След Сокола. Книга третья. Том второй. Новый курс – на Руян

Гостомысл только плечами пожал.

– А я-то здесь при чем. Считает нужным, пусть посылает. Его люди…

– Еще вопрос Зори. Ты, княже, поедешь к Изявладу? Может, Зоря с тобой своего человека отправит? Проводником, дескать…

– Теперь, думаю, мне там делать уже совсем нечего. Меня стрелами встретят. Мне теперь дорога только напрямую в Муром лежит. Далеко это?

– Далече. Дальше, чем до Ростова, почитай, вдвое. Но если Зорю попросить, он тебе проводника даст. Есть у него мужчина из самого Мурома. Дорогу покажет.

– А ты?

– А что я?

– Дорогу показать… Я уж как-то попривык к тебе.

– Я в Муроме не бывал никогда. И дорогу не знаю. Да и домой мне пора. Нам тоже, чаю, след у себя крепостицу возводить. Поменьше, конечно, здешней, но, хотя бы, как те, что у варягов на реке стоят, надо, княже. Изявлад может и до нас добраться, хотя раньше к нам не ходил…

* * *

Завтракали здесь же, среди своих палаток и в палатках. В поселении почти все припасы погорели. Местные жители захватили припасы перебитой княжеской дружины и дружины княжеских булгар, благо, те везли с собой целых три воза – не иначе, по дороге обирали встречные поселения, чтобы в город доставить и продать ростовцам[36 - Жители Ростова Великого зовут себя ростовцами, в отличие от жителей Ростова-на-Дону, которые зовут себя ростовчанами.]. На какое-то время местным жителям этого могло хватить, а дальше уже видно будет. Выручат охота и рыбалка. И потому новгородцы обходились тем, что везли с собой. Разогревали на печках замерзшую пареную репу, прямо на костре, предварительно на нож или на меч насадив, грели уже жареную кабанятину. Хлеба с собой взяли вдоволь, должно было хватить почти на весь длительный путь. А если не хватит, рассчитывали прикупить уже в земле кривичей, где поселения не такие бедные, как в земле меря. В тех поселениях и торги могут быть. И даже должны быть обязательно. В малых поселениях торгов не бывает, и из малых поселяне обычно ездят в крупные, чтобы там необходимое подкупить. Или что-то свое продать. А миновать земли кривичей никак не получится. Обязательно придется через земли сначала смоленских кривичей идти, потом через земли кривичей полоцких.

Сразу после завтрака начали собираться в путь. Староста Зоря привел низкорослого крепкоплечего и внешне неуклюжего мужичка с широкой и длинной, до пояса, бородой-лопатой, который не подобрал, видимо, по своей фигуре кольчугу, и прямо поверх толстого армяка, перепоясанного кушаком, нацепил на грудь пластинчатый стальной нагрудник с чернением. Но с простенькой своей шапкой из верблюжьей шерсти, только по краю обшитой линялым заячьим мехом, не расстался. Однако, и шлем на его голову подобрать было, видимо, трудно. Голова соответствовала не росту, а ширине плеч, на которые можно было, казалось, лошадь взвалить. К кушаку мужичок привесил все-таки меч в ножнах, который постоянно норовил зацепиться ему за ноги, и мешал ходить. Но главное, что отметил в мужичке князь-посадник – необыкновенная хитреца в глазах, отличающая его от простоватых и добрых местных меря.

– Это Кля, ваш проводник. Он три года назад из Мурома от хозар убежал, и к нам пристал.

– Не из самого Мурома, – признался Кля. – Из недалекой деревеньки, что под Муромом. Но я домой и в прошлую зиму уже ходил. И до того наведывался. Дорогу знаю. Прямиком проведу, не глядя в сторону Ростова. Дорогой, которой летом не пройти. Летом кругом болота и топи, увязнуть и совсем сгинуть недолго.

– А что дома-то у тебя? – поинтересовался Гостомысл. – Остался у тебя кто? И стены есть?

– Дома жена, трое детей. Помогаю, чем смогу.

Мужичок Кля пришел со своими лыжами, похожими на лыжи Казце, и со своим шестом, более тяжелым, сходим с доброй оглоблей. Но шест этот в его руках казался соломинкой. Так легко Кля им управлялся.

– На лыжах пойдешь или коня тебе дать? – спросил сотник Бобрыня.

– Могу и на лыжах, могу и верхом. На коне-то, оно, конечно, сподручнее. Так поскорее выйдет ехать. И устатку меньше…

