставил попыток донести свою мысль до широкой общественности, и в 1869 г. он выступил с «монопольными соображениями» на собрании Общества поощрения русской промышленности и торговли, а затем разослал проект организации казенной винной операции председателям земских губернских комитетов. В своем докладе А.П. Шипов указывал: «Вред новой акцизной системы очевиден для всех, кто только имеет соприкосновение с народом. На усиление пьянства указывают постоянно почти все газеты; из Сибири пишут, что эта система развратила там целые области и что развращение народа сделалось там общим, что в двух не многочисленных, по населению городах и в селениях на двух трактах находится более 500 мест винной продажи, и что целые семьи, занимающиеся этой торговлей, развращаются с малолетства». Но и в этот раз «встретилось единогласное сомнение в достижении ожидаемого результата от предполагаемых мер»[104 - Там же. С. 25.].

С критикой недостатков и за «совершенствование» акцизной системы выступил купец-старообрядец, бывший «король» откупщиков В.А. Кокорев. Выступая 15 февраля 1883 г. в Собрании сельских хозяев с докладом, он предложил осуществить следующие новшества: 1) «принимая в соображение, что различие климатических и почвенных условий, при обширности России, препятствует винокуренному производству быть одинаково выгодным во всех губерниях… надлежит установить поощрение (выдачу премий) для сельскохозяйственных винокуренных мелких заводов повсеместно, а в северных губерниях – в двойном размере против общего, дабы породить желание устраивать мелкие винокурни. Таковые премии должны существовать только для заводов, находящихся в дворянских имениях»; 2) выдача премий мелким винокуренным заводам не должна была составить для правительства новой статьи расхода поэтому сверх взимаемого акциза следовало установить дополнительный акциз по 2 коп. с градуса; 3) весь сбор обратить в особый капитал для выдачи из него винокуренных премий с целью урегулирования интересов винокурения; 4) при выдаче мелким сельскохозяйственным винокурням премий большие заводы не в силах будут конкурировать с мелкими и затруднятся в сбыте вина, поэтому всем крупным заводам, не вошедшим в разряд сельскохозяйственных, следует также сверх существовавших поощрений выдавать премию, но только при вывозе ими вина за границу. Этим способом установится постоянный экспорт хлеба за границу в виде спирта, а также сбыт бочек; 5) «для сбережения лучших сортов хлеба на пищу и на обсеменение полей существующие ныне нормы для выкурки вина из данного количества хлеба отменить. Система перекура заставляет употреблять на винокурение лучшие сорта хлебов, так что зерновые хлеба, нужные для посевов, трудно найти в продаже»; 6) «неоспоримая польза акцизной системы состоит в том, что она освободила продажу вина от монополии откупа; недостаток же выражается в остановке ее на половине пути, потому что продажа вина, не имея полной торговой свободы, поставлена в зависимость от открытия кабака, с неизбежным водворением в нем кабатчика. Чтобы довести акцизную систему до полного соответствия с народной пользой, потребно обратить вино в обыкновенный товар, т. е., уничтожив кабаки, предоставить продажу вина только навынос в запечатанной посуде, крупных и мелких размеров, каждой действительно для торговли существующей лавке, желающей торговать вином, причем патент хотя и должен оставаться как торговое свидетельство, но цену его следует понизить до возможно меньшего размера… при обращении вина в товар, вместо кабацкого пьянства возродится потребность в ежедневных домашних порциях, которые, при надзоре старших членов семейства, будут весьма умеренны; но в то же время правильное и постоянное употребление вина значительно увеличит его сбыт и усилит акцизный доход, не принося вреда благосостоянию, здоровью и народной нравственности»; 7) «дабы обеспечить населению возможность приобретать вино прямо из заводских или торговых складов, необходимо дозволить из них продажу по 1/4 ведра, вместо нынешнего предела в три ведра, который, стесняя покупателей и торговлю из складов, выгоден только для одних кабатчиков»; 8) «распивочная продажа хлебного вина и водок должна производиться только в местах, торгующих кушаньями, т. е. в трактирах, гостиницах, ресторациях и харчевнях, существующих не менее пяти лет, с взятием патентов по цене значительно возвышенной против цены патента на продажу вина навынос из лавок. Причем в видах сокращения пьянства, разрешение на открытие трактиров и харчевен в селениях должно зависеть непосредственно от надлежащих земств, а в городах – от городских управ»[105 - Кокорев В.А. Экономические провалы по воспоминаниям с 1837 г. СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1887. С. 151.].

В качестве примера В.А. Кокорев привел Прибалтику: «Всем нам больно, что мы не имеем того, что имеет Остзейский край, который, по сравнению Эстляндии (самой бедной из числа балтийских губерний) с соседними ей русскими губерниями, представляет такие выводы: Эстляндия имеет 143 винокурни с производством в год 3,5 млн ведер вина (40 %), а губернии: Санкт-Петербургская и Новгородская – 20 винокурен с производством 240 тыс. ведер. Эстляндия при населении в 350 тыс. по размеру своего винокурения может выкормить бардой ежегодно 35 000 быков, а Санкт-Петербургская – 90 штук и Новгородская – 2 400, при двухмиллионном населении этих губерний, кроме Петербурга. Остзейский край, за полным удовлетворением себя мясным продовольствием, доставляет на Петербургский скотопригонный двор до 10 000 быков ежегодно, а население Петербургской и Новгородской губерний не может выпустить на продажу ни одного быка, потому что и само не имеет мясного продовольствия»[106 - Там же. С. 152.].

