Последний викинг. «Ярость норманнов»

Молодой бонд рассказал о том, как двое его родичей спаслись от троллихи. Их наняли проводниками богатые торговцы. Перед переходом через горы купцов предупредили, чтобы они вели себя тихо и не разбрасывали кости после трапезы. Но купцы только потешались над страхами проводников. Когда они заночевали в пустой лесной хижине, купцы шумели, орали песни и беззаботно бросали кости в костер. Ночью на запах мяса пришла свирепая троллиха, ростом выше хижины. Одного за другим она разорвала на части и пожрала всех купцов. Двое родственников бонда успели спрятаться на чердаке. Выждав, когда троллиха повернулась к ним спиной, они всадили в нее копье. Троллиха страшно взвыла и бросилась вон из хижины с копьем между лопаток.

– Неизвестно, издохла ли она с копьем или выжила. Мои родичи вернулись из леса с товарами, которые принадлежали погибшим купцам, и рассказали про троллиху. Товары они забрали себе и обогатились, – закончил молодой бонд.

В свою очередь, Харальд рассказал, как конунг Свейгдир из рода Инглингов дал обет найти Жилище Богов и старого Одина. Он ездил с двенадцатью слугами по всему свету. Однажды в Холодной Швеции он встретил родственников, которые устроили для него пир. Вечером после захода солнца, когда Свейгдир шел с пира в спальный покой, он увидел, что у большого камня сидит карлик, скальный человек. Свейгдир и его люди были очень пьяны. Они подбежали к камню. Скальный человек позвал Свейгдира, предлагая тому войти, если он хочет встретиться с Одином. Но как только Свейгдир вошел в камень, тот сразу закрылся, и больше никто не видел конунга. А камень стоит до сих пор, и усадьба за ним называется У Камня.

Пугая друг друга страшными рассказами, юноши коротали ночь. Утром они продолжили путь. Через несколько дней, перебравшись через горные хребты, они оказались в Ямталанге. Этот край был заселен трёндами – выходцами из Трондхейма, покинувшими родные места во времена конунга Эйстейна Злобного. Он притеснял трёндов и, глумясь над ними, дал им в правители своего пса. Трёнды решили, что пес лучше, чем человек, ибо при нем они смогут сохранить свои свободы. Волшебством они вложили в пса ум трех людей: два слова он лаял, как пес, а третье произносил, как человек. Но Эйстейн Злобный не прекращал притеснений, и многим трёндам пришлось бежать от его неистовств за горы. Когда они расчистили и обустроили дикий край, норвежские и шведские конунги стали спорить за Ямталанг. Никто из его жителей не мог в точности сказать, чей он подданный. Во всяком случае, подати с них требовали и норвежцы, и свеи.

В этом спорном краю беглецам надо было соблюдать осторожность и избегать наезженных дорог. Они ехали заросшими лесными тропами. Когда на их пути встречались расчищенные под пашни и луга пространства, они быстро пересекали их и сразу же ныряли в лесную чащу.

Сидя в седле, Харальд сочинил вису. Он окликнул товарища по путешествию и начал читать ему стихи:

Вот плетусь из леса,
В лес – немного чести, —
Как знать, не найдет ли
И нас в свой час слава…

Однако молодой бонд дослушал только до половины и, пренебрежительно махнув рукой, продолжил путь. Он не был охотником до меда поэзии, зато часами рассуждал о походах викингов. Он собирался отправиться за море через год-другой. Вечерами, расседлав лошадей и разведя костер, молодой бонд рассудительно говорил:

– У меня есть старший брат, он унаследует отцовскую усадьбу. Младшим сыновьям, по обычаю, достанется малая часть имущества. Мне надо будет идти в викинги, чтобы заработать на собственную усадьбу.

Харальд вступал с ним в горячий спор, доказывая, что викинги прежде всего должны думать о воинской славе, которая будет воспета скальдами. Но молодой бонд гнул свое:

– Из твоих вис не сложишь дома и землю на них не купишь. Главное – это добыча, ради нее сражаются все викинги. Мой отец ходил в викинги вместе с Торкелем Высоким, которому англы заплатили огромный гельд. Доля отца была больше, чем у остальных викингов, потому что он убил много англов и даже зарубил топором их главного кудесника, не пожелавшего выкупить свою жизнь. На эти деньги мой отец построил добрую усадьбу и завел коров. Я тоже вступлю в дружину какого-нибудь морского конунга. Рассказывают, что далеко на севере есть волшебная Страна Бьямов. Золото и серебро там лежат под ногами, как грязь. Я наберу столько, сколько могу унести, а я парень крепкий. Потом я вернусь из викинга и заведу большое хозяйство.

– Неужели все твои мечты о коровах и овцах? Вернешься из похода, будешь заниматься скотом и пашней и забудешь о воинской доблести? – с презрением спрашивал Харальд.

– В дальний викинг уже не смогу ходить, а в ближний буду. Мой дед так вел хозяйство. Весной он пахал землю и сеял хлеб, потом уплывал на своем корабле в викинг, нападал на прибрежные селения в Норвегии. Летом он возвращался домой и занимался жатвой хлеба, а после жатвы уходил в осенний поход. Жаль только, что конунг Олав Толстый запретил ходить по Норвегии. Не перечесть, скольким викингам разрубили затылки за непослушание конунгу. Но теперь конунг убит, и все пойдет по-старому.

– Как ты смеешь порицать законы, установленные… – Харальд чуть было не сказал «моим братом», но вовремя прикусил язык.

