Контролёр-2

Уровень зарплаты и других льгот для сотрудников ООН и других международных организаций определяется Комиссией международной гражданской службы. Это относится ко всем международным организациям, кроме Международного валютного фонда, Международной финансовой корпорации и Международного банка реконструкции и развития, или «Мирового банка». У этих «банкиров» свои стандарты, сопоставимые с другими банковскими институтами. Ну, конечно, они же имеют дело с деньгами, и деньгами немалыми!

Знакомство со всеми этими надбавками и льготами приводит меня в уныние. Ведь мне как внутреннему ревизору предстоит проверять правильность их начисления и оформления. Хорошо, хоть сама зарплата полностью компьютеризирована. А интересно, какие системы контроля за вводом данных в компьютер? Я с компьютерами и программированием никогда дела не имел. Для меня это, вообще, тёмный лес. Что же делать? Учиться? Когда? Где?

ООН и экономическое сотрудничество

Всё прекрасно! У меня есть маленький, но отдельный кабинет, стол и кресло, канцелярские принадлежности. Есть солидная зарплата. Но нет того, за чем я, собственно, приехал в Нью-Йорк, – работы. И я даже не представляю, что я буду делать в своём новом ревизорском качестве. В Союзе я проверял, как наши внешнеторговые организации работают на мировом рынке. Здесь внутренние ревизоры ООН имеют дело с большим бюрократическим аппаратом, который, как кажется, не занимается никакой коммерческой деятельностью, кроме закупки тех же канцелярских товаровили обслуживания своих зданий. Что здесь проверять? Исполнение сметы? Не украл ли кто средства из кассы или с банковского счёта? Да я никогда этим не занимался! И не знаю, как это делать. А я, по уровню своего поста, должен руководить ревизионными группами! Ситуация складывается довольно сложная.

Напряжение несколько снимается тем, что меня, по сложившейся в отделе внутренних ревизий практике, направляют в бухгалтерию ООН. Я должен пройти по всем подразделениям бухгалтерии и ознакомиться со всеми её функциями. Это ознакомление оказалось для меня очень полезным. Во-первых, я узнаю впервые, как же работает бухгалтерия. До сих пор я знал это в теории из институтского курса бухгалтерского учёта, а теперь постигаю на практике. Во-вторых, я смог определить для себя значение английских финансовых терминов, которые до сих пор встречал только при изучении ооновских финансовых правил. В-третьих, и это, пожалуй, самое главное, я познакомился с новыми людьми, с которыми мне предстоит работать. Будет, с кем здороваться и обмениваться новостями в столовых и кафе ООН. Меня опять, как и при знакомстве с сотрудниками нашего отдела, поражает национальное многообразие кадрового состава Секретариата. Невольно в голову приходит мысль: как замечательно, что люди со всего света с разным образованием, культурой, языками могут работать вместе и достигать при этом каких-то общих целей. Эта мысль потом поддерживала меня в течение всей моей ооновской карьеры.

Кстати, в одном из отделов бухгалтерии я познакомился с ещё одним советским сотрудником – Сашей Коротичем. Оказалось, что он учитывает поступления от коммерческой деятельности ООН. Вот те раз! Значит, организация занимается коммерческой деятельностью! Саша поясняет, что это, главным образом, продажа различных публикаций ООН. Тут и сборники международной статистики, выпускаемые статистическим отделом ООН, и ежегодник, посвящённый основным международным событиям и работе ООН, публикации отдельных подразделений и официальные стенографические отчёты заседаний всех её органов. Все эти издания выпускаются издательским отделом ООН, который имеет свою типографию. Это интересно! Я никогда не занимался издательской деятельностью. Вернее, проверками этой деятельности. Может быть, тут есть что-нибудь по моему прежнему профилю. Но, к моему разочарованию, цифры, сообщённые Сашей, выглядят довольно жалко: несколько миллионов долларов в год. Мне, привыкшему к многомиллионным оборотам советских внешнеторговых объединений и их компаний заграницей, такой масштаб кажется несолидным.