Русский социолог, культуролог, публицист и естествоиспытатель; геополитик, один из основателей цивилизационного подхода к истории, идеолог панславизма Николай Яковлевич Данилевский не видел ничего страшного в налогах с продажи алкоголя: «Улучшение наших финансов именно путем хорошей системы косвенных налогов вполне достижимо, и достижимо в непродолжительном времени. Между предметами обложения есть один давно известный, который удовлетворяет всем требованиям хорошей и чрезвычайно доходной статьи. Я разумею хлебное вино. Питейный налог служит издавна предметом упреков нашей финансовой системе, как основанной на спаивании, развращении и разорении народа. Все эти упреки совершенно справедливы, поскольку они касаются систем взимания этого налога, как бывшей откупной, так и теперешней акцизной. Но тем не менее водка остается не только отличным, но даже наивозможно лучшим предметом обложения по своей сущности. Не будучи предметом необходимости, она вместе с тем обратилась в предмет чрезвычайно обширного потребления, которое хотя и вовсе не необходимо, даже едва ли полезно, но, по крайней мере, безвредно, если употребляется умеренно и если способ употребления не приправляется всякого рода соблазнами, развратом и даже преступлениями. Во всяком случае, употребление водки в народе, да и не в одном только народе в тесном смысле этого слова, а во всех классах общества, укоренилось, и с этим фактом надо считаться. Уничтожить или даже сколько-нибудь значительно уменьшить употребление водки невозможно ни обществами трезвости, ни развитием народного образования и школ как некоторые мечтают… Совершенно неверна также и та мысль, что народ пьет будто бы от бедности и нищеты, что стараются даже объяснить физиологически потребностью заменить недостаточность питания употреблением алкоголя, как средством, ослабляющим аппетит замедлением процесса круговращения вещества. Неверно это потому, что, несмотря на возгласы "либералов" известного пошиба и на статистические выкладки, основанные на данных, взятых с ветра, недостаточность питания есть прискорбное явление, свойственное только или некоторым исключительным местностям, особенно неблагоприятствуемым условиями почвенными, климатическими, а также, к еще большему сожалению, и условиями общественного строя или некоторым годам, как, впрочем, это не у нас одних, а и везде бывает»[107 - Данилевский Н.Я. Несколько мыслей по поводу низкого курса наших бумажных денег и некоторых других экономических явлений и вопросов // Русский вестник. 1883. № 8. С. 473–533.].

Также Н.Я. Данилевский поддержал идею «Московских ведомостей» о введении казенной винной монополии: «Весь вопрос в том, чтобы сделать это питье водки по возможности менее вредным для народа и по возможности более доходным для казны, буде обе эти цели не противоречат одна другой. Но, по счастью, они не только не противоречат друг другу, но даже и недостижимы одна без другой. Эта задача разрешается наивозможно удовлетворительным образом обращением продажи водки и прочих крепких напитков в монополию правительства. Мысль эта принадлежит "Московским ведомостям". Сама по себе она не новая, ибо казенная продажа была даже испытана на практике в двадцатых годах, и очень неудачно. Всю цену сказанной мысли придают два дополнительные условия. Во-первых, чтобы при этом была устранена всякая продажа распивочно и напитки продавались бы в запечатанных сосудах различной величины, что также не ново, потому что предлагалось и при других проектах устройства питейного дела; во-вторых, – что, сколько мне известно, действительно ново и предложено в первый раз, – чтобы цена питей была совершенно пропорциональна продающемуся их количеству, чтобы сотая часть ведра стоила и сотую часть цены ведра. Как всякое ясное и верное решение задачи, и это решение, кажется мне, должно поразить каждого беспристрастного человека своею простотой и очевидностью. Продажа вина в запечатанных сосудах устраняет весь вред кабаков, а цена пропорциональная количеству лишает выгод шинкарство, и следовательно низведет его до самых незначительных размеров… Положим, что расход казны составит 100 млн; все-таки монопольная продажа вина дала бы правительству не менее 90 млн руб., сумму, которая разом устранила бы дефициты, так сказать, развязала бы правительству руки на все необходимые и полезные расходы, в которых теперь поневоле приходится ему себя стеснять… Все кабацкие безобразия будут уничтожены. С прекращением барыша от перекура винокуренные заводы опять получат свое хозяйственное значение, скотоводство и хлебные урожаи увеличатся, а потребность в огромном количестве стеклянной посуды заставит возникнуть много стеклянных заводов с обеспеченным сбытом их продуктов в казну – обстоятельство, которое можно будет употребить в пользу, дабы завести у нас столь важное содовое производство»[108 - Данилевский Н.Я. Несколько мыслей по поводу низкого курса наших бумажных денег и некоторых других экономических явлений и вопросов // Русский вестник. 1883. № 8. С. 473–533.].

