– Меня вообще Гудим зовут, – немедля отозвался тот, – но можешь и Рябым звать, мне всё едино. А ведут нас, как я слышал, в главный город, который зовётся Хазаран. Что будет с нами, не знаю. Но точно скажу, там мы и сгинем навек.
Радомир нахмурился. Пропадать на чужбине ему совсем не хотелось.
– А бежать? Может бежать?
Рябой засмеялся.
– Как? Был тут один. Разрезал черепком верёвку да побежал. Печенег тут же ногу ему стрелой пробил. А потом они ему брюхо разрезали и подвесили на дереве помирать. А нам сказали, что будет так с каждым, кто ещё побежит.
Потом, подумав, Рябой добавил:
– А если бежать, то сейчас. Потому что скоро перейдём большую реку, а там всё, конец.
6.
К реке они вышли уже к концу следующего дня. Миновав небольшой лесок, отряд оказался над кручей, откуда видно было далеко вокруг. Река, широкая, так что другой берег едва видно, медленно текла с севера на юг, дугой огибая гору, на которой стояла небольшая крепость. Внизу, под горой, там, где в большую реку впадала речка намного меньшая, виднелись какие-то постройки и множество лодок, вытащенных на берег. Широкая пристань на толстенных сваях выдавалась далеко вперёд, и как раз сейчас там с большого парома выгружался конный отряд.
– Шамбат, – ни к кому не обращаясь, сказал хазарин, – Высокая крепость.
Видно, он имел в виду укрепление на горе.
Отряд стал спускаться по плотно утоптанной дороге между двух холмов. Теперь Радомир хорошо видел берег, к которому примыкал то ли посёлок то ли торг, где между постройками безостановочно сновали люди.
Пока они спускались, от крепости по склону им навстречу поскакал человек на белом коне. За ним в небольшом отдалении следовали два всадника с волчьими хвостами на шлемах. Поравнявшись с отрядом, человек осадил коня и поднял правую руку.
– Мир тебе, Рафаил! – выкрикнул он, обращаясь к Белому Хазарину.
– Привет, Борух! – отвечал тот.
Они соскочили с коней и крепко обнялись. Тот, второй был пониже ростом, смуглый, темноволосый, с такой же коротко остриженной бородой и усами подковой. Глаза глубоко посаженные, почти чёрные. Сам тоже сухощавый, но черты лица не такие резкие и хищные, как у Белого Хазарина.
– Твой поход был удачен? – Спросил Борух, беглым взглядом окинув остановившийся караван.
– Какое там! – Отмахнулся Белый Хазарин. – Сакалибы совсем обнаглели. В лесах прячутся, платить не хотят. А вон тот… – он ткнул хлыстом в сторону Радомира, – убить меня хотел.
– Зачем же ты его с собой везёшь? Там бы и оставил… в назидание остальным.
– Остальных вороны доедают, – сказал Рафаил. – А этот смелый, дерзкий. Пусть поживёт пока. Если не сдохнет, будет хороший боец.
Борух с сомнением посмотрел на Радомира и покачал головой.
– Что это там у тебя за народ? – спросил Рафаил, кивнув в сторону пристани.
– Да вот конницу прислали, тридцать всадников. Можно подумать они меня спасут.
Отряд неспешно двинулся в сторону крепости. Она представляла собой огороженное валом и частоколом пространство, посреди которого возвышался громадный сруб с крытой площадкой для лучников наверху. Теперь было хорошо видно, что часть частокола разобрана, на валу суетятся рабочие, а рядом сложены новые, свежеструганные брёвна.
– Дыры латаешь? – Белый Хазарин кивнул в сторону стройки.
– Новый вал насыпали, – сказал Борух. – Повыше. И ров поглубже.
Они ехали впереди, стремя в стремя. Остальные следовали за ними.
– Опасаешься чего-то?
– Плох тот командир гарнизона, который ничего не опасается.
Дорога сначала шла под гору, а потом начала круто подниматься вверх. Внизу, у пристани отряд конницы уже закончил выгрузку.
– Сколько у тебя людей? – Рафаил взглядом опытного воина осматривал укрепления. Судя по выражению лица, они его не сильно впечатлили.
– Полсотни, – Борух поморщился. – Наёмники. Ненадёжный контингент, сам знаешь. И все с причудами. Арсии не хотят сражаться пешком, сакалибы не хотят сражаться на конях, русии не хотят сражаться против своих…
– У тебя и такие есть?
– Нет, русиев нет. Опасный народ. С ними дел лучше не иметь.
– Думаешь?
– Уверен.
– Но зато у тебя теперь есть конница.
– Что толку от конницы, если она заперта в крепостных стенах?
– Тоже верно.
Здесь, наверху было ветрено. Ветер трепал плащи всадников, волчьи хвосты на шлемах печенегов и знамёна с изображением солнца над крепостными воротами. Но, когда они въехали в ворота, ветер сразу стих.
– Там, в роскошных садах Атиля, они совершенно не понимают, что происходит здесь, на дальнем рубеже, – Борух соскочил с коня и отдал поводья слуге, который возник рядом так, словно вырос из-под земли. – Никто, кроме сборщиков дани, вроде тебя, не появляется в этих местах. Мы здесь предоставлены сами себе, зажатые между лесом и степью. Боюсь, случись что, нам даже на помощь никто не придёт.
– Я буду говорить с правителем, – тоже сойдя с коня, сказал Рафаил, – и доведу до его ведома положение дел.
– А каково оно на самом деле? – Борух усмехнулся. По выражению его лица было видно, что ответ ему заранее известен.
– Мы не контролируем земли за Данапром. Правый берег давно живёт своей жизнью. Немногие, вроде меня, ещё рискуют отправляться туда, но уходить слишком далеко на запад опасно.
– Баджнаки? Мадьяры?
– Баджнаки правобережья нам не подчиняются. Как и мадьяры, с которыми теперь всё чаще приходится воевать.
– Но ведь дело не только в этом?
– Да, не только.
– Пойдем, выпьем вина. Тут один мой старый друг привёз несколько бурдюков отличного вина из самого Дербента. Жаль оно быстро заканчивается. Здесь такого не достать.
Когда по грубой, но крепко сбитой лестнице через квадратный люк в полу они поднялись в самое верхнее помещение сруба, служившее одновременно командным пунктом и местом обитания начальника гарнизона, Борух достал два больших серебряных кубка и наполнил их вином.