Крах династии

Царский двор находился между Благовещенским собором и Грановитою палатою. Я поднялся по одной из трех парадных лестниц на высокое крыльцо и попытался сходу пройти внутрь, но меня тормознули два караульных стрельца с бердышами. Они, как в сказочном фильме, картинно перегородили скрещенным оружием вход.

– Кто такой и по какому делу? – спросил стрелец, подозрительно рассматривая мою одежду и воинское снаряжение.

– К царю, по личной надобности, – ответил я как можно более естественно.

– Батюшка царь молится, – казённым голосом сообщил стрелец, – а коли есть у тебя до него нужда, иди сперва в Челобитный приказ, там тебе всё разъяснят.

Что мне разъяснят, стрелец не сказал. Поэтому в приказ я не пошёл, а предпочёл просто осмотреть Кремль.

Здесь всё было удивительно спокойно и буднично. Несмотря на то, что войска самозванца укреплялись невдалеке от Курска в Путивле, и о его походе на Москву по городу ходили упорные слухи, никаких предвоенных приготовлений не велось.

Сказать, что я большой любитель пеших прогулок по Кремлю, было бы значительным преувеличением. Был я здесь всего пару раз, как и все туристы, прогулялся от Боровицких ворот до музейного комплекса из трёх соборов и знаменитых бронзовых отливок пушки и колокола. Ну, еще как-то выстоял в очереди, чтобы попасть в Оружейную палату. На этом знакомство с нашим главным памятником архитектуры и истории закончилось. Поэтому теперь я с интересом осматривал эту одиозную цитадель российской государственности.

Честно говоря, никакого священного трепета городище не вызывало. Обычный «населённый пункт» своего времени, только что с излишним, на мой вкус, количеством церквей. Было их множество, самых разных, от каменных соборов до бревенчатых часовенок. Создавалось впечатление, что каждый, кому позволяли средства, спешил обзавестись здесь собственным храмом. Надеюсь, только храмом, а не богом.

Кроме культовых сооружений и усадеб вельмож, еще тут были всяческие службы, необходимые для обеспечения нормальной жизнедеятельности людей. В одно такое заведение, Государеву Мастерскую Палату я случайно заглянул. Это был вполне изрядный заводик по производству оружия, одежды, украшений, посуды и других необходимых предметов для царского двора. В закопчённом помещении трудилось несколько сот ремесленников самых различных специальностей, от кузнецов и ювелиров до портных и шорников.

Палата была разделена на участки по специализации. Первым делом я попал в кузницу, где делали оружие. Мастеровых было человек пятьдесят, так что на моё появление сначала никто не обратил внимания. Удивительно, но уже существовала кое-какая малая механизация. Веревочными блоками поднимали тяжёлые детали, а меха большого горна приводил в действие хитроумный механизм на конной тяге. Я посмотрел, как куют стрелецкое фирменное оружие, бердыши, затачивают на ручном точильном круге сабли и навивают из стальной полосы стволы пищалей.

Это оказалось здесь самым интересным зрелищем: разогретую добела тонкую полосу стали сантиметров пяти шириной при помощи ворота рабочие навивали на штырь, после чего снова грели в горне до оранжевого свечения металла и сковывали в ствол.

За работой оружейников наблюдал какой-то высокий парень. Он не был закопчён и грязен, как все ремесленники, а, напротив, опрятен, причесан и одет в камзол тонкой ткани без рукавов и синего цвета рубаху. Я решил, что это «начальник цеха», пошел к нему, поздоровался и спросил, как они испытывают стволы на разрыв.

– Очень просто, добрый человек, – доброжелательно ответил парень, – насыпаем до половины ствола пороха и стреляем, если ствол хорошо сварен, то и пищаль будет хороша.

– А стволы калите?

– Нельзя, это же не сабля, если пищаль закалить, то её непременно разорвёт.