Вообще, с обучением в ООН дело поставлено на широкую ногу. В Минфине никаких курсов и в помине не было. Там через три года работы, будучи фактически ещё «зелёным» ревизором, я уже сам читал лекции о ревизиях будущим финансовым директорам наших компаний за границей. А здесь, не прошло и месяца, как меня пригласили на недельные курсы для новых сотрудников, где представители разных департаментов рассказывали группе ооновских новичков, вроде меня, какими проблемами занимаются их подразделения. Ещё через месяц меня направили на неделю на курсы для сотрудников, которые следят за правильным расходованием средств организации и их учётом. В соответствии с финансовыми правилами эти две функции являются ключевыми в сложной системе внутреннего контроля ООН. Постепенно эта система начинает приобретать реальное выражение в моей голове, которая уже пухнет от обилия новой информации. После работы я посещаю курсы по совершенствованию английского языка. Я, собственно, не чувствую особой необходимости в этих курсах, но предстоит сдача экзамена на знание языка, что даёт возможность быстрее продвигаться по шкале заработной платы. Хотя это движение и не отразится на моей зарплате советника советского представительства, но тут дело престижа. К тому же курсы дают мне возможность знакомства с другими сотрудниками за пределами отдела.

Этими курсами и стажировками мне пока что удаётся заполнять еженедельные отчёты о своей работе, которые я регулярно сдаю своему непосредственному начальнику, старшему ревизору, пакистанцу Кхану. Никаких замечаний по поводу полного отсутствия трудовой деятельности от него пока не следует. Но что будет дальше?

Где-то через неделю сам директор даёт мне первое задание: изучить финансовый отчёт ООН по предоставлению технического содействия развитию. Оказывается, регулярный двухгодичный бюджет ООН, а это около двух миллиардов долларов, это далеко не все средства, которыми располагает организация. У неё есть ещё утверждаемый каждый год бюджет операций по поддержанию мира (около трёхсот миллионов долларов в те времена), различные доверительные фонды, предназначенные на самые разнообразные цели в рамках ооновской деятельности и формируемые за счёт добровольных взносов. И, наконец, бюджет технического содействия развитию. Что это такое?

Когда в пятидесятые и шестидесятые годы прошлого столетия многие бывшие колониальные и зависимые страны Азии и Африки добились национальной независимости, оказалось, что их экономика не жизнеспособна без дотаций. До независимости эти дотации поступали от колониальных хозяев, которые, конечно, преследовали при этом свои политические и экономические цели. А главной целью было получение дешёвого сырья и сбыт своих промышленных товаров. Когда к власти пришли национальные правительства, оказалось, что эта власть чисто номинальна – реальные рычаги власти находятся у тех, кто заправляет в стране экономически. Попросту говоря, тех, у кого деньги.

Можно было, конечно, национализировать иностранную собственность и взять промышленность, рудники и плантации в свои руки. Некоторые страны так и сделали. У них перед глазами был опыт Советского Союза. А некоторые национальные лидеры молодых государств прошли в нашей стране курс марксистско-ленинской политэкономии и попытались реализовать на практике полученные знания. В большинстве случаев результаты были весьма плачевны. Иностранные специалисты покинули свои посты, традиционные коммерческие связи нарушились и экономика пришла в упадок. Быстро разрушалась инфраструктура: дороги, коммуникации, коммунальные службы. Национальные банки не имели средств. Страдали кредит и торговля. Короче говоря, положение было тяжёлое.

Там, где интересы бывших колониальных хозяев были особенно чувствительны, они пошли на прямое военное вмешательство в дела молодых государств. Алжир, Конго, Родезия, Ангола, Мозамбик в течение ряда лет были ареной ожесточённой вооружённой борьбы. Самой знаменитой жертвой в этих конфликтах был генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршельд, погибший в Конго в 1956 году при попытках предотвратить расчленение этой страны бельгийской горнодобывающей компанией «Юнион Миньер». Отзвуки этих конфликтов наблюдаются и в наше время.

