– Это плохо, – бросила я напряжённый взгляд на чернеющие под лёгким одеялом обрубки ног пожилой женщины и сделала ей укол инсулина, понимая, что по причине отсутствия регулярных уколов растущая гангрена грозила вскоре лишить тётю Лену не только стоп, но и оставшейся части ног.
– Будь добра, детка, дай мне попить, – обратилась ко мне бабушка и указала рукой на стоящую рядом, на тумбочке, бутылочку с водой, от вида которой я снова невольно вспомнила маму и то, как поила её из похожей бутылочки для младенцев в последние недели маминой жизни.
– Я напою вас тёплым чаем и наполню вашу бутылочку водой, – ответила я пожилой женщине, заметив, что её бутылочка была пуста.
Спустя какое-то время я вернулась обратно из кухни к тёте Лене с заполненной отфильтрованной водой бутылочкой, кружкой травяного чая и тарелкой гречки с творогом, напоив бабушку и накормив её завтраком.
– Спасибо, детка, – поблагодарила меня незрячая пожилая женщина и обняла мою руку. – Что бы я без тебя делала.
– Я прихожу всего раз в неделю, а основная часть заботы о вас лежит на плечах тёти Ани, – скромно заметила я, погладив тётю Лену по руке.
– Да, Аня мне очень помогает. Дай Бог ей здоровья и тебе за то, что навещаешь меня и даешь Ане деньги на продукты. Я очень благодарна за твою доброту.
– Мне не сложно.
– Я каждый день молюсь, чтобы у тебя всё было хорошо. Ты, кстати, ещё не вышла замуж? Семья очень важна для женщины, а время летит так незаметно, поэтому не затягивай с замужеством и ребёнком, пока ещё молода, – посоветовала мне бабушка и дружески похлопала по ноге.
– Спасибо, я подумаю, – ответила я тёте Лене, после чего оставила её в комнате, вымыла тарелку, поставила сушиться выстиранную простынь и в течение нескольких часов прибралась в квартире, приготовив пожилой женщине обед из имевшихся в её холодильнике продуктов. – Мне пора, тётя Лена. Была рада вас повидать.
– Мила? – заставила меня невольно вздрогнуть бабушка, снова спутав со своей дочерью. – Почему ты так редко заходишь? Побудь со мной ещё немного и дождись папу. Он скоро вернётся из магазина и обрадуется твоему приходу.
Заметив, что на незрячих глазах тёти Лены выступили слёзы, я не нашла в себе сил ответить ей отказом и решила подыграть пожилой женщине, дабы её успокоить.
– Конечно, я посижу с тобой, мама, – промолвила я и, присев рядом с бабушкой в потрёпанное временем кресло, ласково погладила её по седым волосам. – Прости, что редко заглядываю. Постараюсь навещать тебя чаще.
– И Антошку с собой приводи, – попросила меня тётя Лена. – Он, наверное, уже совсем большой.
– Да. Он постоянно тебя вспоминает, спрашивая, как там его любимая баба.
Заметив, что блестящие в глазах пожилой женщины слёзы сменились озарившей её лицо улыбкой, я неожиданно поймала себя на мысли, что Альцгеймер – не самая худшая болезнь, если позволяет человеку забыть худшие события его жизни.
Беременная дочь тёти Лены погибла много лет назад на пешеходном переходе, когда её сбил пьяный водитель, в то время как скончавшийся от инсульта муж бабушки был похоронен вместе с её дочерью и не рождённым внуком в общей семейной могиле. Однако в повреждённой болезнью памяти тёти Лены её дочь была по-прежнему жива, единственный внук успешно рос, а муж вот-вот должен вернуться из магазина с продуктами.
– Отдыхай мама, – сказала я тёте Лене и поцеловала её в лоб. – Всё будет хорошо.
Спустя полчаса, когда бабушка заснула, я оставила её одну в квартире и вышла на лестничную клетку пообщаться с живущей по соседству тётей Аней.
– Здравствуй, Амелия! – поприветствовала меня усеянная морщинами женщина лет шестидесяти семи с крашеными волосами и усталым видом. – Как твои дела?
– Доброе утро! Я в порядке, а вот тётя Лена не очень, – ответила я женщине. – У неё высокий сахар из-за того, что вы перестали колоть ей инсулин каждые двенадцать часов, и гангрена продолжает расти. Я очень прошу вас возобновить утренние уколы, чтобы ваша соседка полностью не лишилась ног, не умерла от инсульта или не впала в диабетическую кому от недостатка инсулина.
С этими словами я вытащила из кошелька купюру в сто евро и протянула её тёте Ане.
– Здесь в два раза больше, чем вы обычно мне даёте, – удивилась бабушка.
– Половина денег на продукты для вашей соседки, а половина вам за то, что вы будете вновь колоть тёте Лене инсулин дважды в день. Я буду давать вам эту сумму каждую неделю, если вы оставите свою подработку дворником и будете делать тёте Лене уколы вечером и утром.
– Но зачем вам это?! Лена вам чужой человек. Зачем вы даёте мне личные деньги, когда другие работники социальной службы не дали бы и одного евро, спокойно дождавшись смерти моей соседки?
