Три источника (сборник)

– А ну, кыш отсюда, пионеры! – злобным, как ему казалось, уголовным голосом произнес он, но никто не двинулся с места.

– Пионеры, дядечка, давно были, – сказал один.

– А теперь никаких пионеров нет, – подтвердил другой.

Жирмудский приподнялся на четвереньки. Закололо сердце, опять стрельнуло в ногу, он не обратил внимания… Сейчас вся его ненависть была сконцентрирована против этих существ. Племя младое, незнакомое…

– Вот, выйду и покажу вам, как это пионеров нет, – сказал Жирмудский.

В узком месте четырехугольника, меж двух стволов была дыра, ведущая наружу. Жирмудский прополз через эту дыру и оказался в лесу. Пока он полз, пионеры лениво отбежали на несколько шагов и остановились. Жирмудского заела злоба, что они совсем не боятся его.

– Не парься, мужик, – сказал один.

– Расслабься, – поддакнул другой.

– Вот, я сейчас встану и покажу вам не парься и расслабься, – взвизгнул Жирмудский, испытав жгучую обиду за русский язык.

Он и вправду попытался встать, но вдруг резкая боль пронзила левую ногу снизу доверху, взорвалась в колене и ринулась обратно, к стопе… Жирмудский повалился на землю, чуть не угодив в вяло дымящий костер.

Пионеры, кинувшись было наутек, вновь остановились у ствола сосны, исподлобья глядя на него.

Жирмудский тяжело дышал, капля пота проехала по лбу. Сломана нога, вот что. И в такой ситуации надо помощи у пионеров просить, а не ругаться с ними. Пусть как-нибудь до дома доведут.

– Короче, ребята! – бодрым голосом начал он, но вдруг кашлянул от дыма. – Застрял я тут. Мне б палку какую-нибудь сломать, до дома добраться…

Пионеры переглянулись. Молчание длилось.

– Я говорю, – каким-то неожиданно тонким, неприятным голосом повторил Жирмудский, – мне бы палку какую-нибудь.

– Палку, слышь, хочет? Палку ему…

– Палку ты жене своей будешь кидать. В жопу.

И Жирмудский понял, что сейчас с ним будет, а будет нечто такое, чего никогда раньше не было, нечто такое, о чем тот, с кем это происходит, никогда уже не сможет рассказать другим.

Один из пионеров, тот, что был покрупнее, нагнулся и подобрал что-то с земли. Это и вправду оказалась палка, вернее – длинная узкая жердь.

Как же так? Ведь была, работала защита… И Жирмудский, словно Колобок, катился по этой жизни, легко ускользая от врагов. Он был твердо уверен, что до тех пор, пока он не выполнит свое высокое предназначение, не напишет отпущенное ему количество строчек, с ним ничего такого не произойдет.

Что же это получается? Выходит, что он уже всё написал, и вездесущий Собиратель Стихов готов выбросить его, словно отработанный материал, словно горелый шлак, словно говняную бумажку.

Пионер, тот что покрупнее, приблизился и осторожно потыкал Жирмудского жердью. Оглянулся на своего товарища, широко улыбаясь.

– Ты понял? Он встать не может.

– Наш! – радостно воскликнул маленький пионер.

Он недолго поискал на поляне и тоже вооружился. Это был сухой ствол елки, целое маленькое деревце, с корнем. Именно этим корнем и получил Жирмудский первый удар по голове. Он заслонился локтем и тут же почувствовал болезненный тычок в подмышку, жердью.

– Ребята, вы чего? – глупо спросил он, слыша в своем голосе мерзкие заискивающие нотки.

– Зачистка, – объявил крупный пионер.

– Мы это… От ублюдков нашу русскую землю чистим, – поддакнул мелкий.

И тут же серия ударов обрушилась на него. Жирмудский то защищался, то цеплялся за орудия, превозмогая боль. Всё замелькало, словно понесло кинопленку, и в звуках также заскрежетала зловещая тарабарщина… Наконец, ему удалось ухватить обеими руками и елку, и жердь. Жирмудский был гораздо сильнее этих детей, и он смог утянуть к себе орудия своего убийства. Теперь он сидел, подмяв под себя жердь и размахивая над головой елкой с корнем. Не смогут подойти.

– Ничего, – сказал крупный пионер. – Давай его кирпичами забросаем.

На земле, вокруг костра валялось несколько кирпичных половинок, принесенных сюда для жаровни. Крупный пионер подобрал одну и, покачав в воздухе, оценив, значит, массу, перекинул с ладони на ладонь. Его пальцы сразу сделались черными от сажи.

– Надо точно в голову попасть, – заметил мелкий.

– Ничего, мы потренируемся сейчас.

Крупный отошел на несколько шагов и метнул кирпич в ствол сосны. Промазал, и кирпич улетел прочь, покатился, шелестя, по траве.

– Вот видишь? – укорил его мелкий и быстро засеменил за кирпичом: было ясно, что ему нравится шестерить перед другом.

– Давай ближе подойдем. Как в картошку играть, – сказал крупный.

– Точно! А картошка – это вот он будет, урод.

– Не подходи! – взвизгнул Жирмудский.

– Ага, послушались, – беззлобно сказал мелкий.

Пионеры, каждый с двумя кирпичами в руках, остановились ровно у того рубежа, куда Жирмудский мог достать своей елкой с корнем. Он крутил елку над головой, холодея от ужаса. Корень описывал в дымном пространстве косматый круг диаметром метра три, и сразу у его края стояли пионеры.

– Можно еще чуть-чуть, – заметил крупный.

Они переместились на полшага ближе. Похоже, им доставляло большое удовольствие так рисковать: теперь корень проносился в нескольких сантиметрах от их лиц.

– Не достанешь, не достанешь! – пропел мелкий пионер и широко размахнулся кирпичом.

– Стой! – приказал крупный. – Так не пойдет. Надо с разных сторон зайти. И разом ударить. Как в картошку.

Мелкий зашел Жирмудскому в тыл. Жирмудский перестал махать елкой, засунул ее под себя. Он бешено вертел головой, чувствуя, что его голова трясется от предсмертного ужаса.

– Смотри как дрейфит, сикун! – сказал крупный. – Счас обоссытся еще.

– И обосрется, ништяк! – поддакнул мелкий.

– Не делайте этого! – залепетал Жирмудский, лихорадочно соображая, какой тут может быть аргумент.

Никакого не было. Кирпичи. Один в затылок, другой в лоб, третий…

– Я поэт! – вдруг нашелся Жирмудский. – Вы не должны этого делать. Я песни пишу.