Прыжок в прошлое

– Долго спишь, сродственник, – вместо приветствия сказал он, широко улыбаясь. – Я уже к заутрене сходил, искупался, а теперь тебя жду к завтраку. Ты что это один моешься? – удивленно спросил он, глядя на мои приготовления.

– Боюсь твою дворню напугать техническими чудесами. Посиди минут десять, я скоро буду готов.

Заинтригованный, он уселся на стул в ожидании чудес.

Чистка зубов произвела на предка порядочное впечатление. Он завладел тюбиком, попробовал пасту на вкус и потребовал объяснений.

Я процитировал на память надоедливую рекламу зубной пасты.

Однако по-настоящему «культурный шок» произошел от бритвы с плавающими лезвиями. Увидев, как легко и быстро я побрился, предок захотел испробовать бритву на себе.

Я заменил в станке лезвие, выдавил ему на подбородок пену для бритья и объяснил, как нужно действовать. Антон Иванович внимательно рассмотрел лезвие и осторожно провел им по щеке. Эффект превзошел все ожидания.

– Ну, ты меня утешил! – говорил он через несколько минут, трогая гладко выбритое лицо. – До чего же гений человеческий дойти может! Англицкая, поди вещь?

– Кажется, хотя, возможно, и американская. В наше время такие штуки во многих странах делают.

– И в России?

– В России тоже, только похуже.

– Значит, как и ныне, все у нас похуже.

– Почему все? В России много лет было самое лучшее вооружение, нас весь мир боялся. Даже называли «империя зла».

– Так и сейчас то же самое, все боятся. Разве что французы…

– Французов вы победите через несколько лет, – утешил я Антона Ивановича.

– Только… А что у вас есть еще такого забавного? – он кивнул на туалетные принадлежности.

– Много чего. Только я так сразу и объяснить не смогу, да ты и не поверишь.

– Ну, а все-таки, что? Лошади у вас стали резвее, дома больше, слуги лучше?

– Говорю же, другое все. Вместо лошадей – самодвижущиеся кареты, которые никакая лошадь не догонит, ездят они хоть сто, хоть двести верст за час. Дома в городах огромные, бывают и в сто этажей, но больше в десять-двадцать.

– Вот это да! – восхищенно сказал предок.

– Ничего особенно хорошего в этом нет, у всего есть свои плюсы и минусы. Самоходные кареты, они называются автомобили или просто машины, вещь очень удобная, однако от них в городах сплошной чад, Да и народу в них гибнет при авариях больше, чем на хорошей войне. Дома большие, да в них людей напихано, как сельдей в бочке. Сейчас немного лучше стало, а лет двадцать-тридцать назад в таком доме, как твой, могло жить до ста человек.

– Как же они там помещались? – ошарашено спросил Антон Иванович.

– Так же, как твоя дворня в людской, вповалку.

– Так то рабы.

– Вот рабства давно уже нет, почти сто сорок лет как отменили, только много лучше народу не стало. От рабства у помещиков перешли в рабство к чиновникам.

– Выходит, народ стал свободным хлебопашцем. Пьет, поди, без присмотра?

– Хлебопашцев у нас теперь мало, хлеб, когда не хватает, за границей покупаем. А пьют, конечно, изрядно.

– А царь куда глядит?

– Наш – туда же, куда и все, в рюмку, когда ему здоровье позволяет. Вот выберут нового, может, получше будет, хотя навряд ли.

– Как это царя выберут! Он же помазанник Божий!

– У нас царя, он называется президент, выбирают на четыре года. И он у нас не помазанник, а обычно очень хитрый мужик.

– Как так мужик?! Простой?

– Который сейчас, куда проще. Выучился, как это в ваше время называлось, на десятника. Построил один косой дом и пошел лезть во власть. Лез, лез, пока в цари не вылез. Сложно все это объяснить. Пойдем лучше завтракать.

Однако Антона Ивановича, как истинно русского человека, больше волновали глобальные проблемы.

– Погоди ты с завтраком. Ты мне одно скажи, если у вас царя выбирают из всех сословий, неужто на всей Руси одного умного человека найти не могут?

– Умных-то у нас много, да только дураков больше. Они и выбирают того, кто ловчее наврет.

– Пропала, значит, Святая Русь, – задумчиво сказал поручик лейб-егерского полка. – Погубил ее хам.

– Полно, мои шер, никто ее не губил. Страна, как страна. Похуже многих, получше некоторых. А хамов во власти, думаю, и у вас предостаточно.

– Это ты шалишь, сродственник, у нас страной помазанник Божий правит.

– Это точно. Только кто Екатерину мазал и в каком месте, не Орлов ли с Потемкиным? А сынок ее полоумный, ваш нынешний император, – зацепил я верноподданнические чувства Антона Ивановича. – Ты знаешь, кто его папа? Слабоумный Петр, или какой-нибудь царицын камердинер?

Антон Иванович побледнел, испуганно огляделся и прижал палец к губам.

– Вот, вот, Святая Русь! В пустой комнате холопов своих боишься. Вдруг услышат и донесут, даже что не сам говорил, а молча слушал.

Антон Иванович немного смутился, но быстро оправился и заговорил сердитым голосом:

– Ты, Алексей Григорьевич, не веди со мной такие речи. Я присягу принимал и могу не посмотреть, что ты мой правнук…

– Ишь, ты еще один Павлик Морозов выискался, – засмеялся я. – Учти, я присяги не принимал, и твой Павел мне по барабану. Будешь ты меня завтраком кормить, или мы весь день судьбы родины решать станем?

Антон Иванович проигнорировал намек и решил оставить последнее слово за собой:

– Я так считаю: коли Господь допустил Государя владеть нами, знать, на то Его воля, и не дело человеческое судить Его помыслы.

– Ну, если только помыслы, – ушел я от бесполезного спора, – тогда и наш президент по Его промыслу правит.

Антон Иванович сердито хмыкнул, и мы наконец пошли завтракать.

Стол нам накрыли в малой гостиной. Эта комната была менее торжественна, чем зала, мебель в ней была старее, со стершейся парчовой обивкой и вытертой позолотой на подлокотниках кресел. Еды опять было много, как и вчера, жирной и тяжелой.