Кроме самих новых независимых государств, такое положение не устраивало и некоторые силы на мировой арене. Советский Союз, верный принципам пролетарского интернационализма, должен был подкрепить марксистско-ленинские принципы, внушаемые национальным лидерам, какой-то реальной поддержкой. Иначе их власть оставалась эфемерной. Были тут, конечно, и геополитические, и военно-стратегические интересы. К этому времени относятся проекты, во многом повлиявшие на социально-экономическое развитие молодых государств: Асуанская плотина, алюминиевый комбинат в Наг-Хамади – в Египте; Бхилайский металлургический комбинат – в Индии и целый ряд других.

США, в свою очередь, были заинтересованы в подрыве тесных экономических связей бывших колоний с бывшими метрополиями. Это облегчало им доступ к сырью и рынкам сбыта промышленных товаров.

На мировую арену вышел и Китай, который не хотел оставаться в политической изоляции после разрыва с Советским Союзом.

Но все эти страны, предоставляя экономическую помощь, преследовали свои экономические и политические интересы. Как правило, государственная помощь должна была идти на оплату специалистов и товаров из стран, которые эту помощь предоставляли. К тому же государственные кредиты, хотя и предоставляемые на льготных условиях, надо было погашать, что было нелегко для стран-получателей.

Интересную позицию заняли в этом плане скандинавские государства. Они довольно скоро вышли на первое место по оказанию помощи развивающимся странам (на душу своего населения). То ли это было принципиальной позицией их социал-демократических правительств, то ли у них были и другие интересы – сказать трудно. Но эти страны были в первых рядах поборников оказания помощи по линии ООН, помощи, которая не была бы связана с какими-либо политическими и экономическими условиями, и которая была бы безвозмездной.

Короче говоря, в 1965 году в рамках ООН была создана уже упомянутая Программа развития ООН (ПРООН). Она имела своё членство, свой руководящий орган и свой аппарат. Бюджет оказания помощи, довольно скромный в первые годы существования ПРООН, в наши дни превысил 4 миллиарда долларов США в год.

Очень важным моментом работы ПРООН было и есть её присутствие на месте. Представители ПРООН (раньше их называли резидентами-представителями, а сейчас – резидентами-координаторами) назначались во все страны – получатели помощи. Их основной функцией было определение, вместе с национальными правительствами, проектов развития, которые бы финансировались программой. Влияние этих представителей в правительственных кругах стран было огромно. От них зависело, в какие сектора пойдут деньги, которые не надо отдавать. Кроме того, у них был свой аппарат, попасть куда на ооновскую зарплату, было запредельной мечтой членов местных элит.

Но сама Программа развития ООН не осуществляла почти никаких проектов. Она только определяла их и финансировала их выполнение. Сами проекты исполняли другие организации и агентства системы ООН в соответствии со своей специализацией. Одной из таких исполняющих структур и был сам Секретариат ООН, в лице департамента содействия экономическому развитию. Его проекты варьировали от строительства сельских туалетов до создания органов государственного управления.

За свою работу исполняющие агентства получают отчисления на покрытие накладных расходов. В те времена процент отчисления составлял 13 процентов от стоимости проекта. Кроме того, что-то отчислял себе ПРООН на содержание своего центрального аппарата и аппаратов резидентов-представителей. Таким образом, от сумм, вносимых государствами на оказание помощи развивающимся государствам, отщеплялось не менее четверти.

Ооновский департамент технического содействия развитию осуществлял в то время несколько сотен проектов в более чем ста развивающихся странах. Его кадровый отдел нанимал технических руководителей проектов и экспертов. Отдел закупок и контрактации приобретал необходимое оборудование и заключал контракты с субподрядными компаниями. Финансовый отдел открывал, если необходимо, банковские счёта на месте и следил за исполнением бюджетов. Технические отделы руководили технической стороной выполнения проектов. Система казалась довольно стройной. Ничего сверхъестественного моё изучение бюджета технического содействия развитию и сопровождающих пояснений не выявило, о чём я и доложил директору в короткой записке. Эта записка не вызвала его большого интереса и даже не была отпечатана и вернулась ко мне без каких-либо комментариев. Нет, это не масштаб Министерства финансов Союза ССР, где мы иной раз готовили материалы для Совета министров страны. Ничего не поделаешь – надо привыкать.

