Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес (сборник)

Дельвиг же, вдруг пораженный, упорно глядит на вторую девицу и говорит тихо:

– А знаешь, она очень… очень похожа на Сониньку! Даже страшно!

И в подлинном испуге, дрожащей рукой тянется он за очками.

Пушкин подхватывает это, останавливая его руку:

– Точь-в-точь сестры! Я, знаешь ли, тоже удивлен! А что, если они дочери одного отца? Только одна – законная, другая – беззаконная… Но я ведь могу тебе ее уступить… Подсунь мне свою Катюварю, а себе возьми эту Варюкатю!

– Нет, что ты, что ты! Страшно!.. Послушай, я лучше пойду домой!

Дельвиг пытается подняться, но Пушкин не позволяет ему подняться.

– Что ты? Что ты? Надень очки и сиди!

Он достает очки с подоконника и подает Дельвигу. Тот поспешно их надевает и глядит на вторую девицу.

– Ну что, Тося? Похожа на Сониньку?

У Дельвига обрадованный вид:

– Нет! Совсем нет!.. Ни малейшего сходства!

– Ну, вот то-то же… Налей-ка вина своей Варекате! Она, право, хорошенькая!

Дельвиг наливает ей вина дрожащими руками и бормочет:

– Как я испугался!.. Как много показалось скверного!.. Выпьем?

И он нежно гладит свою девицу по острому плечу.

– Давно бы так! Явственный немец, не знает, как с девицами обращаться! – поощряет его первая, отчего Дельвиг впадает вдруг в игривый тон:

– Я не знаю? Не-ет! Я знаю! Я-то знаю!.. А ты посмотри, какие у этого барина когти! Видишь?

И показывает на ногти своего друга.

– Батюшки-господи! Как у черта! – всплескивает руками первая и кричит подруге: – Варька, гляди!

Удивляется, шлепая в ладоши, и другая:

– Мамушки! А я не заметила!.. Как у черта!

А Пушкину весело:

– Ха-ха-ха! И где они видали черта? Вот счастливицы! А мне ведь никогда не случалось!

– И зачем такие отпустили? Ножниц, что ли, нет? Приходи ко мне, я дам! – советует первая девица.

– У чертей, признаться, таких когтей я тоже не видал, а вот у одного покойника случилось видеть… Это я в Ревеле… не знаешь, есть такой город у нас – Ревель? – обращается к своей Катеваре Дельвиг.

– Я слыхала! – заявляет другая.

– Ну вот… В Ревеле, в старом соборе… В нем уж теперь не служат, и это не русский собор… И вот в нем лежат такие мощи…

Но первую девицу возмущает такая явная нелепость:

– Как это? Не русский собор и вдруг мощи в нем! Вот врет, только не на дурочку напал!

Это веселит Пушкина:

– Ха-ха-ха! А что, брат Дельвиг? Это тебе не лицеисты, чтобы им истории всякие выдумывать!

– Сущая правда! Если бы я это придумал! Сам видел, своими глазами! – убеждает он Катюварю.

– А в очках тогда был или без очков? – справляется та.

– Браво! Ха-ха-ха! Пей! Ма-лад-ца! – кричит Пушкин.

Но Дельвиг продолжает спокойно:

– Был я в очках и отлично все видел… Мощи эти были одного герцога дю-Круа, герцога, понимаешь? – (Тормошит первую девицу.) – Это даже больше чем князь! Но был он великий грешник: не платил никому долгов. И накопилось за ним целых восемьдесят тысяч талеров долгу! И вот духовенство выставило его за такой грех из собора да на мороз! Покойник промерз, как железо… А потом сунули тело его в такую селитряную пещеру!.. селитряную, поняла? Он там проселитрился, как ветчина… Да так и остался, какой был умерши. Только ногти отросли у него, как вот у этого грешника. – (Показывает на Пушкина.) – И лежит он в соборе нетронуто, как вчера умер, вот уж 125 лет! И его показывает там кистер за деньги… Поезжай как-нибудь, если наберешь денег, увидишь.

– Вот соврал-то – недорого взял! – не верит вторая девица, а первая девица, показывая пальцем на Пушкина, хохочет:

– А у этого-то какие же ногти вырастут, как помрет? В аршин, ей-богу, в аршин! Мамочка! Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха! – вторит ей Пушкин. – А мне и в голову не пришло такое! Ма-лад-ца! Пей!

– Гитары нет у вас тут? А то бы сыграли… – заученно спрашивает одна из девиц, но раздается стук в двери.

– Никак стучат? – говорит другая.

Кто-то пришел совсем не вовремя, и это сердит Пушкина:

– Какой там еще черт? Вот уж некстати!

Но он встает и идет к двери, запахивая халат.

Тем временем вторая девица справляется у Дельвига:

– Насчет мощей-то немецких соврал али правда?

– Истинная правда, – отвечает, прислушиваясь, Дельвиг.

– Поэтому он святой, этот… князь? – любопытствует девица.

– Первостатейный мерзавец! – отвечает Дельвиг.