– Чего надо? – спросил я. – Да еще так срочно... У меня своих забот – в карманы не влазят...
Майор, надо сказать, позвонил мне совсем не вовремя. Я осваивал недавно приобретенный компьютер, учился двумя пальцами набирать текст как можно быстрее и провел за этим занятием несколько часов. Пальцы сильно устали, и тогда я на пару часов занялся другим – принялся раскладывать на экране монитора сложный компьютерный пасьянс. От этого важного дела Лоскутков меня и отвлек. А я, признаться, не люблю, когда меня отвлекают от важных дел.
– Я тебя пригласил как бывшего спецназовца. Консультация требуется.
– У вас что, своего спецназа не хватает?
– У нас нет спецназа ГРУ.
А он льстец. Знает, чем купить отставного бравого вояку, которому весьма даже свойственно чувство гордости за свою предыдущую службу.
– Ну-ну... – Я сел на жесткий стул у стены, сбоку от стола майора. Не люблю садиться напротив, где обычно сажают допрашиваемых. – Чем тебе не понравился спецназ ГРУ?
– Где-то я читал об одном фирменном ударе, которому у вас обучали...
– Ты еще иногда что-то читаешь?
Лоскутков ехидства в моем невинном вопросе не уловил. Он считал нормальным, что у него хронически не хватает времени на то, чтобы хотя бы перелистывать художественную литературу. Обычно, заглянув ко мне домой, он читает только названия книг на корешках.
– Если бы тебе пришлось читать столько бумаг, сколько мне... – Майор вздохнул непритворно.
– Так где ты читал про фирменный удар спецназа ГРУ? Рассказывай... – Я всегда болезненно отношусь к любому обвинению своих войск.
– Проходило в каких-то ориентировках. Уже запамятовал когда, но сам факт в голове застрял.
– Компьютером надо пользоваться, – съехидничал я опять.
Компьютер в кабинете Лоскуткова поставили совсем недавно – через пару дней после того, как этой техникой обзавелся я, но он использует его исключительно как печатную машинку. Другого просто не умеет.
– Я уже спрашивал наших компьютерщиков. У них нет таких программ, которые могут проводить подобную выборку. Там только строгий перечень классификации преступлений и поименный архив.
– Не надо, значит, сажать талантливых программистов на длительные сроки. И вообще, относись к таким вещам проще. Пообещай год скостить, и они тебе, уверен, горы свернут...
Пару недель назад мы совместно с Лоскутковым, но по разным побудительным мотивам – я через заказ и предварительную оплату клиента, он через открытие уголовного дела – расследовали одно и то же преступление. В итоге сейчас под следствием сидит женщина – суперталантливый программист. Если бы ее использовать вовремя, можно было бы создать эксклюзивные оригинальные программы, которые могли бы существенно помочь ментам и прочим следакам в их деле.
– Ладно, я не о том.
– Давай «о том»... Что за удар? – Вот, – Лоскутков всегда держал стол предельно чистым. Ни одной лишней бумажки. И сейчас достал из ящика, который открыл ключом, пачку фотографий. Бросил на стол.
Я посмотрел. Трупы анфас и в профиль меня интересовали мало – лицезрение следственных фотографий дело вообще малоприятное, и я выбрал только крупные планы. На фотографиях двое мужчин. У обоих одно и то же ранение – с левой стороны в районе сонной артерии пробито горло.
– Как их так угораздило?
– В течение недели. Два компаньона. И того и другого в машине. В одном и том же месте, около офиса. Ребята криминальные, из очень крутых. Не каждый решится на них насесть. Но кто-то решился. Ну что, знаешь такой удар?
– Удар такой знаю. Это довольно простая вещь. Наносится, как правило, одним или двумя пальцами. Но это удар вырубающий, не смертельный. Из моих знакомых только несколько человек умели пробить горло – чтобы сразу наповал.
– Кто? – встрепенулся Лоскутков.
– Двоих уже нет. В Афгане погибли. Один сейчас, насколько я знаю, принял сербское гражданство и в России не появляется – сильно его командование обидело. Есть один человек и в нашем городе...
Лоскутков встал, напряженный, как тяжелоатлет перед рывком штанги...
– Вольно, садитесь, товарищ майор, – сказал я спокойно. – Он не подходит на роль подозреваемого по одной-единственной, но решающей причине...
– Ну?
– Удар этот наносится правой рукой, потому что сонная артерия пробивается только слева. Справа ты можешь ее прощупать только как пульс. Я понимаю, что сидящего в машине человека со стороны улицы можно ударить и левой рукой. Так даже сподручнее, если подходишь к машине сзади. Но чтобы сделать этот удар смертельным, нужно тренироваться много лет. А тренируются, как правило, не предполагая, что жертва будет сидеть в машине. Короче, тренируют только правую руку, потому что левая в этом плане обычно бывает бесполезна.
– Дальше, дальше... – Майор только сейчас сел, раздраженный моей медлительностью. Ему, кажется, просто не терпелось вызвать группу захвата и ехать арестовывать, хватать, ломать, обыскивать и допрашивать.
– А дальше все просто. Тот человек, о котором я тебе говорил, прослужил в армии дольше меня. Умудрился не попасть под сокращение, когда вся эта демократическая катавасия началась. В Чечне у него взорвалась в руках граната. Запал был неисправен. Правую руку ампутировали по локоть.
– Чем он сейчас занимается?
– Пьет «горькую».
– Кто он такой?
– Подполковник Проханов. Леня Проханов, хороший был командир роты в Афгане.
– Ты с ним вместе воевал?
– Нет, он был в другом батальоне. У Лени в роте потерь не было. Представляешь?
– Не болтай... На войне не бывает без потерь. Тем более в спецназе.
– Глуп ты, Лоскутков, – разозлился я не на шутку. – Все вы, гражданские, ментовские и даже большинство военных – глупы. Вы всегда думаете, что спецназ готовится специально для рукопашной. А спецназ в первую очередь обучают выживанию и умению убивать, оставаясь невредимым. Вот почему у нас почти у каждого офицера было по два высших образования. Чтобы мог лучше головой работать в боевой обстановке.
– И у тебя? – спросил он ехидно.
– И у меня, – кажется, я его этим удивил. Могу и еще больше удивить. – Кроме того, офицер должен знать несколько иностранных языков.
– И ты?
– И я. Обучение одного офицера спецназа обходится государству в такую же сумму, как обучение целого горотдела ментов. Поэтому спецназовец должен себя беречь. Вот этому нас здорово учили.
– Только потом выбросили на помойку...
– Да... – горько согласился я.
– Так что ты скажешь про своего Леню?
– Скажу, что он не мог совершить это убийство по причине своей инвалидности.
Майор вздохнул.
– А разные доморощенные каратисты и прочие?