Уместные вопросы пожилой женщины не застигли меня врасплох, ведь я и сама не раз задавала их себе, понимая, что было бы гораздо проще отпустить тётю Лену с миром к её родным на небеса, нежели пытаться отсрочивать неизбежное. Большинство моих коллег так бы и поступили, но в отличие от них я не могла себе этого позволить.
Год назад беспощадная болезнь отняла у меня мать, заставив меня расписаться в собственном бессилии. Я оказалась в состоянии лишь обеспечить маме достойный уход, но не смогла вырвать её из цепких лап смерти, поскольку было уже слишком поздно. Всё это время я корила себя за то, что не сумела сделать для мамы больше и, став волонтёром социальной службы, захотела избавиться от этого неприятного ощущения бессилия, будучи готова бороться за моих подопечных до конца.
Я знала, что в войне с неумолимым временем мне ни за что не одержать победу, однако была не готова сдаться без боя и вновь признать своё поражение. Психологически я нуждалась хотя бы в символичной победе жизни над смертью, даже если эта виктория носила бы лишь краткосрочный характер и была обречена вскоре обернуться для меня безоговорочной капитуляцией. Мне было жизненно необходимо вновь почувствовать себя сильной и доказать самой себе, что я способна на большее, чем мне удалось сделать в отношении собственной матери.
– Каждый из нас может однажды оказаться на месте тёте Лены, утратив дееспособность. Если это случится со мной, я хочу заслужить моральное право на то, чтобы обо мне кто-то заботился так же, как о тёте Лене, а не одиноко умирать в муках и забвении, – ответила я тёте Ане и вручила ей деньги. – Вы сделаете, как я прошу?
Взяв зелёную купюру, бабушка пообещала мне оставить свою подработку, чтобы вновь делать соседке необходимые той уколы инсулина дважды в день. Простившись с тётей Аней, я вышла из дома на улицу, села в свой подержанный седан и отправилась ко второму подопечному, проживающему всего в пяти минутах езды от тёти Лены.
Дядя Ваня был одиноким стариком, умирающим от рака лёгких, и являл собой воплощение несгибаемого упрямства, направленного на саморазрушение. После постановки смертельного диагноза дедушка не только не завязал с вредной привычкой, но и принялся курить в два раза усерднее назло нерадивой болезни. Подобное отношение дяди Вани к здоровью ожидаемо привело к прогрессированию мелкоклетчатого рака лёгких, сделав упрямого старика неразлучным с ворохом хлопчатобумажных полотенец, в которые дядя Ваня отхаркивал кровь из лёгких, отказавшись от химиотерапии, которая вызывала у дедушки постоянную тошноту, диарею и потерю аппетита.
Другие работники социальной службы не особо жаловали дядю Ваню из-за его стремления к приближению собственной кончины и бесконечной критики всех и каждого. Почти не встающий с постели старик, превращённый болезнью в жилистый скелет, неизменно находил в себе силы, чтобы поносить домоуправление, которое ежемесячно взимало с жильцов дома дяди Вани плату в накопительный фонд, собрав на своих счетах не один десяток тысяч евро. При этом домоуправление который год не могло привести в порядок испещрённое многочисленное ямами асфальтированное полотно у дома дедушки, постоянно засыпая его галькой вместо того, чтобы направить часть накоплений дома на укладку нового асфальта.
Помимо домоуправления, ни разу за время эксплуатации дома дяди Вани не осуществившего в нём косметический ремонт, старик любил предавать критике деятельность правительства, по вине которого, согласно мнению дяди Вани, ежегодно росли коммунальные тарифы и цены на продукты питания. Основная часть пенсии дедушки уходила на оплату коммунальных услуг и контрафактные сигареты, поэтому дядя Ваня числился малоимущим и питался в основном бесплатным набором сухих продуктов, предоставляемых социальной службой.
Каждую неделю я навещала по субботам расположенное в панельной девятиэтажке скромное жилище старика и первым делом открывала настежь окна в комнате дяди Вани, чтобы хоть немного выветрить запах крепких сигарет, от которого меня не спасала даже ментоловая мазь. Затем, слушая привычную критику из уст лежащего в постели дедушки, я меняла ему памперс, ставила на стирку дюжину окровавленных полотенец, убиралась в квартире и готовила обед.
Дядя Ваня тем временем эмоционально выражал мне свои замечания относительно стремительного сокращения численности населения Латвии по причине ежегодного превышения уровня смертности в стране над рождаемостью и повального отъезда трудоспособного населения в страны Западной Европы и Скандинавии. По подсчётам старика, если демографическая ситуация в стране кардинально не изменится в лучшую сторону, уже к концу текущего столетия Латвия будет представлять собой безлюдную территорию, свободную от населения. Особенно, если правительство вместо улучшения благосостояния жителей страны и принятия решительных мер по повышению рождаемости продолжит устраивать в Риге содомитские, по убеждению консервативного дяди Вани, прайды и открывать в столице новые гей клубы.