Идея казенной монополии также нашла свое отражение и в работах образованных в 1881 г. уездных и губернских комитетов для пересмотра действовавших правил о питейной торговле. Так, например, Орловский губернский комитет и его активные деятели орловский губернатор К.Н. Боборыкин и управляющий акцизными сборами И.И. Новицкий признавали создание казенной монополии лучшим способом для борьбы со злом свободной питейной торговли. В 1885 г. вопрос о введении казенной продажи питей был уже поднят Министерством финансов. Поводом для этого послужила ситуация в Пермской губернии. По результатам ревизии было выяснено, что между несколькими крупными винопромышленниками было заключено соглашение о значительном повышении продажной цены на вино, что в свою очередь отразилось и на поступлении акцизных доходов. Тогда было предложено ввести казенную продажу вина в «неблагоприятных» губерниях, в том числе Пермской и Орловской, для того, чтобы можно было оценить влияние этой реформы на контрабанду спиртом. Проект о казенной винной монополии был составлен в 1887 г. В объяснительной записке к предлагаемому проекту было указано, что из двух возможных форм казенной продажи – только оптовой или оптовой и розничной – первая не совсем пригодна, поскольку, «оставляя раздробительную продажу питей в частных руках, тем самым оставляет неогражденными интересы нравственности и трезвости населении». Поэтому правильной была признана вторая форма – в этой ситуации казна могла воспользоваться всеми выгодами от монопольной продажи. Между тем этот проект оказался нереализованным. «Как только управляющий акцизными сборами Пермской губернии заарендовал помещения для первых оптовых складов, купил несколько бочек спирта и объявил в Пермских губернских ведомостях о продажных на вино ценах, частные винопромышленники тотчас понизили цены до того же уровня и уже в октябре 1887 г. ходатайствовали перед Министерством финансов о непроведении на практике проекта казенной продажи вина»[109 - Цит. по: Дмитриев А.Л. Винные налоги и винная монополия в России в XIX – начале XX в. // История финансовой политики в России. СПб., 2000. С. 133.].

Положение Комитета министров «Об установлении казенной продажи вина в Пермской губернии» от 8 сентября 1887 г. предоставило министру финансов И.А. Вышнеградскому «в качестве временной меры» ввести казенную продажу вина и спирта из складов и ведерных лавок в тех местах Пермской губернии, где это окончательно необходимо». В июне 1888 г. министру финансов было предоставлено право вводить казенную монополию и в Сибири, «где это признано необходимым». Казна брала на себя производство и продажу вина по фиксированным ценам. Стоимость вина включала в себя сумму, затраченную казной на его производство и расходы на поставку вина в магазин, на акцизное правление и акцизный сбор. Министр финансов обязывался постоянно контролировать ход монополии в губернии и постоянно «издавать надлежащие указания о порядке хранения и продаже вина и вообще разъяснять вопросы» акцизным управлениям[110 - Быкова А.Г. Государственно-правовое регулирование производства и продажи алкоголя в Российской империи в XIX – начале XX в. Омск: Омск. юр. ин-т, 2006. С. 21.].

При первом обсуждении вопроса о введении винной монополии в Государственном совете на заседаниях 5 и 7 мая 1893 г. министр финансов С.Ю. Витте так охарактеризовал положительные и отрицательные стороны действовавшей акцизной системы: «Главные основания этой системы, как она была задумана и введена в 1863 г., заключаются в том, во-первых, что вино облагается акцизом до выхода его с завода, т. е. что ближайшему правительственному надзору подчиняется лишь производство вина, и, во-вторых, что продажа вина составляет предмет вольного промысла и что число мест продажи не подлежит ограничению. Неудобство второго из указанных положений обнаружилось с самого введения реформы. Со следующего же, 1864 г. правительство, усмотрев непримиримость принципа свободы торговли по отношению к вину, было вынуждено предпринять целый ряд мер к сокращению числа мест продажи для ограничения народного пьянства и отстранения вредных последствий этого бедствия… Сила кабатчиков осталась непоколебимой. Они продолжают спаивать, обирать и развращать народ всеми средствами… Свобода кабацкого промысла несовместима с значением в государственном и народном хозяйстве вина, составляющего предмет сего промысла. Интересы фиска и народного здравия требуют правильного развития потребления вина и уничтожения злоупотреблений в потреблении этого продукта… Кабатчики заинтересованы только в том, чтобы в данное время народ выпил возможно больше, и не только с той целью, чтобы таким образом продать в данный момент больше вина, но в особенности для того, чтобы обезумленное население и надорванное население обратить в своих рабов… Вот почему невозможно придумать такие постановления, которые, при свободе промысла на всем обширном пространстве империи, ограничивали бы пьянство, не подрывая интересов фиска и не препятствуя здоровому потреблению вина»[111 - Витте С.Ю. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве. М., 1997. С. 107–108.].