Но вот, наконец, и моё первое ревизионное задание. "Кабинетная проверка" выполнения проекта по бурению водяных скважин в одной из африканских стран. Дело очень нужное. Проект, правда, не очень большой, стоимостью в пару миллионов долларов, рассчитан на два года. Департамент технического содействия развитию назначил главного технического советника, нанял бурильную компанию, и работа пошла. Что такое «кабинетная проверка»?Это когда проверяются имеющиеся в наличии документы без выезда на место. Без выезда – так без выезда. Но сначала не худо было бы ознакомиться с тем, как в ООН проводятся ревизии.

Тут проблем, похоже, нет. Уже в первый день на работе мне вручили папку с наставлением по ревизиям. Вот здорово! У нас в управлении валютного контроля Минфина СССР ничего подобного не было. Мы были первопроходцами. Уже через два года моей ревизионной деятельности начальство поручило мне подготовить методическое пособие по проведению ревизий хозяйственной деятельности советских компаний заграницей, что я и выполнил вполне добросовестно. Это пособие было даже издано очень ограниченным тиражом и с грифом «Для служебного пользования». Где-то оно сейчас пылится? Наверное, давно сдано в макулатуру.

Открываю наставление отдела внутренних ревизий. Всё как надо. Вступление о роли и месте отдела в Секретариате ООН. Как составлять программу ревизии. Как готовить доклад по её результатам. Кто в иерархии отдела за что отвечает. Есть даже подробные вопросники по отдельным проверкам, то есть какие вопросы должен выяснять ревизор. Но нет ничего про то, как ревизовать проекты технического содействия развитию. Это они до сих пор никаких проектов не ревизовали, что ли? Посмотрим среди ревизионных докладов, выпущенных отделом. Тоже ничего нет за последний год или даже два.

Слава богу, в ООН на всё есть правила, инструкции, наставления. Нахожу в библиотеке отдела внутренних ревизий наставления для главных технических советников, отвечающих за выполнение проектов технического содействия развитию. Тут есть, всё что надо, чтобы понять, как организуются проекты и как они исполняются. Для каждого проекта создаётся проектный документ, где определяется, кто за что отвечает. Документ подписывается тремя сторонами: ПРООН, которая финансирует проект; ООН в лице департамента технического содействия развитию, который выполняет проект; и правительство страны, где этот проект осуществляется. В соответствии с наставлением, главный технический советник обязан составлять регулярные отчёты о выполнении проекта. Так, становится яснее, какие документы мне нужно посмотреть.

Но надо же проверить и отчёт о расходовании средств. Желательно, с подтверждающими документами: счетами, платёжными ведомостями и т. д. Где всё это найти? Конечно, в бухгалтерии. Иду к сотруднику, уже знакомому мне по стажировке в бухгалтерии, который отвечает за учёт расходов проектов технического содействия развитию, и наталкиваюсь на серьёзное препятствие. Дело в том, что все расходы в бухгалтерии заносятся помесячно. Соответственно и документы хранятся в месячных папках, где они собраны все вместе. Чтобы найти документы именно моего проекта, надо перелопачивать каждую месячную порцию документов, а там расходы сотен проектов. Дело осложняется ещё и тем, что через нашу бухгалтерию проходят платежи только тех расходов, которые осуществляются в Нью-Йорке: счета по контракту с подрядчиком – бурильной компанией, зарплата главного технического советника, начисляемая на его банковский счёт, и всё. Расходы на месте осуществляются и регистрируются бухгалтерией аппарата резидента – представителя ПРООН. А эта бухгалтерия уже представляет все расходы в бухгалтерию ООН. Опять же ежемесячно и по всем проектам, а их в стране может быть с десяток и больше. Найти во всей этой документации то, что относится к моему проекту, конечно, можно, но на это уйдут месяцы. А в наличии имеется только ежемесячный итог проектных расходов.

Тут самое время рассказать читателю о различии между внутренними и внешними ревизорами.