За разговором мы подошли к рабочим, ковавшим полосы для стволов. Процесс был поставлен на поток, но технология оказалась совсем примитивная. Мастера двигали клещами стальную поковку по наковальне, а молотобойцы разной величины молотками предавали ей нужную форму. Полосы, несмотря на все их старания, получались не очень ровными, с волнистыми краями.

– А как вы сковываете ствол, – спросил я, – края же неплотно прилегают друг к другу.

Паренёк снисходительно улыбнулся и показал место, где навитые на оправки полосы грели в большом горне, а потом сваривали кузнечным способом.

– У нас такие мастера, дай Бог каждому! – похвалился он.

Работа, однако, была не ахти какого качества. У каждого мастера пищальные стволы выходили разной длинны и толщины. К тому же на обработку уходило очень много времени, и изделия были, как говорится, «нетоварного вида».

– Сделали бы вальцы, тогда работали бы во много раз быстрее, – не выдержав, поумничал я.

– Какие такие «вальцы»? – не понял цеховой начальник.

Я объяснил, как между двумя стальными валиками можно прокатывать метал и даже щепкой начертил на земляном полу мастерской примитивную схему, как их изготовить.

Пока я все это рассказывал, сам удивился, как мы много знаем даже в тех областях науки и техники, к которым не имеем никакого непосредственного отношения.

Парень внимательно выслушал мои пространные объяснения, вник и тут же загорелся новой идей. Правда, у него сразу же появилось множество частных вопросов, на которые мне с лёту было сложно ответить. К тому же пришлось танцевать от печки, объяснять, что такое шлифовка, зубчатая передача, как отрегулировать вальцы по толщине проката.

– Ты, добрый человек, видно, из иноземцев? – поинтересовался парнишка.

Меня уже задолбали этим вопросом, и я ответил, не задумываясь:

– Приезжий с украйны, у нас там все так говорят.

– Я не про говор, знаешь ты больно много.

– А... Много знаний не бывает, их всегда только мало.

– Вот мне и нужны люди, которые хотят много знать. Не желаешь ли при железном деле послужить?

– Спасибо, не желаю. Для этого у меня не достаточно знаний. Да и особого желания нет.

Предложение было неожиданное и не очень для меня лестное – большая честь быть под началом у средневекового пацана.

– Неволить не буду, а коли согласишься, то быть тебе окольничим.

– Кем? – переспросил я, вытаращив на него глаза. – Окольничим?!

– Коли дела у тебя хорошо пойдут, – продолжил собеседник, – то пожалую тебя и боярством, и вотчинами. Мне без знающих людей пропасть.

Я во все глаза смотрел на странного парня, не понимая, шутит он, или у него не все дома. Он предлагал первому встречному самые высокие посты в государстве. Постепенно до меня стало доходить:

– А ты сам-то кто будешь, не государь ли Федор Борисович?

– Государь, – просто и буднично ответил паренек.

– Надо же... – протянул я. – А во дворце мне сказали, что ты молишься...

– Так всегда говорят. Если с каждым, у кого во мне нужда, разговаривать, то и жизни не хватит. Я же люблю вникать во всякие науки...

– Ты просто-таки предтеча Петру! – невольно сказал я, с интересом разглядывая сына Бориса Годунова.

– Какому Петру, апостолу? – не понял Фёдор. – И почему предтеча? Я что, похож на Иоанна Крестителя?

– Нет, я по другому случаю. Будет, вернее, был Один такой заморский царь по имени Пётр, который вникал во всевозможные ремёсла и сам много чего умел делать.

– Не слышал про такого, – с сожалением сказал юный правитель, – У нас на Руси ученье и ремёсла не в чести. Бот ты сам-то читать и писать умеешь?

– Умею.

– И книги читал?

– Доводилось, – скромно сознался я.

– Это хорошо, – похвалил меня Фёдор Борисович, – а то в Москве не все бояре грамоте разумеют, Я сам читать люблю и не только святое писание...

– Я тоже, вот только книг мало попадается. Ты, государь, случаем не знаешь, куда делась библиотека Ивана Грозного?