Новая Зона. Критерий страха

Проснулся Андрей в три часа ночи. Его разбудил странный звук, словно кто-то бегал по станции и стучал гаечным ключом по трубам. Нарочно с оттяжкой, чтобы звук подальше разносился. Удар, а потом скрип – железом по железу. Но как только Малахов раскрыл глаза, звук исчез. Андрей полежал несколько минут, ожидая сигнала тревоги или хотя бы чтоб кто-нибудь проявил интерес к происходящему. Но было тихо, и, судя по полной тишине в динамике коммуникатора, грохот Малахову приснился. Андрей попытался уснуть, но как только начал проваливаться в сладкое небытие, кто-то снова загремел по трубам. Малахов вскочил и выбежал в галерею. Входы в личные каюты были закрыты, команда мирно спала. Все было спокойно, горел дежурный свет, и зеленые огоньки над каждой из дверей равномерно перемигивались, сообщая, что члены экипажа на месте и с ними все в порядке.

Андрей так и не смог больше заснуть. Хотя, возможно, он спал и ему снилось, что не спит. В семь утра Малахов уже был в медотсеке. Катя ловко взяла анализ крови и уложила Малахова под сканер. Пока чуткая электроника обследовала организм, Катя изучала данные анализа крови.

– Жить буду? – шутя поинтересовался Андрей после сканирования.

– У тебя увеличение количества лейкоцитов и эритроцитов, сегментоядерных нейтрофилов, уровня глюкозы, снижение содержания лимфоцитов, цветового показателя, а также выход лейкоцитарных индексов за пределы физиологической нормы, – строгим голосом произнесла Катя. – Не поправишь свои показатели – жить если и будешь долго, то мучительно.

– И что?

– А то, что у тебя дикий стресс! Ни разу раньше, ни на одной тренировке, ни перед стартом такого не было. Что с тобой, Андрей? Ведь тренировки должны были не только научить тебя что-то делать, но и привыкнуть к разнообразным нагрузкам. А ты словно впервые попал под перегрузки и невесомость.

Катя на своем рабочем месте была настоящим врачом. Белоснежный халат, шапочка, под которую она убрала свои светлые волосы, обнажив розовые уши. Андрей впервые видел Катю вот так, в медицинском облике, а не в халате поверх комбинезона. А ещё от Кати шел неуловимый запах эфира. Хотя, может, это Андрею и казалось и у него просто слегка кружилась голова.

– Я спал плохо. Снилось, что кто-то по станции грохочет…

– Сны это не причина стресса, а его следствие. Были бы мы на орбите, ЦУП мог бы тебя и снять с экспедиции. Ты можешь не выдержать.

– Да я себя прекрасно чувствую! Кстати, когда меня Тимур обследовал, он выслушивал мои легкие своей круглой штукой, потом смотрел горло с ложечкой, стучал пальцами по груди. Ну, как обычно все врачи делают.

– То есть я не врач, а какой-то Тимур – врач? – обиделась Катя.

– Он на болоте в Зоне всех лечил. А знаешь, как трудно лечить излома?

– Излома?

– Излом – это такая страшная тварь из Зоны. Они подкрадываются сзади и как…

– Не буди лихо, знаешь такую пословицу? Вот командиру и расскажешь свои сны. Иди сейчас к нему, я перешлю результаты медосмотра. А пока тебе лекарства подготовлю.

Малахов, проглотив две таблетки, одну синюю а другую красную, в некотором замешательстве покинул медотсек и отправился на мостик. Он никогда бы не подумал, что плохой сон может так отразиться на его состоянии.

– Товарищ командир, – Андрей вошел на мостик, где у главного пульта сидел Протасавицкий, – тут Катя переполох устроила…

– Знаю, уже доложила. – Командир крутанулся в кресле, разворачиваясь к Малахову. – Как себя чувствуешь хоть?

– Прекрасно я себя чувствую! – с излишним энтузиазмом ответил Андрей.

– Ага, посмотри, что мне Катя прислала. Да ты просто в диком стрессе. Но я думаю, ничего страшного, на тебе же скачок был, а потом эта гравитационная аномалия и коллективная галлюцинация с инопланетным кораблем… Я думаю, Катя молодец, что обратила внимание, надо тебе немного отдохнуть. Так что ты там про свой сон говоришь?

– Ничего не говорю, – удивился Малахов. – Ну, снилось, что кто-то по тору бегает и гаечным ключом по трубопроводам лупит. Или не ключом, а чем-нибудь ещё. Но подумалось, что именно ключом.

– А давай пройдемся по галерее, – неожиданно предложил Протасавицкий.