Ревизоры или аудиторы есть везде, где есть деньги, то есть почти везде. Их не всегда видно, но они недалеко, если уже не тут. Отдельная личность может никогда с ними не сталкиваться, но это не значит, что ревизоры не затронули ту или иную часть её жизни. Скажем, у вас есть вклад в Сбербанке, а это учреждение проверяется как внешними, так и внутренними ревизорами, которые смотрят, среди других вещей, за тем, чтобы ваши деньги были в целости и сохранности. Внешние ревизоры – это ревизоры, не входящие в состав ревизуемой компании или организации. Самый распространённый вид внешних ревизоров – налоговые инспектора. Их задача – проверить правильность информации о доходах и соответственно уплаченных налогах. Компании, чьи акции продаются и покупаются на бирже, обычно должны иметь внешних ревизоров, которые удостоверяют для широкой публики правильность финансовых отчётов компании. В истории были примеры, когда заверенные внешними ревизорами отчёты оказывались липовыми. Для компаний и для их ревизоров такие трюки могут оказаться смертельными. Возьмите не столь давний пример гигантской энергетической компании США «Энрон» и их внешних ревизоров, крупнейшей и старейшей аудиторской фирмы «Артур Андерсен». В результате манипуляций с денежными средствами и финансовыми отчётами, не раскрытых ревизорами, сама компания приказала долго жить, а её руководство получило тюремные сроки. Фирма «Артур Андерсен» потеряла свою репутацию, лишилась клиентов, понесла ущерб от судебных исков, предъявленных обманутыми владельцами акций «Энрона», и также прекратила своё существование.

По определению ревизоры должны быть независимыми, то есть абсолютно никак не связаны с деятельностью, которую они проверяют. Насколько это возможно, когда, скажем, внешняя аудиторская фирма нанимается руководством компании и получает от него гонорар за свои труды, – большой вопрос. Единственная гарантия независимости – это профессионализм ревизоров, в служебной этике которых на первом месте стоит объективность. Кроме специализированной подготовки, внешние ревизоры, как правило, должны иметь профессиональную сертификацию.

Самый страшный вид внешних аудиторов – это налоговые инспектора. Они действительно независимы, если только не берут взяток от инспектируемых компаний. Но сфера их деятельности довольно ограничена. Они проверяют правильность определения прибыли и соответственно уплаты налога с прибыли. Предприниматели не любят иметь дело с налоговыми инспекциями. Как правило, для этого они нанимают налоговых советников или своих внешних ревизоров. Но, если налоговые органы определяют недоплату налогов, ответственность несёт сама компания. А она уж потом разбирается со своими ревизорами или налоговыми советниками.

Внутренние аудиторы входят в состав компаний или организаций. Их подразделения создаются обычно в очень крупных компаниях или организациях, где руководство просто не в состоянии уследить за тем, что делают подчинённые, особенно если операции разбросаны географически. Внутренние ревизоры докладывают о результатах своих ревизий руководству проверяемых подразделений и руководству на более высоком уровне, если это необходимо. Так же, как и внешние аудиторы, внутренние ревизоры должны быть полностью независимы. Это достигается их подчинённостью на максимально возможном уровне руководства и строгим соблюдением профессионального принципа объективности. В ООН наш отдел по положению является полностью независимым и подчиняется только Генеральному секретарю. На деле все наши доклады в то время направлялись, кроме руководителя проверяемого подразделения, заместителю Генерального секретаря – главе департамента администрации. Это было вполне закономерно, так как ревизовались вопросы административного характера: финансы, кадры, закупки, снабжение и обслуживание. А этот заместитель Генерального секретаря отвечал именно за эти вопросы.

В Минфине наше положение можно было приравнять к налоговым ревизорам, хотя мы и не проверяли правильность финансовых отчётов. Но мы следили за эффективностью работы ревизуемых компаний и организаций, что отражалось на их прибыли. Наши доклады, если необходимо, могли идти на максимально возможный уровень руководства – Совет министров страны. Здесь же, в отделе внутренних ревизий ООН, я сразу же почувствовал разницу в положении. Я был такой же сотрудник аппарата, как и проверяемые. Они занимались своим делом, а я – своим. Для них мои открытия, если я не вскрывал каких-то вопиющих нарушений или злоупотреблений, были, вобщем-то, известны и не столь важны, как их собственные ежедневные заботы.

