Пальчики

– Это единственный холодный напиток в доме. Ты же не догадался запастись колой или минералкой?

– Что толку? Электричества всё равно нет. Твари!

– Чем орать и возмущаться, лучше бы занимался легализацией наших денег.

– Наших? – я не выдержал и соскочил с места. – Они не наши!

– Ну, понеслось опять …

– Да! Понеслось! Они не зелёные. Они красные от крови ни в чём не повинных людей.

– Как ты любишь высокопарный слог! Даже тошнит уже.

– Ты сама меня уговаривала наказать Урри. Показывала досье, из которого ясно, что всё это бабло насквозь окрашено кровью, – у меня даже слюни летели изо рта от негодования. – Причём здесь мой слог? А ты…

– Что я? Ну что? Говори!

– А ты как, последняя тварь, их присвоила. На уме только деньги, деньги, деньги! Блин! Как так можно жить?

– Что ты орёшь? Что ты сделал? Что ты для меня сделал? Что ты для нас сделал за это время? – она соскочила с шезлонга и уставилась на меня злым взглядом. – Не мужик! Тряпка!

– А ты! У тебя вместо сердца кошелёк. А вместо мозгов в голове мелочь бренчит.

Звонкая пощёчина зажгла мою левую щёку. И тут я явно переборщил:

– Потаскушка бандитская!

Настя убежала в дом и выскочила оттуда через пару минут с сумочкой и ключами от машины. Я сделал контрольный выстрел:

– Давай! Давай! Куда ты денешься? Бабло твоё здесь на солнце жарится. Вечером вернёшься к своим любименьким.

Двигатель взревел оборотами и автомобиль рванул с места, выбросив из-под колёс камушки и дымок сожжённой резины.

Я же, психанув, окончательно для себя решил всё бросить к едрене фене и возвращаться домой в Питер. Сначала мне хотелось просто взять денег на билет и улететь в Россию. Но в последний момент я откорректировал эти планы. С каких щей я буду оставлять этой своей очумелой подруженции такую кучу бабла? Так я размышлял, ещё не отойдя от скандала. Половина – моя. Пусть не по чести, а по понятиям, но моя! Я решил, что имею полное право забрать свою долю в Россию. Думаете, что это жадность меня поглотила с потрохами? И все мои предыдущие такие правильные слова – это оправдание поступков слабого, но уже испорченного человека? Вот и не угадали. Как известно, настоящий мужчина должен сделать в своей жизни три вещи: посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Ни того, ни другого, ни третьего я на тот момент не исполнил. Поэтому решил раздать свою долю самым бедным российским пенсионерам. Нет, правда, правда. Я так твёрдо решил. И это меня даже как-то успокоило. Ко мне вернулось присутствие духа. Я перестал ныть и метаться в четырёх стенах. Почему пенсионерам? А кому ещё? Кто им ещё поможет? Все заточены только на то, чтобы содрать со стариков последнее. Чуть ли не год я страдал от того, что стал богат деньгами, сворованными именно у них – у поколения пенсионеров. Да, это были мелкие крошки со стола всех олигархов, нагревших руки на доверчивых, невинных гражданах огромной страны. Но даже эта мелочь для самых обделённых моих сограждан была бы не лишней.

Эта навязчивая идея напитала мою жизнь хоть каким-то реальным смыслом. Каждый день я всё больше убеждал себя, что хочу именно этого. Хочу подарить нашим старикам половину бочек с зеленью – то есть около ста миллионов долларов. Инет мне подсказал, что в моей стране проживают примерно сорок пять миллионов пенсионеров. То есть каждому из них в таком случае упадёт на счёт 2 доллара с копейками. Поэтому я решил отблагодарить только миллион самых страждущих. Самых бедных и нуждающихся. Каждому из них должна достаться сотенная купюра с портретом заморского президента. Это уже нормально. Скажите – мало? Лучше спросите у самих пенсионеров. Пригодится им в жизни 100 долларов или нет? Я был убеждён, что каждый из этого миллиона пенсионеров скажет мне отдельное спасибо. А такая массовая благодарность снимет с моей души все грехи, лучше миллиона попов и проповедников. Да, ребята, лучше вам не знать, как можно страдать из-за собственных грехов. Каждую ночь ко мне являлись кошмары: Снежок собрала новую банду и заставляет меня ограбить банк Англии. Я отказываюсь. Но её дружки меня принуждают к этому. Каждый день они звонят по телефону моей матери и рассказывают, каким отъявленным бандитом я стал. Мама, конечно, постоянно расстраивается и плачет. И так каждую ночь. Это для меня было пострашней любой пытки или каторги. Измученный тоской и совестью я окончательно решился: возвращаюсь сам и возвращаю моим пожилым согражданам малую толику украденного у них капитала. С реализацией первого пункта повестки поставленных задач дела обстояли не так плохо – надо было только решить гражданином какой страны я вернусь в Россию. Долго над этим размышлять не было нужды. Сергей Федотов давно находился на территории Евросоюза на положении нелегала. А Марк Гойхман на всякий случай получил российскую визу ещё в феврале. Но со вторым – был полный затык. Денежный перевод такой суммы не мог состояться ни при каких обстоятельствах. Для этого надо было решить проблему, как их положить на счёт. Это не просто тупик. Это забытый богом проулок «Большой тупик. Дом № 13». Наличные? Но как переправить полторы бочки денег в страну? Мимо таможни и жадных таможенников их не провезёшь. Не переться же мне через границу по варианту великолепного Остапа Бендера? Вы помните, какое фиаско он потерпел? Ничего подобного ни себе, ни пенсионерам России я не мог желать. Тут и всплыл в моей памяти образ Серёги Воробьёва. Вернее, не его, а его отца – генерала ФСБ. Несомненно, папа Серого не сможет не откликнуться на такую благородную просьбу. Он поможет. А заодно, помогая мне отдать долг пенсионерам, он тоже сможет очиститься от своих грехов. Если они у него, конечно, есть. Или их нет? Если грехов у папы нет, то он, как безгрешная душа уж точно мне поможет. Так думал я, покупая билет из Пальмы-де-Майорки домой, в Питер. Три дня от Снежка не было ни привета, ни ответа. Я тоже не звонил. Наверное, гордый. Странно всё это. Так я к ней прилип. Столько всего сделал несуразного, чтобы быть с ней. Взрывал банки и машины, подставлял мафиози. И вот я жду посадки на самолёт, а она остаётся здесь. Где-то здесь. Плевать. Не хочу ни яхт, ни дворцов, ни миллионов, ни личного самолёта. Борща хочу. Маминого борща.

