ОТЕЦ: В борьбу… Борьба – это дело опасное. Особенно пока молодой. Молодой как пьяный – море по колено…
СЫН: Ну, я-то спокойный.
ОТЕЦ: Ни во что не веришь, что ли?
СЫН: Типа того.
МАТЬ: Как же это, Степушка? Это тоже неправильно. Человеку обязательно надо во что-нибудь верить. Я в любовь верила. А если верить не будешь – загнешься быстро, и семьи у тебя не будет, если в любовь не веришь.
ОТЕЦ: Но жениться надо по уму.
МАТЬ: Самый верный брак – по уму. А верить надо. В Бога вот наш папа не верит, и ты туда же, хоть бы в церковь зашел, свечку поставил. Раньше с тобой маленьким куличи святить ходили, ты так радовался. И школьником в церковь ходил. А теперь – неверующий, так получается?
СЫН: Такой я урод. Но все равно мне, пап, мам, интересно только с такими, кто верит. Это, наверно, потому, что они мне силу дают. И я им подыгрываю, я не могу понять, как себя с ними вести, мне смешно и грустно, что они такие верующие. И я им говорю: «Да, да, вера – это правильно!» Но меня тянет к ним. Знаете, так урод делается фотографом, все время бегает на показы моделей и их ноги длинные щелкает…
ОТЕЦ: Нельзя так говорить про себя. Какой из тебя урод? Урод – это подлец. Чикатило – это урод. Олигархи – уроды. Ты же никого не убил, кровь из людей не сосешь…
СЫН: Откуда ты знаешь?
ОТЕЦ: Ой, послушай, Зоя, что несет… Во дурак!
МАТЬ: Степка, когда же ты у нас подрастешь?
СЫН: Почему не Чикатило? Почему не олигарх? Вы извините, но я бы ввел в Уголовный кодекс статью за, я такое слово вам скажу – мыслепреступление. Если готов делать то, что злом называют, значит, уже виноват.
ОТЕЦ: Ты это девочкам плети… Как ты мысль мою узнаешь, чудак-человек?
МАТЬ: Не слушай его, Толя. Набрался всякой чуши…
ОТЕЦ: Погоди, Зоя.
СЫН: А пускай человек сам исповедуется, и не в церкви, а государству. Подумал украсть. Мечтаю пришить. И наказания соответственные – месяц тюрьмы, два месяца.
ОТЕЦ: Может, тебе к врачу сходить?
МАТЬ: Да он издевается, не видишь разве?..
ОТЕЦ: Над кем? Над самим собой? Мелет, мелет… Никому не верю, а интересно. Философ из трех букв. Был такой в Китае. Я его в анталогии вычитывал.
СЫН: А помнишь, мама, ты мультики рисовала. Я с детства знал, как это так делается, что в телевизоре Волк за Зайцем гонится. Не верил, а смотрел с большим интересом. С тем же интересом, как остальные дети, которые не знают, откуда мультики берутся. Политика, борьба – это полная лажа. Игра это. Но интересно. Не сама игра интересна. А игроки вот эти прорисованные. Они верят, когда скачут, они не знают, что их нарисовали… Но может, это я рисованый, а они – живые?
ОТЕЦ: Заливаешь ты чего-то, сынок. Смотри мозги не выверни.
МАТЬ: Степа, ты бы отдохнул. Вон Егор соседский, каждую зиму в Турцию ездит. А ты все в Москве торчишь.
СЫН: Мне от Москвы никуда не деться. Вся политика в одной Москве. Все мои подопечные – тут.
ОТЕЦ: Турцию предложила… Для этого деньги нужны.
МАТЬ: Да накопить он мог бы.
ОТЕЦ: Родителям-то помочь – не дорос пока?
СЫН: Мало, мало денег.
МАТЬ: Устроился бы на нормальную работу. Сидел бы в офисе, дурака валял. У моей подруги Милы Сашка… Оклад две с половиной. В десять на работе, в девять вечера – уже дома. И не парится, никуда не лезет. Говорит ей: мать, сижу карты в компьютере раскладываю. Редко, когда у него командировка. А ты чего? У меня она спрашивает: кем твой Степа работает? Я и не знаю, чего ей отвечать.
СЫН: Не переживай.
ОТЕЦ: Мы же за тебя, балбеса, переживаем. Чтобы у тебя все наладилось.
СЫН: Да у меня и так…
ОТЕЦ: «Так», – сказал бедняк. Вон какое брюхо отрастил! Под рубашкой торчит. Щеки как у жиртреста. Я в твои годы крест держал на кольцах. Понимаешь? Весь был мышца одна, когда с твоей мамкой познакомились. А ты?
МАТЬ: Ну хватит, Толь, совсем застращали мальчика. Зато сейчас и ты какой толстый… Это у него конституция. Он уже в роддоме самым пухлым был. И лет ему всегда больше давали, в два года на четыре выглядел. Крупный ребенок.
ОТЕЦ: Ребенок… Мужик. Надо в форме себя держать в его годы! А он… Верю, не верю… Где работаю – не скажу…
СЫН: В фирме.
ОТЕЦ: Жениться не надумал?
МАТЬ: Куда ему…
ОТЕЦ: Смотри, Зоя, перед фактом поставит. Приведет какую-нибудь и заявит: все, родители дорогие, давайте к свадебке собираться.
МАТЬ: Степа не такой. Степа не горячий. Он сказать может всякое, а глупость он не выкинет…
ОТЕЦ: Хоть что-то в нем воспитали.
Голубой попугай
Степан хихикал над либералами, так бывает. Вот и стихи сочинял такие:
Пролетая Древней Русью, За врагами бред любойПовторял бы этот Мусин, Попугайчик голубой. По-татарски тараторя, Мел бы снег его язык, До Орды тропинку торя – Лишь бы выпросить ярлык… Либералы, либералки – Их роднит стрелы напев, Что дрожит у речки Калки, В сердце русское влетев.
Молодых либералов вел Илья Мусин. При хилой комплекции у Мусина были возбужденные маленькие и веселые глазки, а также клювик. На головке воинственно топорщился хохолок.
Мусин одевался в голубой джинсовый костюм, под которым голубела голубая рубашка. Любил он джинсу, демонстрируя свой демократизм, мол, я такая умная шпана, гуманитарий-шалопай. Не сказать, чтобы наряжался Илья небрежно, джинсовый костюм сидел на нем ладно, да и был отменно чист и благоухал дезодорантом, но в классическом костюме он никогда бы не показался. Он сторонился образа номенклатурщика. Мусин выглядел как позитивный вожак студенческой шпаны с тем намеком, что – молодо-зелено, он такой весь из себя неформал, но в допустимых границах.
Он не пил и не курил. Хилая комплекция, кокетливая бородка. Писклявый голосок с диапазоном интонаций наглеца, подлизы, труса, рассудительного мальчика.
На публике Мусин постоянно был с одной блондинкой и каждый раз как бы с ней позировал. Ее звали Маша. Она была худа, просто скелет, часто курила и воспаленно краснела. Голубые глаза у нее были бессонные, с красными прожилками. Злая, стервозная, бесцеремонная, всем грубила. Тип корабельного юнги. Приятная своими натурально золотыми косицами, но щеки втянуты, глаза впали, скулы торчат.
Крохотный Мусин заявлял цель – «освободить страну от режима реакции» и «вернуть украденные свободы».
Начиная со школы он пытался участвовать в политике. И к двадцати трем годам встал во главе молодежного либерального фронта. Фронт объединял человек тридцать, но каких!