Терпеливо выслушивая критику всего, что так злило и огорчало доживающего свой век старика, я понимала, что, стоя на пороге смерти, люди часто смотрят на мир преимущественно в тёмных тонах, видя вокруг всё плохое и не замечая ничего хорошего. Когда же дядя Ваня наконец успокаивался, убедившись в том, что я теперь в курсе того, насколько ужасен катящийся в бездну мир, я кормила дедушку отваренной на воде овсянкой или сдобренной сахарным песком рисовой кашей. Сопротивляясь унизительному, по его представлениям, кормлению с ложечки, дядя Ваня утверждал, что подобное питание предназначено для маленьких детей и немощных стариков, а он ещё полон сил и готов дать фору молодым.
Неизменным завершением моего субботнего визита к старику являлось преподнесение ему купленного мной в магазине медовика. Как мне удалось выяснить, сладкий медовик являлся любимым десертом дядя Вани, который ему готовила в детстве мама. Поэтому стоило мне поместить в беззубый рот дедушки первую ложку многослойного десерта, как гротескная маска критика волшебным образом спадала с морщинистого лица дяди Вани и преображала его до неузнаваемости. Жуя голыми дёснами медовик, старик, казалось, достигал божественного просветления и дарил мне в ответ свою добрую улыбку и благодарность выцветших с годами голубых глаз.
В эти светлые мгновения дядя Ваня смотрел на меня, словно на родную мать, которая некогда баловала его любимым угощением, и мысленно возвращался в безоблачное детство. Та минута просветления, когда я становилась свидетелем настоящего дяди Вани и прикасалась к его не омрачённой тяготами земного бытия душе, была для меня совершенно бесценна и стоила того, чтобы закрывать глаза на прокуренное жилище дедушки и его критическое отношение к миру.
Забота об умирающих людях, чьи дни сочтены, а прожитая жизнь осталась лишь в поблекших воспоминаниях – далеко не праздник, которого с нетерпением ждёшь с наступлением выходных после тяжёлой рабочей недели. Тошнотворный запах мочи, фекалий и табака, стирка грязного белья, уборка и готовка для тех, кто прикован к постели – работа не для каждого. Однако она позволяет облегчить жизнь никому ненужных людей, ненадолго избавив их от пребывания в беспросветном одиночестве и давая возможность увидеть радужную тень их счастливого прошлого, в котором эти люди были молоды и исполнены надежд.
Смерть мамы наглядно показала мне, что всё, что рождается в этом мире, обречено обратиться в прах, в то время как наша освободившаяся от земных пут душа возвращается на небеса. Поэтому неприглядный вид старости и болезней, с которыми все мы однажды столкнёмся в уготованное время, если не умрём раньше, меня более не пугает. Пока я здесь, я продолжу заботиться о тех, чьи лучшие времена остались позади, дабы разделить ношу оставляющих этот мир стариков и хотя бы на короткое мгновение прикоснуться к их светлым душам и сердцам, сокрытым под мрачной завесой прожитых лет и глубоких морщин на лице.
Не важно, играю ли я роль погибшей дочери тёти Лены, страдающей диабетом и Альцгеймером, или кормлю вожделенным десертом склонного к критике дядю Ваню, умирающего от рака лёгких. Пусть ненадолго, мне всё же удаётся вырвать этих людей из горького ожидания неизбежного конца, вызвав на лицах моих подопечных искреннюю улыбку и радость, что придаёт мне сил двигаться дальше и наполняет мою жизнь смыслом.
Каждый раз, оставляя тётю Лену одну, я утешаю себя тем, что она предаётся тёплым мыслям о её родных, которые до сих пор живы в памяти бабушки. Также я знаю, что после моего ухода дядя Ваня всегда громко затягивает «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», наполняя при этом остатки своих лёгких дымом контрафактных сигарет, чтобы оставить на свежевыстиранном мной полотенце очередной окровавленный след.
Глава 3. Новые горизонты
Я остановилась у дома дяди Вани и собиралась выйти из машины, чтобы взять из неё пакет с бесплатными продуктами, упаковку памперсов для мужчин и купленный в магазине медовик, когда у меня неожиданно зазвонил телефон.
– Добрый день, Амелия! – поприветствовала меня начальница рижской социальной службы.
– Здравствуйте, Тамара Михайловна! – ответила я женщине, отстегнув ремень безопасности.
– Насколько я знаю, ты со следующей недели в отпуске, поэтому я подумала предложить тебе небольшую подработку, которая может тебя заинтересовать. Как ты смотришь на то, чтобы съездить на недельку в Карелию?
– В Карелию?!
– Верно. Ко мне обратилась одна милая женщина, решив организовать для своего парализованного ниже шеи брата путешествие в доме на колёсах по достопримечательностям Русского Севера. Мужчина недееспособен и нуждается в уходе социального работника, поэтому твоя помощь ему бы очень пригодилась. Сестра мужчины готова заплатить тебе пятьсот евро за сопровождение её брата в поездке. Также она оплатит твою электронную визу в Россию и предоставит деньги на питание и туристические расходы для тебя, её брата и водителя кемпера. Что скажешь?
– Это очень необычное предложение. Могу я узнать, почему вы решили сделать его именно мне, а не более опытному работнику социальной службы?