Египетское метро. Роман

«Бери».

«И этот с подземными поездами, если можно».

«Только ненадолго. Я сама еще не читала».

«Не читала? Откуда же ты знаешь…»

«А всё рождалось вот здесь, при мне!»

«Понятно. И дай мне еще адреса людей, у которых он мог бы быть».

Фома с Верой встают и выходят в другую комнату.

На обратном пути Фома уговаривает меня помочь в поисках Сыча. Я соглашаюсь. Вид у Фомы убитый, просто убитый.

«Да… – тихо произносит он. – Кажется, я влип. Выпить хочется. Давай?»

***

Среди ночи Фомский, спавший на кушетке, проснулся от почти физического ощущения, что на него смотрят, и тихо позвал:

«Фома…»

«Чего тебе?» – отозвался Фома.

«Спишь?»

«Нет, как видишь. Вернее, как слышишь».

«Извини».

«Ничего. Что-то хотел сказать?»

«Да… Не знаю… Мне как-то не по себе…»

«Плохо?»

«Да. Вроде того… И еще почему-то лезет в голову египетское метро Сыча. Все эти огромные подземные станции с колоннами, стены в иероглифах, чаши с огнем… и поезда… черт бы их побрал».

«Ты уже читал?»

«Нет».

«Ну, в общем, похоже».

«А ты прочёл?»

«Нет, только пролистал».

Пауза.

«Что-то мне худо, Фома…»

В изголовье кровати бесшумно загорелся светильник, и Фомский увидел на высоко поднятой подушке бледное лицо Фомина, который устало и недобро глядел на него. Они некоторое время смотрели, не мигая, друг на друга; у Фомского перехватило дыхание.

«Тебе страшно со мной?» – произнес Фомин.

«Да. Если честно».

«Мне с тобой тоже».

Фомский медленно, стараясь, чтобы под ним не заскрипела кушетка, приподнялся, сел; Фомин молча исподлобья следил за ним.

«Я хотел тебя спросить, Фома…» – начал Фомский осторожно и запнулся.

«Спрашивай».

«Нет, лучше как-нибудь в другой раз».

«Спрашивай сейчас».

«Ну, хорошо… – Фомский, вздохнув, опустил глаза, продолжая искоса следить за Фоминым. – Скажи, Фома, только честно… у тебя ведь под подушкой…»

«Да».

«Это ведь на тот случай, если бы я подошел?»

«Да».

«Только на этот случай?»

«Да», – опять произнес, словно выронил, Фомин; за все время он не шелохнулся.

«Я бы не подошел. И не подойду. Можешь быть уверен».

«Хорошо».

Помолчали.

«И что же нам делать?» – спросил Фомский.

«Надо выпить. Принеси чего-нибудь».

«Ты очень бледный»

«Я знаю. Неси».

Фома откинул одеяло, опустил на ковер босые ноги. Не сводя глаз с Фомы, поднялся и пошел в кухню. Пока он шел по коридору, его трясло от холода и страха, ему казалось, что Фома, выскользнув из-под одеяла и прихватив из-под подушки заранее приготовленный нож, уже бесшумно бежит за ним на заплетающихся, непослушных ногах. И бежит вовсе не для того, чтобы зарезать, зарежет он потом, в самом-самом конце, а до этого произойдет что-то невыразимо ужасное. Фома вбежал в кухню, ударил по выключателю. В стенной кладовке был целый склад самых разных вин, но сейчас требовалось что-то покрепче. Панически оглядываясь на темный коридор, Фома открыл холодильник, выхватил бутылку джина, открутил крышку, сделал большой глоток и кинулся к буфету за стаканами. Там он сделал еще пару глотков из горлышка и замер, дожидаясь, когда начнет легчать. Дождавшись, вытер холодный пот со лба, разлил джин по стаканам, нарезал сыр и хлеб, все поместил на поднос и понес в комнату.