И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

– Я на пять минут отлучился! За хлебом.

Я жил в Приморском крае месяц: работал во Владивостоке, Хороле, Пограничном, Уссурийске, Спасске-Дальнем, Чугуевке, Славянке, Находке. Список населённых пунктов, в которых нужно было отремонтировать телевизоры, этим перечнем не ограничивался. Я жил бы здесь ещё дольше, если бы не баба Люба, приказавшая мне вернуться домой. Её неприятно удивило, что я работал и во Владивостоке. Она думала, что во Владивостоке будет работать Игорь. А я – в других населённых пунктах края.

Если бы в этом списке не было Чугуевки, я всё равно туда съездил бы. Это село находилось в трёхстах километрах от Владивостока, – гораздо ближе, чем от Горького.

Мы с Игорем вместе не работали. Встречались периодически – то у него дома, то в общежитии, в которое он меня поселил через своего знакомого, то в каком-нибудь магазине.

Игорь – бывший моряк. Он завязал с морем из-за семьи. Рейсы по полгода. А дома – жена и маленький ребёнок.

Около Чукотки они однажды застряли во льду. К ним приходили белые медведи. Они могли стать вторым «Челюскиным». Их спас ледокол. А в рейсе в Сан-Франциско однажды попал в жуткий шторм. «Корабль валится с бока на бок, – рассказывал он. – Лежишь на кровати. Упрёшься ногами в стенку. Лежишь, – он напряжённо вытянул ноги, изобразив, – и думаешь, поднимется или нет?»

2

Первым делом, во Владивостоке я побывал на морском и железнодорожном вокзалах, ставших сказочными в моих воспоминаниях. Эти два вокзала находились рядом – напротив друг друга. Помню, мы вышли из вагона поезда – родители, сестра и я. И вдруг я увидел пассажирский океанский лайнер, стоявший у причала. Меньше всего на свете я ожидал увидеть корабль, выйдя из вагона поезда! Я должен был увидеть, не знаю, например, общественный транспорт, но не корабль же. Лайнер показался мне громадным. Я открыл рот от удивления. Ничего подобного я не видел. Со временем я усомнился, что видел пассажирский лайнер и два стоявших рядом вокзала, подозревая, что мне это приснилось.

Вокзалы были действительно рядом и напротив друг друга. Усомниться было немудрено. Последний раз я был здесь десятилетним мальчиком.

У причала вокзала стоял большой белоснежный пассажирский корабль. У причала на противоположной стороне бухты – несколько грузовых судов. Было ветрено. На волнах играли слепящие солнечные блики.

Я удовлетворённо постоял на пешеходном мосту через железнодорожные пути, соединяющий морской вокзал с Привокзальной площадью. Здесь тоже было ветрено, как на причале. Двадцать лет назад мы стояли с отцом на этом мосту – холодным осенним вечером, подсвеченным яркими огнями вокзалов, перрона и близлежащих домов. Перила моста в то время мне были по шею.

Вторым местом моего обязательного посещения был памятник «Борцам за власть Советов на Дальнем Востоке». Мужественный красноармеец держал высокое древко с развивающимся знаменем. Я не знаю, почему этот памятник остался в моей памяти. Может быть, из-за моего чувства благодарности к подвигу. Красноармеец казался мне, десятилетнему мальчику, воплощением справедливости.

Памятник находился на центральной площади города, – на пересечении Ленинской улицы и Океанского проспекта. Фигура красноармейца была обращена лицом к бухте Золотой Рог.

Общий вид памятника, сохраненный в моей памяти, не соответствовала реальности. Оказалось, что по обе стороны красноармейца находились ещё и две многофигурные скульптурные группы. Левая группа была посвящена освобождению Владивостока от японских и американских интервентов. Правая группа – свержению царя.

Красноармеец выглядел мужественно. Кроме знамени, у него был ещё и горн. Сейчас он не казался мне воплощением справедливости. Моё мнение об отцах основателях нашего Советского государства изменилось в худшую сторону.

В Хороле я купил у китайца китайские кроссовки с эмблемой известной немецкой фирмы. Я впервые увидел китайца! Он был небольшого роста, смуглый, с чёрными прямыми волосами, – как у лошадиной гривы. Во Владивостоке я не без гордости показал кроссовки Игорю. Тот посмотрел на меня, как на глупого, и сказал: «Сто метров гарантии». Кожзаменитель потрескался на изгибах на второй день. А потом вдруг на месте изгиба образовалась дыра. Порвались нитки, соединяющие подошву с верхом. Я выкинул кроссовки через две недели.

Меня удивило большое количество китайцев. Разумеется, их было относительно много. А во времена моей юности – ни одного. Я думал, что их здесь вообще никогда не было, ошибочно считая, что история мира началась с моего дня рождения. А китайцы, оказывается, жили здесь ещё до революции! Океанский проспект во Владивостоке раньше назывался Китайский улицей.

Японцы и корейцы были представлены своими автомобилями. Такого количества иностранных машин не было даже в Москве. Казалось, вазовские автомобили можно было пересчитать по пальцам. «Волга» была представлена, похоже, в единственном экземпляре. Я однажды увидел её и удивился, как будто неожиданно встретил знакомого. А «Москвичей» я не видел ни одного. Наверное, не было таких автомобилей во Владивостоке.