Однако в Государственном совете проект введения винной монополии встретил сильное противодействие, в качестве главных доводов против такой реформы выдвигались следующие аргументы: 1) неуверенность в финансовых результатах реформы; 2) возможные злоупотребления среди чиновников по казенной продаже нитей; 3) сомнения в благотворном влиянии реформы на потребление спиртных напитков населением. После длительных прений Государственный совет все же решил выделить денежную сумму (739 тыс. руб.) для подготовительных работ по введению монополии сначала в четырех губерниях Заволжского района – Пермской, Самарской, Уфимской и Оренбургской. Такой выбор определялся тем, что этот район был весьма обособлен от других областей России, и в нем очень сильно проявлялось влияние монополии частных виноторговцев.

С.Ю. Витте вспоминал о прохождении законопроекта о казенной винной монополии через Государственный совет: «Конечно, я встретил громадные затруднения в Государственном совете. В то время среди членов Государственного совета был Грот, человек очень авторитетный в питейном деле, который явился рьяным моим противником. Но, кроме того, мысль о питейной монополии была так необычайна и так нова, что вообще внушала всем седовласым членам Государственного совета некоторый страх; с одной стороны, потому, что она не укладывалась в рамки правоверной финансовой науки и не соответствовала европейской действительности, а, с другой стороны, страх возбуждался и тем, что на меня смотрели, как на молодого человека, который все что то ломает, все создает что то новое и боялись моих молодых увлечений. Конечно, члены Государственного совета ошибались только в том смысле, что хотя я и был в то время сравнительно молод, – мне было 42–43 года, – но они забывали, вообще, упустили из виду то обстоятельство, что раньше, чем я сделался министром, с 21 года я работал в больших промышленных и экономических частных делах, а поэтому за прожитые мною 20 лет я имел гораздо больше практического опыта, практической сметки и практических знаний, нежели те, которыми обладало громадное большинство членов Государственного совета, которые всю свою мудрость и все свои знания почерпали или из книг, или из петербургских салонов, так что, с этой точки зрения, я был гораздо боле зрел, опытен и старее их»[112 - Витте С.Ю. Воспоминания… Т. 1. Кн. 1. С. 349.].

В.И. Гурко посмотрел на выступления С.Ю. Витте Государственном совете с несколько иной стороны: «Государственный совет… был в особенности и прежде всего примирительной камерой между спорящими, а подчас и враждующими между собой министрами. Понятно, что при таких условиях в Государственном совете выявлялись всего ярче как общая политика, так и личные свойства отдельных министров, поскольку они вообще имели отношение к общей государственной политике. Среди таких министров, конечно, на первом плане выступает фигура С.Ю. Витте… В чинном распорядке Государственного совета Витте, несомненно, представлял некоторый диссонанс. Его огромная, несколько нескладная фигура с не в меру длинными даже для его роста руками, его лишенное особой выразительности обыденное, некрасивое лицо, его простая, чуждая всяких трафаретных оборотов, слегка грубоватая, скажу даже не совсем культурная речь с весьма заметным южным – одесским – акцентом, его полное пренебрежение ко всяким традициям "высокого собрания" производили сначала несколько странное и не вполне выгодное впечатление. Оратором его отнюдь нельзя было назвать, речь его не только не блистала цветами красноречия, но даже не отличалась складностью и особой последовательностью, и, тем не менее, впечатление он производил большое. Витте был, безусловно, психологом, и при всей кажущейся простоте и безыскусственности своей речи хорошо знал, с кем имел дело, и соответственно строил свои соображения. Не чужда была Витте и лесть, иногда даже слишком явная; умел он сразить противника и личными выпадами и вообще нередко прибегал к соображениям ad hominem ; не останавливался он и перед фактами, подчиняя их своим соображениям и даже свободно их изобретая… В отношении Государственного совета способ действий Витте был тот же, который он широко практиковал в других областях своей деятельности. Всегда хорошо осведомленный о том, какие лица имеют в данной среде или по данному вопросу преобладающее влияние, он направлял именно на них все свое внимание, причем для того, чтобы заручиться их содействием, а в особенности освободиться от их противодействия, прибегал к разнообразным мерам, сводившимся, однако, в сущности к одной – подкупу. Одних он подкупал лестью, других, и, увы, это было большинство, более реальными выгодами. Последнее для Витте было всегда доступно. Кроме большого числа хорошо оплачиваемых должностей – а у всякого есть если не сыновья, то племянники или вообще близкие, которых надо пристроить, – в распоряжении министра финансов имелся государственный кредит. Независимо от Государственного банка, выдававшего не только торговые, но и промышленные ссуды, в ведении Витте были и Дворянский и Крестьянский земельные банки, причем последний мог приобретать земельные имущества почти по любой цене»[113 - Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого… С. 49.].

