Грешница

– Но и выходите, ради бога, мне-то, что за дело? Я замужем и люблю своего мужа, – сказала я.

Марья Ивановна недоверчиво на меня посмотрела и уточнила:

– Неужели вы совсем не любите Василия Ивановича, ну, хотя бы капельку? Ведь он такой, такой, – Марья Ивановна улыбнулась сквозь слезы. – Он бывает таким душкой!

Интересно, кто ко мне придет теперь говорить о Трегубове, думала я, спроваживая влюбленную сироту. Не успела я так подумать, как дверь заскрипела и в комнату заглянула горничная, молодая, симпатичная девушка. Я несколько раз видела ее в спальне Трегубова.

– Барыня, вас к себе барин кличет, – сказала она и исчезла.

Кажется все обитатели Завидова решили не оставлять меня в покое. Идти к Трегубову я не собиралась и не пошла. Вместо того села к окну и открыла книгу под названием «Аглая», тоже сочиненную писателем Карамзиным. Однако не успела я прочитать и четверти листа, как в коридоре послышался шум и гомон голосов. В дверь громко постучались, и не успела я ответить, как она распахнулась, и четверо лакеев внесли в мою спальню кресло с улыбающимся Василием Ивановичем.

– Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, – сказал он, и жестом отпустил лакеев. Те тотчас же ушли, прикрыв за собой дверь. Мы остались вдвоем. Я молчала, ожидая, что он еще скажет. Трегубов, с улыбкой, указал на черепки устилавшие пол и засмеялся. – Так вы этой вазой угостили Кузю? То-то он пришел ко мне сам не свой, качается как пьяный и когда говорит об вас, заикается!

– Мне кажется, и вам лучше отсюда уйти, а то не ровен час и на вас что-нибудь упадет! – спокойно сказала я, не вставая со своего стула.

– За что же такая немилость? – скорчил обиженное лицо Трегубов. – Чем я-то вас рассердил, любезная Алевтина Сергеевна?

– Я не люблю, когда ко мне приходят без приглашения, – ответила я.

– А девчонка-то с норовом, – подумал Трегубов, – тем приятнее ее будет объезжать! – потом он будто невзначай, осмотрел меня с ног до головы и решил. – Хороша, б…, Платонович даже губами причмокивал, когда рассказывал какова она голая.

– Я думал, меня это не касается, – сказал он вслух. – Мне казалось, что мы с вами друзья и нравимся друг другу.

– Когда, кажется, нужно креститься, – грубо ответила я. – Зовите своих носильщиков и отправляйтесь восвояси.

Трегубов так удивился отпору, что не сразу нашел что ответить. От обиды его лицо стало детским и глупым. В голове проскочило несколько не детских ругательств, но вожделение было так сильно, что он тотчас сладко расплылся мыслью как кисель.

– Чем же я вас так обидел? – плачущим голосом воскликнул он. – Неужели у вас нет сочувствия к бедному страдальцу?

– Когда моего мужа нет дома, я посторонних мужчин не принимаю, – зло, сказала я, подошла к дверям и распахнула их настежь.

В соседней комнате, прижавшись ушами к перегородке, стояли трегубовские лакеи-носильщики. Увидев меня, они отшатнулись от стены и принялись внимательно разглядывать друг друга.

– Уносите своего барина, – приказала я и, не обернувшись, ушла из покоев.

До обеда я в одиночестве гуляла по усадебному парку, и Трегубов больше ко мне никого не подсылал. О том, что барина отвергла жена лекаря, знал уже весь дом, включая гостей. На меня теперь смотрели как на какое-то чудо морское. Понятно, что в моем присутствии, все здешние обитатели думали примерно на одну тему, о Трегубове и нравах Завидова, и я смогла узнать много интересного.

Постепенно я начала понимать, что творится в усадьбе. Нежный Трегубов жил с целым гаремом дальних родственниц и красивых крестьянских девушек. Кого-то, ту же Марью Ивановну, он прельстил обещанием жениться, других подарками, крестьянки служили в доме горничными и получали за сговорчивость мелкие подачки. Вошин воспользовался слабостью товарища, и подстроил его связь с покойной Аграфеной Михайловной. Потом, застав любимого друга в постели со своей «сестрой», потребовал удовлетворения или женитьбы. Боязливый Василий Иванович от дуэли увильнул и вынужден был дать ему обещание жениться на обесчещенной девушке, но как мог, оттягивал свадьбу.

