Путешествие на Южный полюс

– Верно.

– Это же замечательно! – улыбнулся он. В этот момент за деревьями показались Самерсон, Гачев и Кочетков.

– Полагаю, Вы знаете правила, господин Нансен? Вы не имеете права разговаривать со своим соперником до конца поединка, – предупредил я норвежца.

– Знаю, – отрезал он. Я поражался степенью его спокойствия. Душа его и мысли словно были в другом месте, а тело просто радовалось лучам теплого солнца.

Все собрались. Ларс Нансен поклонился, ему поклонились в ответ, как того требует дуэльный Кодекс. После подписания протокола встречи, мы с Самерсоном обсудили ход дуэли, после чего он объявил:

– Дуэль с приближением и остановкой. Начальное расстояние 30 шагов. Расстояние до барьера 10 шагов. Стрельба поочередная, по жребию. Господа, вам известны условия дуэли, вы их подписали и одобрили. Я напоминаю Вам, что, когда я отдам вам пистолеты, честь обязывает вас не делать никаких движений до моей команды «начинайте». Точно так же вы должны немедленно опустить пистолеты по команде «стой», – майор Гачев достал деревянный футляр с двумя пистолетами. Он же их и зарядил, затем подал дуэлянтам. Обстановка накалялась, я чувствовал, как капли пота стекают по моей спине. Хоть я и не боялся крови, но меня пугала неизвестность. Затем Гачев подбросил монету и показал стреляющим. Затем они разошлись в противоположные стороны на 30 шагов друг от друга.

– Первым стреляет господин Кочетков, – сказал майор. На лице Кочеткова промелькнула надменная улыбка. Он был уверен в победе и его шансы на успех возросли, ведь он стрелял первым. Все затаили дыхание.

– Готовы? – спросил Гачев. Оба промолчали – это значило, что они готовы. – Начинайте!

Кочетков прицелился и произвел выстрел. Пуля слега задела щеку Ларса Нансена, но тот не пошевелился, твердо стоял на ногах, и лицо его выражало спокойствие. Через несколько секунд выстрелил норвежец. Он стрелял специально в сторону, что рассердило Кочеткова и в то же время дало шанс на победу. Затем противники сблизились, Гачев перезарядил пистолеты и отдал их стреляющим. Расстояние было очень малым и поэтому риск смерти обоих возрастал. Если сейчас Кочетков выстрелит, то точно попадет в цель.

Егермейстер произвел второй выстрел. Осечка! В одно мгновение лицо его побледнело, и он полностью осознал всю трагичность ситуации. Его жизнь была на волоске, он готов был бросится бежать, но позор был хуже смерти, потому он просто смотрел вперед и ждал. Ларс Нансен прицелился. Десять секунд шли как целая вечность. Был произведен выстрел. Опять в сторону.

– Полагаю дуэль можно закончить, – сказал Гачев, – конфликт исчерпан? – спросил он Кочеткова. Тот стоял нахмурившись, словно думал о чем-то глубоком. Затем посмотрел на норвежца и кивнул головой в знак согласия. Затем, не желая ни с кем разговаривать, он подписал протокол поединка и вместе с Самерсоном удалился. Гачев подошел к нам с Ларсом Нансеном и сказал:

– Вы стреляли в сторону? Почему? – поинтересовался он у норвежца.

– Порой, в такой прекрасный день, все должно быть прекрасно. Я не хотел нарушать здешний покой и омрачать свое и ваше настроение смертью господина Кочеткова.

– Но, а что на счет вашей смерти? Разве вы не боялись умереть сегодня?

– Там, откуда я родом, не принято бояться. Страх лишает возможности действовать правильно и расчетливо. Если так угодно судьбе, значит я покину этот свет тогда, когда ей заблагорассудится.

– Вы мудрый и сильный человек, господин Нансен, и мне было приятно иметь возможность повстречать такого, как вы, – они пожали друг другу руки и Гачев отправился восвояси.

– Что ж, полагаю, и нам следует заняться важными делами, не так ли, господин Курбатов? – весело он обратился ко мне. – Ведь сейчас только утро и самое время начать подготовку к экспедиции.