В июне 1893 г. С.Ю. Витте добился создания при Департаменте неокладных сборов особого отделения, которое занималось подготовкой документации и в целом делопроизводством по казенной продаже вина. В четыре восточные губернии были направлены должностные лица, которым поручалось проанализировать ситуацию на местах по возможному введению казенной монополии. Прежде всего, от них требовалось собрать сведения о положении винокуренной промышленности и «тех условиях, при которых может быть осуществлена казенная продажа». Министерство финансов обратило внимание на то, что промышленность Пермской, Уфимской, Оренбургской и Самарской губерний производила 315 000 ведер ректификованного спирта, а население губерний потребляло около 3 000 000 ведер в год. Поэтому многие владельцы винокуренных заводов обратились в министерство с просьбой о предоставлении им права выкуривать большее количество напитков. В ответ министерство распределило между заводчиками еще 1 200 000 ведер 40-градусного спирта. Принявшим этот заказ заводчикам выдавались ссуды под 4 % годовых из средств, ассигнованных на введение казенной продажи напитков. В будущем на территории этих губерний предполагалось построить спиртоочистительные заводы – в Перми для ректификации 650 000 ведер спирта, в Уфе – 450 000 ведер, в Оренбурге – 400 000 ведер, в Самаре – 900 000 ведер[114 - Быкова А.Г. Государственно–правовое регулирование производства и продажи алкоголя в Российской империи в XIX – начале XX в… С. 132.]. Кроме того, министерство озаботилось рассмотрением вопросов о модернизации спиртоочистительных систем, способов фильтрации и целого ряда других технических сторон производства и очистки алкогольной и спиртосодержащей продукции.

Таким образом, в России закончилась эпоха акциза и начался период казенной винной монополии, создателем которой был министр финансов С.Ю. Витте. Вместе с тем следует отметить, что идея возрождения в нашем государстве монополии на продажу спиртного возникла задолго до ее введения. Данный вопрос разрабатывался М.Н. Катковым, Н.Я. Данилевским, А.П. Шиповым и др. Сторонником казенной винной монополии также был сам император Александр III. Правда, при жизни его в этом вопросе не поддержал ни один министр финансов и этот нерешенный вопрос достался в наследство его сыну – Николаю II, который был по сути своей либералом и пытался всеми силами походить на своего деда-реформатора Александра II. Тем не менее после смерти своего отца, он оказался в ситуации, где главную скрипку играли В.П. Мещерский и К.П. Победоносцев. В 1895 г. умер Председатель Совета министров Н.Х. Бунге – либеральный наставник Николая II и противовес К.П. Победоносцеву. Относительно молодой С.Ю. Витте стушевался и временно отступил, по крайней мере публично, от своих либеральных взглядов. И новому царю пришлось практически до 1905 г. существовать в консервативном окружении своего отца. Казенная винная монополия вводилась прежде всего в интересах государства, точнее государственного бюджета, а не частного предпринимателя. Либерализмом здесь и не пахло – монополия должна была поддерживать сильное государство, недаром впоследствии на нее так ополчилось все российское либеральное сообщество. Тем не менее маховик реформы был запущен, и остановить его пока было нельзя.

2. Действие казенной винной монополии – удачи и просчеты

2.1. Введение винной монополии

Питейная реформа 1894 г. была утверждена на следующих основных принципах: 1) пьянство, помимо неисчислимого вреда нравственным интересам страны, наносит наименьший вред ее экономическому благосостоянию, а вместе с тем делает шатким государственный бюджет; поэтому, независимо от общих государственных целей, в интересах самого финансового ведомства необходимо стремиться к возможному – при наличных культурных условиях – сокращению и даже уничтожению пьянства, от чего можно только ожидать увеличения общей суммы государственных доходов; 2) для уничтожения или сокращения пьянства признано необходимым изъять питейную торговлю из рук частных лиц, извлекающих из пьянства огромные – прямые и косвенные – выгоды и потому поощряющих к нему население; 3) распивочные заведения, торгующие исключительно водкой, должны быть совершенно уничтожены по той причине, что эти заведения располагают посетителей к чрезмерному потреблению спиртных напитков и что домашнее распитие вина, происходящее под надзором семьи, поведет к ослаблению пьянства и к уменьшению вредных его последствий; 4) для отвлечения народа от пьянства и для разумного препровождения им свободного времени признано необходимым создать особые органы (Попечительства о народной трезвости), на которые возложена обязанность устраивать всякого рода сценические зрелища, чайные, столовые, народные чтения, певческие хоры, библиотеки, читальни и т. п.; 5) для устранения искусственных и естественных примесей к этиловому спирту признано необходимым обещаемое в народное потребление вино приготовлять исключительно из ректификованного спирта, а приготовленное из этого спирта вина производить исключительно средствами казны; 6) в предотвращение злоупотреблений торговлею теми напитками, которые оставлены в руках частных лиц (пиво, виноградные вина и т. п.), а также для того, чтобы заведения трактирного промысла в точности соответствовали своему назначению, признано необходимым изменить и дополнить действующее в этом отношении законодательство в том смысле, чтобы все частные заведения, торгующие спиртными напитками, ни в каком случае не могли сделаться сосредоточием пьянства[115 - Зайцева Л.И. С.Ю. Витте и Россия Ч. 1. Казенная винная монополия (1894–1914). По научным публикациям и архивным материалам конца XIX – начала ХХ в. М., 2000. С. 34.].