Когда я вернулась в свои покои, там оказалось несколько букетов роз. Правда цветы были уже привядшие, их явно срезали с поломанных кустов, видно из расчета, что, дареному коню в зубы не смотрят. Однако я не сочла, себя достойной такого «щедрого» подарка и выставила цветы в коридор. Весть о новой выходке «лекаревой бабы» тотчас распространилась по дому и к нашим дверям потянулись зрители, удостовериться в очередной неудаче любвеобильного барина.

О чем думал мой неудалый ухажер, я не интересовалась. Мне было не до Трегубова и его переживаний, я все время помнила о муже, и на сердце лежала непонятная тяжесть. Мне казалось, что он попал в трудное положение, ему грозит опасность, а я тут занимаюсь любовными интрижками и ничем не могу ему помочь.

Алеша уехал, не предупредив и, само собой получилось, что первое условие колдуна, немедленно покинуть Завидово, я выполнить не смогла, и теперь у меня осталось два варианта будущего, уехать завтра и тогда меня будет ждать долгая тяжелая жизнь или третий – таинственная неизвестность.

К обеду Василия Ивановича не вынесли и, как уже было заведено, в его отсутствии за столом его домочадцев разносолами не баловали. Родственники и приживалы между собой вели себя крайне осторожно, лишнего не говорили, опасаясь доносов. Здесь все стучали друг на друга барину, и каждый старался перед ним выслужиться. Вокруг меня образовалась пустота. Мужчины боялись даже смотреть в мою сторону, опасаясь ревности Трегубова, женщины завидовали и люто ненавидели. Даже простосердечная Марья Ивановна старательно отводила глаза, ревновала к моему неожиданному успеху у Василия Ивановича.

Я старалась держаться естественно, не привлекать к себе внимание и не поддерживала разговоров о необычных достоинствах Василия Ивановича, с которыми ко мне приставали коварные дамы. После обеда я сразу ушла к себе, заперла дверь и опять попыталась читать. Однако, как и утром, мне сразу же помешали. Правда, теперь явился не управляющий, а пожилая женщина, какая-то дальняя родня Трегубова. Мы с ней встречались за общим столом, даже как-то перекинулись несколькими словами, но кто она и как ее зовут, я не знала.

Гостья еще не открыла рта, а я уже знала, зачем она пришла, и что будет говорить. Тетушка была обычной сводней, и явилась с предложением уступить домогательствам влюбленного барина, причем, за очень небольшую плату.

– А я к тебе, милая Алевтинушка Сергеевна, по очень секретному делу, – улыбаясь фальшивой улыбкой, сообщила она, едва войдя в комнату.

Мне разговаривать с ней не хотелось, она это сразу поняла, но настырно лезла в комнату. Тогда я, преградив ей дорогу, чтобы помешать усесться в кресло, сразу начала теснить сводню к выходу.

– Простите любезнейшая, никаких секретных дел у меня быть не может, я мужняя жена и дела без мужа не веду.

– Ты что, какой еще муж, – залопотала она. – Я тебе такого кавалера нашла, красивого, щедрого…

Дальше она договорить не успела, я вытолкнула ее из комнаты и захлопнула дверь.

После этого еще несколько раз ко мне приходили гости с такими же предложениями, но я больше не открывала, говорила, что у меня болит голова, и я никого не принимаю. Однако к вечеру атмосфера начала сгущаться. Василий Иванович неистовствовал в своей спальне, ругал своих домочадцев и кричал, что если меня не уговорят провести с ним ночь, то он всех их выгонит из своего дома.

Я очень надеялась, что к вечеру Алеша вернется, и страсти вокруг меня утихнут сами собой, однако от него не было ни слуха, ни духа и я, резонно, опасалась, что ночь мне предстоит трудная.