Мой личный опыт работы и внешним, и внутренним ревизором научил меня, что действенность ревизоров зависит не только от их профессионализма, но и от того, насколько в их работе заинтересовано руководство проверяемой фирмы или организации. Как правило, сильным руководителямнужнысильные ревизоры. С одной стороны, если дотошные ревизоры не могут найти серьёзных недостатков в их работе, это говорит положительно о руководстве проверяемого объекта. Если же недостатки вскрыты ревизорами, то их быстрое исправление идёт опять же на пользу операции. Если же руководство, как говорится, не владеет ситуацией, то замечания аудиторов рассматриваются им в первую очередь как личные нападки.

Но вернёмся к моей первой ревизии в ООН. Гордиться, честно говоря, нечем. Взяв в департаменте технического содействия развитию отчёты главного технического советника, я обнаружил, что проект отстаёт от плана. За два года нужно было пробурить шестьдесят скважин, а пробурено всего сорок. А из тех, что пробурены, дали воду всего тридцать. Зато расходы идут почти по плану. Израсходовано почти восемьдесят процентов бюджета. Как так может быть? Беру контракт с подрядной фирмой, которая и бурит скважины. Это самая большая статья расходов по бюджету проекта. Оказывается, за выполненную работу – пробуренные скважины – фирме выплачивают шестьдесят процентов от суммы контракта, а остальные сорок платят за «мобилизацию и демобилизацию», то есть за доставку оборудования и специалистов-бурильщиков к месту работы и их вывоз после окончания работ. Таким образом, двадцать процентов было выплачено фирме ещё до того, как она приступила к бурению. Что за дела?

Беру очередное ооновское наставление по заключению коммерческих контрактов и папку с материалами по контракту в отделе закупок и контрактации. Похоже, что всё сделано по правилам. Десяти фирмам были разосланы приглашения принять участие в торгах. Восемь прислали свои предложения, где формула платежей была примерно одинакова. Отдел закупок заключил контракт с фирмой, чьё предложение было самым низким по цене. Ни к чему не подкопаешься. Особенно с моим опытом проверки таких контрактов.

Прошло много времени и много ревизий, пока я не усвоил, что самые умелые махинации в области закупок имеют прекрасную документацию – не к чему придраться.

Что ещё тут можно проверить? Посмотрим, как был нанят главный технический советник проекта. Может, по знакомству. Место-то довольно хлебное. Зарплата приличная, плюс машина-вездеход, шофёр, секретарша. Да нет, вроде бы и тут всё по инструкции. Выбраны были три кандидата из имеющегося реестра специалистов этого профиля. Один отказался. Из двух других выбран имеющий больше опыта. Больше кабинетной ревизией ничего не обнаружишь. Можно было бы выехать на место и посмотреть, сколько, действительно скважин пробурено, но кто же меня пошлёт. Это же большие деньги: перелёт, командировочные. И потом, отчёты главного технического советника рассматриваются на совещаниях с участием правительства и представителя ПРООН. Они-то видят, что там, на месте, делается.

Короче говоря, моя первая ревизия в ООН заканчивается составлением короткой записки, или, по ооновской терминологии, меморандума, в департамент технического содействия развитию. Так и так, провели кабинетную ревизию вашего проекта по бурению водяных скважин в африканской стране Х. Установлено, что скважин пробурено меньше, чем запланировано, а средств израсходовано непропорционально больше по сравнению с проделанной работой. Это из-за формулировки платежа подрядной компании. Наш директор подписал этот меморандум без каких-либо комментариев. А где-то через месяц пришёл ответ: спасибо за ваш меморандум. Действительно, скважин пробурено меньше, чем запланировано, так как грунт в местах бурения оказался более трудным, чем ожидалось. А способ платежа соответствует принятой в этой работе практике. Вопрос считайте закрытым.