Однако многие считали, что одной из причин введения винной монополии послужили стачки виноторговцев и заводчиков в восточных губерниях, где виноторговцы устраивали правильные съезды и устанавливали цены на вино. Они скупали разрешительные свидетельства сельских обществ (сельские общества имели право разрешать и запрещать винную торговлю в своей черте) и закрепляли за собой монополию продажи вина. В городах виноторговцы также закрепляли за собой торговлю алкоголем, располагая городские управления в свою пользу путем внесения крупных сумм «на благотворительные цели». Таким образом, хозяевами положения и в городе и в деревне стали виноторговцы, и они имели полную возможность повышать цены на вино и его фальсифицировать. Для казны же возникала большая опасность, что потребление, благодаря дороговизне вина, сократится, и вследствие этого уменьшатся поступления от акциза[116 - Канель В.Я. Алкоголизм и борьба с ним. М., 1914. С. 468–469.].

Другой причиной питейной реформы была поддержка сельскохозяйственного (дворянского) винокурения. Так, согласно правилам 1904 г. заготовка всего необходимого для казны спирта производилась путем распределения этого количества между винокуренными заводами для поставки в казну по заранее определенным ценам. Цены спирта, приобретаемого по разверстке, были непомерно высоки. В то время, как цена на спирт, приобретаемый с торгов, составляла около 40 коп. за ведро с доставкой, цены на спирт, приобретаемый по разверстке, достигали 57 коп. без доставки. Министерство финансов имело полную возможность, устанавливая тот или другой размер цен, оказывать в скрытой форме субсидии сельскохозяйственному винокурению.

Третьей причиной введения винной монополии было то, что акцизная система все же не оправдала тех надежд, которые на нее возлагали. От действовавшей ранее государственной монополии, осуществляемой путем сдачи на откуп, и от проекта оптовой продажи отказались, рассчитывая, что при свободной продаже и интерес государственной казны будет лучше соблюден при помощи установления акциза, и пьянство если не исчезнет, то должно будет принять другие формы. Но оказалось, что свобода в этой сфере дает весьма печальные результаты. Вместо того, чтобы, имея под рукой дешевое вино, привыкнуть к нему и потреблять его в умеренном количестве, как того ожидали, население продолжало потреблять спиртные напитки, пользуясь большим количеством мест их продажи. Следовательно, откуп как бы воскрес вновь в смысле бесконтрольного и монопольного хозяйничания людей и организаций, сильных своим богатством и влиянием. К тому же поступления от акциза при повышении ставки налога не давали желаемых результатов. По-видимому, наступало либо «налоговое переутомление», при котором повышение сбора приводит к сокращению потребления, либо тайная выкурка и тайный привоз при высокой цене, которые становились особо выгодными и заменяли легальный сбыт[117 - Игнатенко Д.И. Государственно-правовое регулирование финансовой деятельности в России в XVIII – начале XX в.: Историко-правовой анализ : дисс. … д-ра юрид. наук. С. 131.].

«За первые семь лет акциза со спирта, ? писал Государственный контролер П.Х. Шванебах, – поступало в среднем по 116 млн в год. Тридцать лет позже, непосредственно перед введением монополии, в 1893 г. и 1894 г., акциза получено 231,7 и 264,9 млн руб. … За эти тридцать лет население империи увеличилось на 50 с лишком процентов… Если бы акцизный налог возрастал в уровень умножения населения…, то к 1893 г… мы должны были получить 350–360 млн руб. … Но дело в том, что по мере повышения обложения акцизная пружина утрачивала свою упругость… Становилось ясным, ? что предел доходности водочного налога в границах акцизного обложения достигнут; что для извлечения большего дохода надо прибегнуть к более совершенному фискальному снаряду ? такой снаряд есть монополия. Ни наука, ни практика не изобрели пока для косвенного обложения более совершенного аппарата»[118 - Шванебах П.Х. Наше податное дело. СПб., 1903. С. 51–53.].

С.Ю. Витте считал, что при жизни императора Александра III он «имел счастье провести все основы питейной монополии. Она при нем только начала вводиться, а затем ввелась в следующее царствование… главное затруднение при введении питейной монополии встретилось тогда, когда мне пришлось ввести ее в Петербурге. Все поднялось на ноги. Насели на прекрасного, благородного великого князя Владимира Александровича. Говорили, что, если я введу питейную монополию в Петербурге, то явится чуть ли не восстание. Влияние это на великого князя было оказано теми лицами, которые были заинтересованы в питейных доходах. Этот благородный великий князь, очень мало еще тогда меня знавший, вместо того, чтобы поговорить со мною, так воздействовал на императора Николая II, что император Николай II за несколько дней до введения питейной монополии, вдруг усомнился, боясь, что не будет ли каких-нибудь затруднений и смут по случаю введения монополии. Мне пришлось объяснить это его величеству только в нескольких словах… молодой император Николай II в первые годы своего царствования во всем мне вполне доверял, и у меня не было в этом отношении никаких затруднений со стороны его величества, вероятно, потому, что он почитал заветы своего отца… я не встречал никаких затруднений со стороны императора Николая II во всем, касающемся непосредственно ведомства финансов»[119 - Витте С.Ю. Воспоминания. СПб., 2003. Т. 1. Кн. 1. С. 346–348].