– Вы правы! С чего же мы начнем?

– Начнем с визита к Вашему дяде! – провозгласил он, и мы отправились в город.

«Гефест»

Мы шли по улице и решили зайти в бывшее кафе Вольфа и Беранже, которое теперь называется просто Литературное кафе. Там подавали отменный кофе, и можно было прилично позавтракать, почитать прессу и поговорить. Усевшись за свободный столик, мы заказали две тарелки щей, омлет, два пирожных и две чашки кофе. Мой желудок ясно дал понять, что нуждался в пище еще тогда, когда мы были в Лесном парке. Поэтому, как только принесли завтрак, я тут же приступил к нему.

В связи с последними событиями я не мог увидеться с дядей и потому не знал, на каком этапе находится подготовка к экспедиции, в связи с этим я решил узнать это у Ларса Нансена.

– Господин Нансен, прошу Вас, скажите, на каком этапе находится подготовка к экспедиции? Вся ли команда собрана? – Ларс Нансен сделал жест пальцем, что как только он прожует кусок омлета, он сразу даст мне ответ на мой вопрос.

– Подготовка почти окончена. Через неделю мы начнем погрузку всего необходимого на судно. Что касается команды, то я рассчитывал найти всего двух человек, одного из которых я нашел в Английском клубе, я имею в виду вас, господин Курбатов. Второго же, крайне важного члена нашей команды, я не смог отыскать. Нам не хватает кока, – улыбнулся он и продолжил поглощать завтрак.

– Что ж, я полагаю, что решить этот вопрос не составит труда, когда мы встретимся с дядей. Он то уж точно придумает где нам достать кока.

После завтрака мы отправились к дядюшке. Погода расстроилась, пошел небольшой дождь, но его хватило, чтобы к черту размыть всю дорогу. Из-за этого мы добирались до дома Туле целых два часа, хорошо, что мы позавтракали.

Дядюшка как раз выходил из дома, закрывая дверь на ключ. Он увидел нас и весело побежал в нашу сторону.

– Здравствуйте, друзья! Я вижу, что вы уже познакомились? – добродушия дядюшки не было предела.

– Да, – ответил я, – господин Нансен заходил к нам в клуб, там мы и познакомились. – Я не стал упоминать об утренней дуэли и возникшем между Ларсом Нансеном и Кочетковым конфликте. – Пусть это останется в тайне, – подумал я.

– Очень рад слышать это. Теперь же поспешим в порт, есть важное незаконченное дело и я хочу, чтобы вы присутствовали при его свершении, – интригующе залепетал дядюшка.

Что за дело, мы не стали спрашивать, и просто последовали за ним. Поймали экипаж и поехали в порт.

Дождь уже совсем прекратился, и солнце, рассеяв тучи, согрело улицы Петербурга. Бесчисленное множество людей гуляли и радовались хорошей погоде. Находились и те, кто оставался мрачен. Все же большая часть была настроена позитивно. Вскоре и мое настроение улучшилось, и я мог снова радоваться жизни, как и прежде.

Порт был усеян людьми разного сорта, попадались англичане и французы, итальянцы и немцы, ирландцы, метисы, чернокожие. Большая их часть работала на верфи, остальные были либо приезжие, либо моряки. Кораблей было не счесть.

– Скорее, – позвал нас дядя, и пошел в сторону верфи. Под большим навесом на стапеле стояла шхуна. Возле нее столпилась небольшая толпа рабочих и моряков. Они обсуждали корабль, а некоторые шепотом выражали удивление и говорили «ого», «вот так посудина!», и многозначительно говорили «хм, интересно…».

Мы подошли к стапелю, где несколько докеров при помощи мощных дубовых деревянных балок тащили ту металлическую штуковину, похожую на аппарат для перегонки спирта, что я видел у дядюшки в мастерской.

– Это же…, – не успел я закончить фразу, впрочем, и не знал, как ее закончить, как дядюшка перебил меня и с гордостью подтвердил:

– Сердце «Гефеста»!

Мы стояли и молча смотрели, как докеры занесли двигатель во внутрь судна.