В бытовом плане у нас всё со скрипом, но наладилось. После месяца нашего буквального прозябания в однокомнатной квартире в «Белом доме», где от нью-йоркских мартовских холодов мы укрывались Таниной шубой втроём на широком раскладном диване (дом был построен по сверхэкономичному калифорнийскому проекту), мы нашли квартиру с двумя спальнями в нормальном кирпичном доме с прекрасным видом на Гудзон. От нас до «Белого дома», где находится Костина школа, в которой учатся дети всех советских сотрудников в Нью-Йорке, всего пять минут хода. Квартира обставлена вполне приличной мебелью из магазина, куда нас отвёз завхоз советского представительства при ООН, который и заплатил за неё. В этом многоквартирном комплексе живут много наших соотечественников. Кроме близости к школе, тут, вероятно, играет роль невысокая арендная плата. Оказывается, в Нью-Йорке есть городское субсидирование жилья для малоимущих жильцов, и наш комплекс подпадает под это финансирование. Конечно, по нашим зарплатам мы находимся на уровне местной бедноты. Но нам-то расходы на жильё оплачивает наше государство. Таким образом, советские расходы субсидируются городским бюджетом. Как бывший ревизор Минфина, я это могу только приветствовать.

В этом же жилом комплексе живут мой коллега Боря Гусаков и два моих старых внешторговских приятеля: один – из института мировых рынков (в Нью-Йорке он заведует коммерческим отделом ТАСС), а второй работал представителем внешнеторгового объединения «Союзплодоимпорт» в торгпредстве СССР в Каире, где я был старшим экономистом. Здесь, в Нью-Йорке, он представляет это же объединение в «Амторге» (компания, которая, по сути, играет роль нашего торгового представительства в США). Если в Каире он закупал в несметных количествах египетские апельсины, то в США он занимается продажей нашей «Столичной» по контракту с «Пепсико» в обмен на продажу пепси-колы в СССР. Он же устроил мне свою недорогую машину марки «Форд» с небольшим пробегом, когда «Пепсико» заменяло её на машину подороже. Наши внешторговцы заграницей зачастую ездили на машинах, предоставляемых иностранными фирмами-контрагентами. Фирмы списывали эти расходы на накладные по контрактам с нами, а Минвнешторг экономил на содержании своих сотрудников.

А вот на работе у меня сплошной провал. То есть я провожу какие-то ревизии в департаменте технического содействия развитию, но результаты совсем ничтожные. Я никак не могу привыкнуть к тому, что мне надо проверять таких же сотрудников, как я, которые наверняка являются высококлассными профессионалами, прошедшими, скорее всего, как и я, строгий отбор в эту всемирно известную организацию. Мне ещё надо сравняться с ними в знании всех ооновских правил и инструкций. Кроме того, мои более опытные коллеги-ревизоры занимаются проверкой одних и тех же вопросов бухгалтерской отчётности, соблюдения правил и инструкций и правильности произведённых расходов по сметам. Все они, во всяком случае, на моём уровне, на этом деле «съели не одну собаку». У них какое-то профессиональное чутьё на малейшие отклонения от инструкций. А мне эти отклонения, вообще, кажутся какой-то мелочью, о которой не стоит и упоминать. К тому же у этих ревизоров моего уровня чувствуется какая-то профессиональная школа, которой мне в Министерстве финансов пройти не пришлось за все пять с половиной лет службы. Что же делать?

К сожалению, помочь мне никто не может. Здесь каждый занят своим делом и на успех коллег смотрит ревниво. Мои советские коллеги, как я быстро понял, в профессиональном плане абсолютные нули. Старший ревизор Михаил Шмаков с трудом разъясняется по-английски. В МИДе он работал в бухгалтерии управления делами, и какими путями попал в ООН (причём второй раз) – совершенно непонятно. Человек он невредный. Постоянно занят своим любимым делом – починкой часов нашим сотрудникам и бижутерии женской части нашего отдела. Единственное, что от него можно почерпнуть, это довольно точные характеристики моим коллегам. Боря Гусаков заведовал областным финотделом в Калуге. После этого попал в академию внешней торговли на факультет подготовки сотрудников международных организаций, а оттуда – прямо в отдел внутренних ревизий ООН. По-английски он говорит немногим лучше Михаила. В первые же дни он потряс меня, принеся черновик своего ревизионного доклада с просьбой отредактировать его. Несмотря на все свои старания, я так и не смог понять смысла написанного, хотя грамматически всё было более или менее правильно. Оказалось, что Боря писал доклад на русском языке, а потом переводил его на английскийс помощью дочки, которая учится в седьмом классе русской школы. Я попросил русский текст, из которого тоже не смог уяснить сути. После Бориных пояснений с большими мучениями мне удалось изложить его немногие ревизионные находки фактически новым текстом. Для себя я сразу же взял за правило писать доклады с самого начала на английском.