Положение о казенной продаже питей от 6 июня 1894 г. гласило: «Продажа спирта, вина и водочных изделий на местное потребление составляет исключительное право казны… Ввоз в район казенной продажи питей частными лицами для собственного употребления спирта, вина и водочных изделий в количестве свыше 1/10 ведра воспрещается… Очистка спирта перегонкой, а равно выделка водочных изделий производится на частных и казенных заводах… Условия производства очистки перегонкой и выделки водочных изделий по заказам казны определяются министром финансов… Частные водочные заводы приобретают спирт для выделки из него водочных изделий исключительно от казны, по ценам, назначаемым министром финансов… Приготовление вина из очищенного перегонкой спирта и разлив его в стеклянную посуду для снабжения им мест продажи производятся в казенных складах… В случае надобности для разлива вина в посуду открываются тем же порядком особые разливные пункты… Продажа означенных продуктов производится из принадлежащих казне заведений, а также из заведений, содержимых частными лицами, которым эта продажа будет поручена казной… Вино и спирт поступают в продажу не иначе, как в очищенном перегонкой виде и крепостью не ниже 40 градусов… Низший и высший размеры цен вина, спирта и водочных изделий определяются законодательным порядком. В пределах этих размеров продажные цены назначаются министром финансов, причем цена части ведра должна быть пропорциональна цене целого ведра, с округлением долей коп.… Две трети потребности спирта для казенной продажи приобретается у винокуренных заводчиков района казенной продажи по ценам, ежегодно определяемым министром финансов и соответствующим местным условиям винокуренного производства… Остальная треть нужного казне спирта, не распределенная между заводчиками, а так же тот спирт, от поставки которого откажутся означенные заводчики, приобретается с торгов… Если торги не состоятся или если заявленные на них цены окажутся чрезмерно высокими, министру финансов предоставляется право заготовить необходимое количество спирта хозяйственным способом»[120 - Краткий очерк 50-летия акцизной системы взимания налога с крепких напитков и 50-летия деятельности учреждений, заведывающих неокладными сборами. СПб., 1913. С. 115.].

На территории Европейской России с 1 января 1895 г. казенная винная монополия вводилась в Восточном районе в 4 губерниях: Самарской, Оренбургской, Уфимской и Пермской; с 1 июля 1896 г. – в Юго-Западном районе в 9 губерниях: Бессарабской, Волынской, Екатеринославской, Киевской, Подольской, Полтавской, Таврической, Херсонской и Черниговской; с 1 июля 1897 г. – в Северо-Западном районе в 6 губерниях: Виленской, Витебской, Гродненской, Ковенской, Минской, Могилевской, а также в Смоленской губернии; с 1 января 1898 г. – в Северном районе в 4 губерниях: Олонецкой, Новгородской, Псковской, Санкт-петербургской, а также в Харьковской губернии и в Привислинском районе в 10 губерниях: Варшавской, Калишской, Келецкой, Ломжинской, Люблинской, Петроковской, Плоцкой, Радомской, Сувалкской, Седлецкой; с 1 июля 1900 г. в 7 губерниях: Курляндской, Лифляндской, Эстляндской, Воронежской, Курской, Ставропольской, Черноморской, а также в областях Войска Донского; с июля 1901 г. в 19 губерниях: Архангельской, Астраханской, Владимирской, Вологодской, Вятской, Казанской, Калужской, Костромской, Московской, Нижегородской, Орловской, Пензенской, Рязанской, Саратовской, Симбирской, Тамбовской, Тверской, Тульской и Ярославской, а также в двух областях – Уральской и Тургайской[121 - Норов В. Казенная винная монополия при свете статистики. СПб.: Тип. Н.Н. Клобукова, 1904. С. 2.].