Никто в это время не предполагал, что большое количество иностранных машин станет правилом. Но тогда такое количество удивило меня.

Отдых на море стал для меня приятным сюрпризом, некой премией. Море и пляж у меня всегда ассоциировались с командировками в Краснодарский край, – с черноморскими городами Анапа или Сочи. Я знал, что Владивосток расположен на берегу Японского моря, но ни о каком отдыхе на море даже не думал.

Естественно, я сразу воспользовался предоставленным мне случаем покупаться в море. Рядом с моим общежитием находилась Спортивная гавань с обустроенным пляжем. Я впервые здесь увидел живые морские звёзды. Их на мелководье было настолько много, что на них можно было наступить ногой. Крупные звёзды водились в самом глубоком месте – у пирса с прогулочными яхтами. Я попробовал достать одну, но не смог.

В гостинице Спасска-Дальнего меня загрызли комары. Я боролся с ними две ночи подряд. Искал их на потолке, окнах, стенах. Заставляя их обнаружить себя, махал полотенцем под кроватью, тряс шторы, толкал шкаф, предположив, что они спрятались за шкафом. Комары не обнаруживали себя, как будто их не было. Стоило мне выключить свет, – они сразу появлялись. Их укусы были болезненные. Тогда я решил поймать их на живца: лёг, не выключив свет, прикрыв простынею только ноги. Несколько комаров я убил, севших мне на грудь и живот. Они были маленькие, как блохи. Перебить их всех было невозможно. Они появлялись и появлялись. Я даже заткнул вентиляцию, предположив, что они прилетают оттуда. Обычно комары летают с писком, эти – молча, как с выключенным мотором. Я засыпал – и просыпался от укусов. Я устал с ними бороться. Они впервые победили меня. Я уехал из Спасска-Дальнего с чувством облегчения.

3

Чугуевка была связана со Спасским-Дальним автобусным сообщением. На склонах сопок, мимо которых мы ехали, густо росли деревья, большей частью лиственные, – ветвистые, высокие и низкие, с широкими и узкими листьями. Местные деревья отличались от наших. Я не знал, какие именно породы я видел. Наверное, какой-нибудь ясень маньчжурский, вяз японский, ильм горный, граб сердцелистный. Дальние сопки были синие. Ещё на склонах сопок были непонятные обширные тёмные пятна. Этими пятнами оказались тени облаков.

Убегали назад столбики c указателями километров. Расстояние до Чугуевки медленно, но верно сокращалось. Сегодня я окажусь в посёлке моего детства, – это было так же реально, как я еду в автобусе. А мне всё равно не верилось.

В Чугуевке я посмотрю на дом, в котором жил, потрогаю его рукой, выпью воды из колодца, находящегося у нашего дома. Поднимусь на пологий холм у Синей сопки и посмотрю с него на Чугуевку.

Мы въехали в село. Я с недоумением не узнавал села, как будто оказался здесь впервые. Синяя сопка должна быть с левой стороны. Военный городок, находившийся на окраине села, тоже был слева. Я сидел с правой стороны. Разглядеть что-нибудь слева мне мешали попутчики. Я не увидел ни Синей сопки, ни перекрёстка с дорогой к военному городку. Впечатление не соответствовало реальности: у меня было странное ощущение, что я оказался не в Чугуевке.

Я вышел из автобуса. Поглядел по сторонам, ища Синюю сопку, и удивился, не увидев вообще никаких сопок! Село, казалось, находилось на бескрайней равнине. А из центра села я не увидел бы, наверное, даже Эльбруса, если бы эта знаменитая гора находилась поблизости. Меня окружали высокие дома, заслонявшие обзор.

Я поселился в гостиницу, пообедал в ресторане. Название гостиницы и ресторана отражали местный колорит: гостиница называлась «Тайга», ресторан – «Кедр». И не без волнения отправился в военный городок. Я настолько свыкся с мыслью, что больше никогда не увижу его, что его посещение мне по-прежнему казалось нереальным событием.

Меня приятно волновали даже самые незначительные воспоминания. Например, я вдруг вспомнил, что можно пройти короткой дорогой – наискосок. Воспоминание о давно забытом коротком пути пришло ко мне неожиданно, как вспышка, и доставило настолько сильное удовольствие, что я даже удивился.

Короткий путь мне запомнился мостиком через какой-то ручей. Однажды зимой мы с матерью пошли короткой дорогой. Мостик был до того причудливо обледенелый, что казался вырубленным изо льда искусным скульптором. Он напоминал иллюстрацию нереальной картинки из красивой сказки.

Мне сразу захотелось посмотреть на мостик и ручей. Я решил пройти короткой дорогой в другой раз. Искать короткий путь – означало блуждать, обращаться за помощью. Не желая блуждать, я пошёл дальней дорогой, центральной. Сначала мне надо посмотреть на свой дом, а потом – всё остальное.

Наш дом был самый обыкновенный, – одноэтажный, рассчитанный на две семьи, с печным отоплением, завалинкой с опилками, в которой жили большие жирные мокрицы, окаменевшей, растрескавшейся замазкой на рамах окон.

Я шёл в направлении обратному тому, которому приехал. С левой стороны дороги я обнаружил музей Александра Фадеева. Этого музея не было во времена моей юности. Я сначала предположил, что музей построили на месте его родительского дома. А его родительский дом оказался дальше, тоже по левой стороне.