Прощание было не долгим. Князь посадник дал последние наставления Казце, что сказать своему старосте Идаричу. Сам Идарич показался Гостомыслу разумным и здравомыслящим человеком, и не таким горячим, как староста Зоря. Идарич пять раз подумает перед тем, как петлю кому-то на шею набросить. Но, поскольку Казце рассказывал о сборище старост разных поселений меря, значит, сборище это снова будет. Идарич был тем человеком, который сможет старост собрать у себя в отдаленном от княжеского пригляда поселении. И там надо будет что-то решать. И решение это мог бы направить этот самый Идарич. Однако и самого Идарича тоже следовало направить. Напрямую с ним пока поговорить невозможно. Но через проводника можно и передать все необходимое. А, если будет необходимость, пусть старосты сообща гонца шлют в Новгород. Не застанет там гонец самого Гостомысла, пусть к князю Бравлину Второму пробивается. Пусть скажет, что так князь-посадник велел. После этого обязательно пропустят. И что нужно гонцу будет, пусть спросит. Бравлин поймет, потому что будет в курсе всех событий. А чтобы держать князя Бравлина в курсе уже произошедших событий, требовалось гонца послать уже в Новгород. Конечно, лучше всех справился бы с такой задачей сотник Русалко. Но сотник стрельцов был еще нужен Гостомыслу в такой дальней поездке, поскольку неизвестно где и какая опасность поджидает отряд впереди. А сотня без сотника – это не войско, а толпа. Да и как советником в трудных вопросах Гостомысл Русалко дорожил. И потому князь-посадник выбрал в гонцы человека уже проверенного – стрельца Космину. Он и сообразительный, и с памятью своей дружит, и, что сказать, всегда найдет. Немножко многословный, но Бравлин сумеет заставить Космина говорить только то, что говорить нужно. И выпытает то, что Космина сказать забудет.

Пока князь-посадник объяснял Космину, что следует передать Бравлину, а передать следовало много, уже почти рассвело. Потом пришлось еще дождаться, когда Космина вместе с Казце отправится в обратный путь. Казце, как договорились, доведет стрельца до своего поселения, а дальше разведчик уже один пойдет по руслу Ловати, не сворачивая со льда. Заблудиться там невозможно. И вообще в землях варягов-русов опасности встретиться не должно бы, да и сам Космина такой человек, что сумеет из любой переделки выкрутиться.

И только тогда, когда всадник с лыжником скрылись за утесом на повороте реки, князь-посадник Гостомысл развернул своего коня. Его вои уже стояли строем, и только ждали команду. В первом ряду, вместе с Русалко и Бобрыней, сидел на коне низкорослый и широкоплечий проводник Кля, готовый и даже рвущийся побыстрее тронуться в путь. Он и без оказии намеревался семью навестить, а тут и оказия такая подвернулась…

Глава седьмая

От площади до дворца было пятьсот шагов, в обратную сторону, понятно, столько же. А дальше необходимо было только площадь перейти – еще пятьдесят шагов. Седлать коней для себя и своей свиты князь Войномир не велел, хотя бы отсутствием лени он хотел отделить себя от бояр как можно дальше. Пусть это и внешняя форма, тем не менее, она в глаза бросается. Но бургграф воевода Славер взял для охраны и для солидности охрану из полусотни стрельцов, что прибыли вместе с князьями на остров, и полусотни своих воев. Эта сотня конным строем взяла князя и его сопровождающих в прямоугольное окружение, причем, стрельцы, согласно приказу бургграфа, сразу вытащили луки из налучья, и наложили на тетиву по одной стреле, показывая свою готовность произвести при необходимости выстрел без промедления. А о быстроте, с которой славянские стрельцы действуют, складывали сказки. Это служило предостережением тому, кто задумал бы недоброе. И таким строем все двинулись в сторону храма, перед которым вои остановились, и расступились, рассредоточиваясь полукругом по площади, пропуская Войномира с Дражко, Славером, Волынцом и Ставром к дверям храма Яровита. Бояре совета, как доложили Войномиру, были там уже в полном составе, ждали только прибытия самого князя, чтобы начать службу, и потому стрельцы никого постороннего на службу не допускали. Вообще-то это было вопреки обычаю, потому что на праздничную службу приходили все желающие. Но в Коренице было еще два храма, и желающих вежливо, только замахиваясь острием копья, но никого не подколов, отправляли туда. Тот же обычай говорил, когда служба проходила при участии князя, посторонних на нее не допускали из-за мер безопасности. Впрочем, так было только в Арконе, где княжеские службы всегда раньше и проходили. Но Славер решил, что и здесь должно быть все так же, как там, и передал свои распоряжения верховному волхву храма Яровита.

Таким образом, выход Войномира показался всем и торжественным, и грозным. Что могут стрелы стрельцов, в городе понимали, кажется, все, как все знали, какое малое время требуется стрельцу на прицеливание. В сложной обстановке стрелец вообще не прицеливается, как обычно. То есть, он не оттягивает правой рукой тетиву с наложенной на нее стрелой в сторону глаза, а эту тетиву просто держит у глаза, как и стрелу, и выбрасывает вперед, в сторону цели, только левую руку вместе с луком, словно пальцем в кого-то показывая. Это сокращало время прицеливания втрое, хотя, конечно, влияло на саму прицельность. И такая охрана пугала бояр, не входящих в боярский совет, и потому оставшихся на улице, и их людей, изначально пожелавших отстоять службу в этом храме. И никто не решился возразить, когда его не пропускали, и направляли в другой храм. Стараниями бояр слух о том, что новый князь будет творить власть жесткую и даже жестокую, разлетелся быстро, и многих заставил содрогнуться, и подумать о своем неясном будущем, темно связанным с мутным прошлым. Это было как раз то, что требовалось князю Войномиру, и что он просил обеспечить бургграфа и воеводу Славера. Славер впечатление умел создавать. Внешние атрибуты и общее настроение, по мнению князя, должны были сыграть свою немаловажную роль в наведении порядка на Руяне…