В Западной Сибири, в губерниях Тобольской и Томской, областях Акмолинской и Семипалатинской казенная продажа питей учреждалась с 1 июля 1902 г. на основании высочайше утвержденных 4 июня 1899 г. и 20 мая 1902 г. мнений Государственного совета. Из этого постановления были исключены лишь Березовский и Сургутский уезды, Нарымский край, а также прилегавшие к ним другие местности Тобольской и Томской губерний, в которых торговля крепкими спиртными напитками производилась по прежним правилам Устава об акцизных сборах. Винная монополия распространялась по регионам постепенно, по мере их подготовленности. «Положение о казенной продаже питей» начало действовать на указанных территориях с 1 июля 1904 г. согласно закону от 22 декабря 1903 г. и соответственно по всей Западной Сибири[122 - Андрющенко Б.К. Винная монополия в Западной Сибири и организация казенной торговли // Вестн. Том. гос. ун-та. 2003. № 276. С. 167–170.]. На Восточную Сибирь винная монополия распространилась также с июля 1904 г. Таким образом, казенная реализация спиртосодержащей продукции была учреждена в 75 губерниях и областях страны, за исключением Закавказья, Среднеазиатских владений, Амурской, Приморской, Камчатской и Сахалинской областей. На этих территориях сохранялось действие Устава об акцизных сборах. В самой системе распространения монополии четко прослеживается намерение правительства поддержать сокращающийся питейный сбор. Казенную продажу начали вводить именно в тех восточных губерниях страны, где было наименьшее потребление вина – 0,35 ведра на человека. Затем монополия вводилась в тех юго-западных и малороссийских губерниях, где наблюдалось особенно быстрое падение спроса, и, в последнюю очередь, в регионах с устойчивым уровнем потребления.

Приступая к введению в России казенной продажи питей, Министерство финансов не только пообещало дать народу очищенное вино (свободное от примесей, особенно вредных для здоровья потребителей), но одновременно и приняло к осуществлению этого обещания соответствующие меры. Главные из них сводились к следующему: 1) весь сырой спирт, нужный для казенной винной операции, подвергался на частных и казенных заводах очистке ректификацией (один из способов разделения жидких смесей, основанный на различном распределении компонентов смеси между жидкой и паровой фазами) под непосредственным наблюдением чиновников акцизного надзора, система ректификационного аппарата для каждого завода и весь порядок работ на казны представлялся на утверждение казенного управления; 2) спирт-сырец, поступавший в казну, должен удовлетворять следующим требованиям: а) быть выкурен исключительно из хлебных «припасов» или картофеля, что удостоверялось окружным акцизным управлением по месту производства спирта; б) крепость спирта должна была быть не ниже 80

; в) содержание сивушных масел в спирте-сырце не должно было превышать 0,8 % по весу на абсолютный алкоголь; г) спирт не должен был иметь несвойственных спирту-сырцу запаха, вкуса и посторонних примесей; д) сырой паточный спирт не принимался в казну. Он мог приобретаться только в ректифицированном виде и в местностях, население которых привыкло к такому спирту. Паточный спирт сравнительно труднее очищался из-за сложного состава заключающихся в нем примесей ректификацией[123 - Кршижановский В.Ю. Чистота казенных питей, приемы их изготовления и качество основных материалов (сырые и ректификованные спирты, древесный уголь и прочее), при этом применяющихся. Тверь: Типолитография Н.М. Родионова, 1906. С. 11–12.].

Еще с 1888 г. предпринимались различные меры к тому, чтобы создать в России ректификационное дело, однако оно двигалось медленно, и весь ректифицированный спирт или вывозился за границу, или потреблялся состоятельными классами; среди простого народа распространялась водка «холодной» очистки (методом фильтрации), причем уже в раздробительной продаже она еще более ухудшалась вследствие добавления острых и почти всегда вредных искусственных примесей, имевших целью или устранить неприятный вкус естественных примесей, или замаскировать «слабость» спиртового раствора. Поэтому признано было необходимым взять в руки казны не только раздробительную торговлю водкой, но также и ректификацию спирта и очистку водки, причем последняя операция должна производиться исключительно на казенных складах, ректификация же спирта осуществлялась частью на казенных заводах, но преимущественно на частных – под непосредственным наблюдением лиц казенная управления.

В период казенной винной монополии широкое распространение приобрели вновь строившиеся государственные заводы. Эти казенные водочные заводы назывались «винные склады». Слово «склад» в названиях таких учреждений возникло в определенном смысле случайно. Еще до введения государственной винной монополии, в 1888 г. Министерство финансов разработало Положение о казенных винных складах. Согласно первоначальной редакции этого документа предполагалось, что склады будут распределять алкогольные напитки по казенным винным лавкам. Впоследствии же функции складов были существенно расширены, при них открылись очистные отделения и готовились сами спиртные напитки. Положение это действовало до 1915 г., когда в связи с начавшейся Первой мировой войной ректификация спирта в спиртоочистительных отделениях при казенных винных складах была приостановлена, а в 1916–1917 гг. полностью прекращена.

Ректифицированный спирт доставлялся на казенные очистные склады для приготовления водки. После приемки и проверки спирта он по трубам переливался в цистерны, откуда также по трубам поступал в сортировочные чаны. Здесь спирт разбавляли водой в определенной пропорции, и из чанов он при помощи насосов перетекал в так называемые напорные чаны. Из них разбавленный спирт проходил последовательно через несколько фильтров, наполненных чистым древесным углем (березовым и липовым), а затем через песочник, наполненный песком, битым, промытым стеклом и ватой, марлей или холстом. После такой очистки спирт поступал в сборные чаны, где он или разбавлялся водой, или смешивался со спиртом до необходимой крепости. Для приготовления столовой водки испытанный на чистоту ректифицированный спирт подвергался вторичной ректификации, для чего он «рассиропливался» до 40