Я не знаю, как назвать чувство Трегубова ко мне, любовь, страсть, уязвленное самолюбие или что-то другое. Получив твердый отказ, Трегубов впал в неистовство. На мое счастье, у него была сломана нога, а то мое положение было бы еще сложнее. Теперь он мог только посылать ко мне парламентеров, а не самостоятельно надоедать своими домогательствами.

Время шло, Алеша с Иваном не возвращались, и к вечеру мой страстный почитатель совсем обезумел. Теперь он придумывал самые невероятные способы, чтобы добиться меня. Больше всех его подстрекал Кузьма Платонович, имевший на меня свои виды. В конце концов, они вдвоем придумали план, похитить меня среди ночи, насильно обесчестить. Потом, если я не соглашусь молчать, убить, приказать слугам зарыть тело в лесу, а мужу сказать, что я сбежала с кем-то из гостей. Я впервые в жизни столкнулась с такими неуемными страстями, направленными не на кого-то, а на меня и растерялась.

Когда начало темнеть, я все еще не придумала, как защититься от насильников. В конце концов, решила, когда все улягутся, вылезти в окно, убежать из дома, спрятаться в лесу и там дождаться возвращения Алеши.

Ночного леса я не боялась, меня путало другое, встреча с оборотнем. Перед глазами все еще стоял страшный зверь, я знала о его ненависти к Алеше и понимала, что спастись от его зубов у меня не будет никакого шанса.

После ужина, на который я не пошла, к моим дверям больше никто не подходил. Трегубов делал вид, что потерял ко мне интерес и занимался другими дамами. Следить за выходом он поручил двум верным слугам, уже и раньше помогавшим ему обделывать подобные грязные делишки. Теперь в запертой комнате я чувствовала себя как в капкане. Казалось, что выхода нет, я была близка к отчаянью, когда вспомнила о единственном здесь человеке, на которого можно был положиться, спасенном предсказателе. Он был болен и слаб, но хотя бы мог дать совет.

Недолго думая, я вылезла в окно, спрыгнула в цветник и обходным путем побежала в конюшню к Костюкову. Время было позднее, солнце уже село, но было еще довольно светло. На свое счастье, никого не встретив в хозяйственном дворе, я добежала до конюшни, проскользнула в приоткрытые ворота и прокралась в закуток к колдуну. Илья Ефимович, несмотря на летнюю теплынь, спал, укрывшись тулупом. Лишь только я тронула его за плечо, проснулся, и сразу же, несмотря на то, что у него в каморке было совсем темно, меня узнал.

– Ты, что это так поздно? – без особого удивления спросил он. – Что-нибудь случилось?

– Случилось, – ответила я и рассказала, в какое глупое и опасное положение попала.

– Значит, не захотела отсюда уезжать? – задумчиво спросил он.

– Нет, не захотела. Да и не смогла бы. Как мне было объяснить мужу, что нам нужно отсюда срочно уехать. Вы же запретили рассказывать о своем предсказании.

– Ну, что же, все что ни делается, все к лучшему, – сказал Костюков. – Видно тихая, короткая жизнь не по тебе. А что ты от меня хочешь? Сама видишь, я слаб и тебе не защита.

– Но вы же предсказатель, вот и подскажите, что мне теперь желать! Я думала в лес убежать, да там оборотень, боюсь, что попаду из огня да в полымя.

– Зачем тебе куда-то бежать? – удивился он. – Ты же самого черта не боишься, а обычного труса испугалась. Иван говорил, что стреляешь ты хорошо, возьми пистолет, да заставь этого барина землю есть.

– Где же мне его взять? Муж все оружие с собой увез.

– Пошарь в сене у меня в ногах. Иван мне его на всякий случай оставил. Мне он без надобности, а тебе сгодится. Да не вздумай жалеть барина, а то сама пропадешь. Если по умному поступишь, будет тебе от этой ночи большая польза.

– А как это, Илья Ефимович, по-умному поступить? – спросила я. – Застрелить Трегубова?

– Ну, зачем тебе его убивать, брать грех на душу. Он сам без твоей помощи скоро преставится. Пусть он тебя похитит, дай ему немного над собой покуражиться, а после потребуй за оскорбление плату. Пусть он на тебя все свое состояние переведет.