Корабль имел сильную осадку и странные, нетипичные обводы: поперечное сечение корпуса напоминало по форме скорлупу грецкого ореха, как у лоцманского бота.

Длина «Гефеста» по килю составляла 29,5 метра, длина по ватерлинии – 34,35 метра, а наибольшая длина – 37 метров. Ширина по ватерлинии без ледового пояса была 8,5 метров, глубина трюма – 4 метра.

– По моим подсчетам, – оживленно заговорил дядюшка, заметив наш интерес к его детищу, -при неполной загрузке осадка судна должна достигать 2,70 метра, водоизмещение при этом составит 280 тонн. Грузовместимость – 302 регистровые тонны. Киль судна изготовлен из двух балок индийского тика, доставленного из Шри-Ланки. Кильсон состоит из ситкинской ели с шириной боковых сторон 32,2 сантиметра. Все топтимберсы усилены железной оковкой во избежание деформации. Шпация – 55 см. Расстояние между шпангоутами не превышает 4 см. Все металлические детали конструкции «Гефеста» железные с гальваническим покрытием. Обшивка шхуны набрана в три слоя. Каждый слой, начиная от первого (7 см), толще предыдущего в среднем на 3 см. Каждый слой выстроган из английского дуба. Что касается «ледового пояса», он был сделан из самой твердой древесины – ятоба, которое было доставлено из Южной Америки. Пустоты между шпангоутами и слоями обшивки залиты специальной смесью «холдбархет», состоящей из смолы, вара и опилок. Таким образом, шхуна сохранит свою герметичность, даже если внешняя обшивка будет пробита насквозь, разумеется, это всего лишь в теории. Форштевень состоит из дубовых брусьев и усилен с внутренней стороны кницами из того же материала и железными продольными связями. Форма форштевня равна 30?, это позволит судну влезать на ледяное поле и своей тяжестью взламывать его.

– Это шедевр, господин Туле! – восхищенно произнес Ларс Нансен. – Вы прекрасно подготовили судно к борьбе со льдами. Как Вам уже наверняка известно, корма является ахиллесовой пятой полярного судна! Что вы скажете о ней?

– Прекрасный вопрос, друг мой! Старнпост и рудерпост изготовлены из шотландского тиса, сам ахтерштевень состоит из двух штевней, между которыми установлены рулевой и винтовой колодцы, доходящие до верхней палубы. Шпангоуты в этом месте были укреплены бимсовыми кницами, поверх ледового пояса обшивки в месте ахтерштевня уложены плоские железные шины.

– Отлично! – Ларс Нансен остался доволен ответом. – Продолжайте, прошу Вас.

– Помимо всего прочего, «Гефест» имеет две палубы. Парусное вооружение как у марсельной шхуны. Мачта сделана из рижской ели, растущей к востоку от Одера между 53-й и 65-й параллелями. Всего будет две мачты. Как вы уже поняли, я не стал подвергать «Гефест» двухмесячной процедуре по проверки его «плавучести», т.к. мои расчеты верны и полностью полагаюсь на свои знания! – заявил дядюшка.

– Что за процедура? – поинтересовался я, ибо не знал морского дела так, как его знал мой очаровательный дядюшка и мой друг Ларс Нансен.

– О, я тебе сейчас всё объясню, дружок. Дело в том, что перед тем, как отправить корабль по воле волн, прежде его проверяют «на плавучесть». Корабль снимают со стапеля и спускают на воду без мачт, потом паровой буксир отгоняет корабль с мели на глубину, где корабль грузят балластом, и там он должен простоять два месяца прежде, чем на него установят мачты. Почти все капитаны судов делают так, но я не суеверный человек, к тому же, я все рассчитал, корабль поплывет как надо, – твердо сказал дядюшка.

– О, благодарю. Теперь я понял, – отозвался я. Дядюшка помолчав, продолжил рассказ об оснащении «Гефеста»:

– Такелаж состоит из пеньковых веревок. Для выработки электричества на «Гефесте» я установил динамо-машину, которая работает либо от вихревого двигателя, либо от ветряка.

– Интересно, что за вихревой двигатель, расскажите нам, господин Туле? – заинтригованно спросил зоолог.