Опущу рассказ о том, как я вернулся домой, как меня там встретили. Не буду пересказывать вопросы Воробьёва – где я был всё это время и что делал. Сразу перейду к сути моего появления у него. Когда я рассказал Серому свою идею с пенсионерами, он к моему удивлению не запрыгал от радости, что миллион его сограждан немного порадуются колбаске с сыром. Он не прослезился от моего искреннего намерения сделать чью-то жизнь хоть чуточку приятней. Он спросил с дрожью в голосе:

– Ты не разыгрываешь меня? У тебя есть сто миллионов долларов? Правда? И ты его хочешь раздать нищим и попрошайкам?

– Да нет же! Пенсионерам!

– Ну, ты и дурак! От меня-то ты чего хочешь?

– От тебя? Я хочу, чтобы твой отец помог мне переправить ворованные деньги на родину и раздать их тем, у кого они украдены.

– Серёга! Я смотрю на тебя и фигею. Ты святой или юродивый? Кому ты собрался раздавать свои деньги? Думаешь, что когда ты останешься без гроша в кармане, кто-нибудь тебе поможет или хотя бы скажет спасибо? Не дождёшься!

– Я и не жду ничего в ответ. Это я им хочу помочь!

– Вот придурок! Не ожидал от тебя такой глупости!

– Ладно, пошутили и хватит. Отличная, на мой взгляд, идея. И я от неё не откажусь. Так ты поможешь?

– Я ещё не сошёл с ума помогать в такой авантюре, пахнущей кровью и тюрягой! Господи! Послал мне бог дружка дебила. Он такой один на этом свете!

– Нет, не думаю. Раз я на такое решился – значит по теории вероятности есть и другие. Мир не без добрых людей.

– Святоша! Лох! Деточкин!

– Ну, хватит трепаться, – я всё ещё был уверен, что он стебается. – Скажи, ты мне поможешь?

– Я? Цена вопроса?

– В смысле?

– Сколько ты мне отвалишь за услугу?

– Какую услугу?

– Тебе лучше знать «какую». Это же ты просишь меня тебе помочь. Сколько мне обломится за это?

– Да, за что?

– За всё! За то, что я убежу…, убедю отца, чтобы он нарушил закон и помог тебе переправить мимо таможни твои бочки с баксами. Думаешь, что ради твоей маразматической идеи все бесплатно тебе будут помогать? Таких придурков больше нет. Кучу людей надо будет подмазать.

– Ну, сколько это может стоить? Сто, пятьсот?

– Пятьсот тысяч?

– Ты сдурел от жадности? Какие пятьсот тысяч? Пятьсот баксов.

Воробьёв аж присвистнул:

– Это ты сдурел! Ты где витаешь? Где ты родился и прожил свою сознательную жизнь?

– Ну хорошо, тысячу. Что, мало? Тогда пять.

– Тебя в твоей Испании дурью каждый день кормили? Или ты башкой сильно ударился? Я тебя не узнаю.

– А я тебя. Сколько ты хочешь за твою услугу?

– Тридцать процентов. И это ещё по-божески.

– Сколько? Тридцать? Это же благотворительность, а не торговля наркотой.

– Ладно, только из-за нашей личной дружбы – двадцать пять. Хотя, когда ты разбогател, ты не вспомнил, что у тебя есть друг. Ты вспомнил про него только сейчас, когда он тебе понадобился. И кто ты после этого? Двадцать пять – и ни цента меньше.