Я жду вас потом

и с каждой спелой бабой справить свадьбу.
Под утро свадьбу, ночью снова свадьбу.
Че рот раззявил, наливай полней!

Кто кровь не любит погонять по венам,
севрюжину и с хреном и без хрена,
язык русалки к яйцам или к хрену!
Ух, расплодилось по весне блядей…

Как весело, легко снежинки кружат,
румяных мягких баб головки кружат.
Из сочных девок груди прут наружу
и набухают солнцем и весной.

И парни, затянув себя потуже,
друг дружку лупят искренне по рожам,
по красным мокрым и счастливым рожам.

Дудят рожки и громыхают трубы,
и чарочки братаются друг с другом.
Лихой купец целует девок в губы
и самым сочным дарит соболя.

И казнокрад монаху дует в уши
и нищим пятаки бросает в лужи.
Ведь завтра он уже царю не нужен,
башка его не стоит и рубля…

И вот везут по кочкам и ухабам
большую разухабистую бабу,
соломенную фифу, дуру-бабу.
Не баба – смерть уселась на санях.

Ее когтит медведь, она и рада.
Цепной шатун-медведь. И нет с ним сладу.
Он мясо жрет, пьет водку с шоколадом.
И пиво пенно плещется в бадьях.

Вокруг идет-гудет война-работа,
храп лошадей и псовая охота.
И мне охота, и тебе охота, —
так получай метлою в левый глаз.

Ну, потерпи, соколик, белый голубь…
Ты победил, – тебя за шкварник – в прорубь,
глотни с ведра. И голой жопой – в прорубь.
И еще раз. И двести сорок раз…

А праздник разгулялся, шумный праздник,
полнеба подпалил уже проказник.
Он, как жених, красив – палач-проказник, —
лишь спичкой чиркнул. И – за воротник.

Он язычком ласкает бабу красным, —
огонь, огонь, ах, как она прекрасна
в страданьях… Кто не любит шумной казни…
Кто не любил, давно уже привык…

И пьяный попик на корявых ножках
пьет из горла. И с ним какой-то – в рожках,
пушистенький – в совсем нестрашных рожках.
Дает-сует хрустящие рубли.

Едят блины и взрослые и дети,
едят блины и «до» и «после» смерти.
У русских – первый блин идет за третьим.
И за четвертым – тоже первый блин.

«Зачищены три олигарха…»

Зачищены три олигарха.
Но это сверху, —
Богом данное…
Большой Иван кутит без страха
с опричниною окаянною.

Отрезанными головами
по-над страной собаки лаются.
И птицы с черными крылами
с восьми концов сюда слетаются.

Но не берут меня в Малюты.
Теперь Малюта – имя бранное.
Как будто – малая валюта,
но, впрочем,
тоже Богом данная.

Теперь словарь собачий в моде…
Скинхед —
какое имя странное.
И я скинхеду дал по морде —
за то, что слово —
иностранное.

«Страну украли…»

Страну украли.
И потерян след.
До послезавтра доживем едва ли.
Гуляет доллар, как хмельной сосед.