Галерея, а вернее, внешняя часть тора, образующего станцию, по обе стороны от прохода делилась переборками на небольшие помещения. Технические и жилые, их и называли каютами. Были и просто отсеки, занятые под склады, пищевые, вспомогательные. В силу особой конфигурации силы тяжести пешеходная часть была расположена по самому внешнему периметру. Люди ходили так, что их головы ориентировались прямо на центр тора. Потолок, а вернее, внутренняя часть тора, был отдан под царство трубопроводов, кабелей и волоконной связи. Поэтому, если смотреть по сторонам, кажется, что идешь по бесконечному купейному вагону. Но стоило посмотреть наверх, создавалось впечатление, что ты находишься в каком-то производственном подземелье.

Сейчас, в рабочее время, на потолке сияли сотни светодиодов, мягким светом создавая бестеневое освещение. Экономить электричество смысла не было, реактор работал с большим запасом энергии. Несмотря на технологичность и аскетичность внутреннего убранства станции, она все равно выглядела достаточно уютной.

– Расскажи ещё раз про сон, – попросил Константин Петрович. – Когда, в какое время он начался.

– Когда начался, я и не знаю. Услышал звуки, сначала проснулся не до конца, прислушивался. Они вроде бы прекратились. Я опять заснул, и опять загремело.

– Примерно можешь сказать, откуда они шли?

– Скорее с верхней части, вроде как за дверью каюты, в галерее. – Андрей показал рукой направление.

– С одного места? – Протасавицкий, словно следователь, задавал конкретные вопросы.

– Да нет, именно казалось, что кто-то бегает.

– Посмотри, – командир не глядя указал пальцем на потолок, туда, где проходили основные коммуникации.

Андрей поднял глаза и ужаснулся. По широкой трубе дренажа шла цепочка вмятин.

– И что ты об этом думаешь? – Константин Петрович смотрел прямо в глаза Малахову.

– Это не я…

– Да уж догадываюсь, что не ты. Ты туда даже и не допрыгнешь. Я с утра все камеры просматриваю. После того, как увидел это. Идем, покажу. – Протасавицкий пошел на капитанский мостик, не сомневаясь, что Малахов последует за ним.

– Вот. – Командир плюхнулся в кресло и откинул приставное сиденье, чтобы Андрей тоже сел рядом. – Вот два часа пятьдесят девять минут. За секундами следи.

На экране появился ролик с камеры слежения, который показывал именно тот участок галереи, где находился трубопровод без каких-либо повреждений. На времени два часа пятьдесят девять минут одиннадцать секунд на трубопроводе появились вмятины.

– Ты заметь, одиннадцатая секунда длится на записи две секунды! А двенадцатой нет вообще, сразу тринадцатая. И это только на этой записи. Тут не только трубу помяли, тут ещё в главном процессоре что-то глюкнуло.

– Это не в процессоре, – возразил Андрей. – Процессор-то что, молотит свои байты. Это какое-то хитрое завихрение в софте, который видео обрабатывает.

Константин Петрович откинулся на спинку кресла. Он словно не мог сосредоточиться. Наклонившись, он взял со стола карандаш и стал вертеть его в руках, глядя в никуда.

– Во-первых, никому ни слова. Во-вторых, проверяй комп на предмет внедрения извне. Или изнутри. Правда, вся команда была на своих местах в это время. В-третьих, вводим постоянные вахты. По два часа. Кати это не касается. А вот ты, Андрей, не можешь ли ты подробнее рассказать о той самой пирамидке, я так понимаю, это единственный объект на Земле, способный кротовые норы делать? Я знаю, я прочел всю техническую документацию, назубок знаю. Но есть ли что-то такое, о чем нам не говорили? Ведь ты же к этой находке причастен? Так?

– Я давал подписку, – уныло ответил Малахов.

– Я как командир корабля отменяю ее. Рассказывай. Я должен знать.

– Ну… – Андрей с трудом пытался начать рассказ, – давно это… Отец мой руководил группой, которая изучала аномалии, возникающие в Москве. Был период, когда доступ в Зону прекратили, но все артефакты и мутанты вдруг в Москве появились. Словно Зона шла за людьми, а не наоборот. В общем, все завертелось вокруг одного места, куда эта нежить, ну сами знаете…

– Вот ты знаешь – я не знаю! Я в ваши Зоны не ходил и ходить не собираюсь! – Командир ударил ладонью по подлокотнику.

– Ага! А что, Москва – не Зона? И сколько этой плеши вонючей по миру развелось? Вам все равно?

– Извини. – Командир дернулся так, словно его стукнули по голове. Видимо, Андрей попал в больное место. – У меня семья в Москве. Была.

– И вы меня простите… Я там выжил только благодаря отцу. И этой самой пирамидке.

– Так, подробнее, – сухо прервал его командир. – Про эту чертову пирамидку.

– Там ситуация была такая: все, кто был в Зоне и находился рядом, ну как рядом – в Москве, словно чуял зов этой пирамидки. И все это плохо кончалось. Люди морфировали, превращались в монстров и пёрлись к ней. И погибали там. На самом деле там все было сложнее, но суть примерно такая. Пирамидка звала к себе созданий Зоны.