Мой непосредственный начальник пакистанец Абдул Кхан – старый ооновский сотрудник, но никакой не ревизор, во всяком случае, не сейчас. Его карьера началась в бухгалтерии отделения Программы развития ООН в Пакистане. Несмотря на своё происхождение, он, наверное, не рьяный мусульманин, так как большой любитель советской «Столичной». В этом я убедился на одной из отдельских вечеринок. От него ожидать какой-то помощи не приходится. Он пропускает мои скромные доклады почти без замечаний. Да и докладов, как и ревизий, раз-два и обчёлся.

Пока что я провёл ещё одну ревизию в департаменте технического содействия развитию. Тема ревизии: наём сотрудников для полевых проектов. В проектах – это ключевой момент. Пока не назначен главный технический советник проекта, ничего с места не сдвигается. В департаменте технического содействия развитию наймом сотрудников проектов занимается целый отдел кадров. Как всё это происходит? Прежде всего, какой-то проект согласовывается между правительством страны, где он будет осуществляться, Программой развития ООН, которая будет его финансировать, и департаментом технического содействия развитию, который будет его осуществлять. Составляется трёхсторонний документ с бюджетом и планом выполнения проекта. После этого нанимаются персонал и субподрядчик, который и будет выполнять всю работу.

В отделе кадров существует реестр кандидатов по самым разным специальностям, от геологов до специалистов по вывозу мусора. С точки зрения ООН, важно, чтобы набор осуществлялся на самой широкой международной основе. В реестре это положение отражено. Есть специалисты даже из Советского Союза. Отдел кадров выбирает подходящих кандидатов из реестра и рассылает им предложения участвовать в конкурсе. Первым делом это касается должности главного технического советника. После того, как кандидаты отвечают согласием или отказываются от участия в конкурсе, их кандидатуры рассматриваются в соответствующем техническом отделе департамента с точки зрения квалификации и опыта работы. Рекомендации технического отдела служат основой для выбора того или иного кандидата. После выбора этому кандидату посылается конкретноепредложение. Если оно принято, начинается оформление на работу. Весь процесс в соответствии с положением о наборе проектного персонала должен занимать не более шести месяцев.

Посмотрим, какие тут есть риски. Первое, что приходит в голову, это что кандидат будет недостаточно квалифицирован, чтобы руководить проектом. Второе, что зарплата ему будет завышена. Третье, что процесс найма затянется и поставит под угрозу своевременное выполнение проекта. Больше, пожалуй, ничего страшного произойти не может.

Теперь надо посмотреть, какие меры приняты в процессе найма, чтобы эти потенциальные риски не стали реальностью.

В кадровых инструкциях, а инструкции – это первоначальный контрольный инструмент, для каждой должности есть критерии в плане образования и опыта работы. Скажем, на должность главного технического советника проекта могут претендовать кандидаты с высшим образованием по профилю проекта и со стажем работы по специальности не менее семи лет, из них не менее трёх лет на руководящей должности. На второй риск – завышенная зарплата – тоже есть предохранитель: тарифная сетка, в которой уровень зарплаты привязан к уровню должности и квалификации кандидата. Но вот что интересно. Отчисления в пользу департамента технического содействия развитию на его содержание напрямую зависят от расходов по бюджету проектов (13 %). Поэтому департамент заинтересован в как можно более высоких затратах. По идее, такой тенденции должна противостоять финансирующая организация, Программа развития ООН, но и она получает деньги на своё содержание в зависимости от объёма предоставленного финансирования.

В принципе сами страны – получатели помощи должны быть заинтересованы в экономии средств, выделяемых на проекты. Тогда они могли бы рассчитывать на дополнительную помощь в рамках тех же средств. Но их мнение учитывается только при выборе проектов. И потом, госчиновникам, в общем-то, всё равно, во сколько обходятся эти проекты. Для них всё это бесплатно.