Молодой бонд раздражал его тем, что обращался с ним почти на равных. Правда, он не знал, что перед ним потомок Инглингов, но все же деревенский парень мог бы вести себя поскромнее. Харальда так и подмывало поставить бонда на подобающее ему место, но он сдерживал себя, понимая, что ему не обойтись без проводника. К тому же бонд умел добывать еду для двоих. Скудные припасы, выданные Торгильсом, быстро кончились, но Кетиль ловко ловил пятнистую форель в горных ручьях и жирных лососей у водопадов, шумно низвергавшихся с горных склонов. Харальд с удовольствием присоединился бы к рыбной ловле, но его правая рука не действовала, а левой он не хотел удить, чтобы не слышать насмешек сверстника. Оставалось стоять у водопада и с завистью наблюдать, как молодой бонд забрасывает леску, сплетенную из белого конского волоса, и выдергивает лососей из пены. По обычаю всех рыбаков, он откупался от рыбы. Вытащив первого лосося, он говорил, что добыл его для себя. Вытащив вторую рыбину – оправдывался, что это за крючок. Третья рыбина была за леску из конского волоса, четвертая – за брод через ручей и так далее.

Пока молодой бонд готовил улов на костре, Харальд рассказал ему историю о Локи, которую слышал от Тормода Скальда Черных Бровей. Скальд говорил, что среди языческих богов, или, лучше сказать, вождей асов, был Локи. Его называли позорищем асов, бессовестным плутом, хвастуном и обманщиком. Однажды этот плут напросился в спутники к одноглазому Одину, отправившемуся осмотреть весь мир. Они пришли к водопаду, возле которого сидела выдра. Она как раз поймала лосося и ела, зажмурившись. Тогда Локи схватил камень, бросил в выдру и попал ей в голову. И стал похваляться Локи, что одним ударом добыл выдру и лосося. Подошли они к одному двору. Хозяина звали Хрейдмаром, он был могущественным человеком, изрядно сведущим в колдовстве. Асы попросились ночевать и сказали, что у них вдоволь еды, и показали хозяину свою добычу. Но, увидев выдру, хозяин позвал своих сыновей, Фафнира и Регина. Они напали на Одина и Локи и связали их. И сказали они, что та выдра была их братом. Тогда асы предложили выкуп, какой назначит сам колдун. Тот потребовал, чтобы всю выдру от кончика хвоста до усов засыпали золотом, а иначе не соглашался мириться.

– Он не терялся, это Хрейдмар, раз ему выпал случай слупить золотишко с чужаков, – одобрительно заметил Кетиль, поворачивая над огнем лососей, нанизанных на прутья.

– У них не было при себе золота, поэтому Один остался в заложниках, а Локи отправился за выкупом в страну черных альвов к карлику по имени Андвари.

Не так-то просто было найти карлика, потому что он жил в воде в виде рыбы. Поймал его Локи и наложил выкуп, потребовав все золото, что тот хранил в скале. И когда они вошли в скалу, карлик вынес все золото, что у него было, и это было огромное богатство. Тут Локи заметил, что карлик смахнул себе под руку маленькое золотое колечко. Локи велел отдать кольцо. Карлик молил не отнимать у него кольца, говоря, что это кольцо, если он сохранит его, снова умножит его богатство. Но Локи был неумолим и отнял спрятанное. И тогда карлик сказал, что кольцо будет стоить жизни всякому, кто им завладеет. Локи отвечал, что это ему по душе.

Когда Локи принес добычу, Одину понравилось это красивое кольцо, и он отложил его в сторону, а остальным золотом засыпал выдру. Потом он позвал Хрейдмара, чтобы тот взглянул, вся ли шкурка покрыта. Тот вгляделся хорошенько и заметил один волосок от усов и велел прикрыть его. Пришлось Одину отдать спрятанное кольцо, чтобы прикрыть последний волосок. Он сказал, что выкуп уплачен сполна, но это кольцо погубит тех, кто будет им владеть. Так и случилось. Сыновья Хреймара, соблазнившись золотом, убили отца и завладели выкупом за выдру. Потом они из алчности убили друг друга.

– С той поры это кольцо переходит из одних рук в другие, повсюду сея зло и беду. На какое-то время кольцо попало к конунгу Фроди, который отличался благородством и бескорыстием. Пока Фроди оберегал кольцо, во всем свете царило благополучие и не было слышно о распрях и войнах.

– Мирное время подошло к концу. Видать, Фроди умер или у него похитили его сокровище, – предположил молодой бонд.

– Судя по всему, сейчас кольцо в чужих руках. Ну, хватит жарить лосося, бонд. Я умираю от голода, – сказал Харальд.

На следующий день они проснулись, оседлали лошадей и снова отправились в путь. Так продолжалось много дней. Но вот однажды они перешли вброд бурный ручей, и Кетиль, чья кляча первой вступила на противоположный берег, коротко сказал:

– Здесь Хельсингъял!

Харальд осмотрелся. Между двумя берегами ручья не было никакой разницы. И там и там темные ели стояли глухой стеной друг напротив друга. Но молодой бонд уверял, что они добрались до шведских владений. Хельсингъял тянулся до самого моря. Как и вся Швеция, это был лесной край, сплошь покрытый непроходимыми дебрями. Однако шведские конунги проложили удобные дороги через лесные чащи и болота. Не случайно одному из древних шведских правителей дали прозвище Олав Лесоруб, а другого прозвали Энунд Дорога.

В шведских владениях можно было не таиться, и они решили поискать большую проезжую дорогу. Через некоторое время они выехали к деревянному мосту, переброшенному через глубокое ущелье. Перед мостом лежал огромный камень с высеченными на нем рунами. Подобные камни ставились перед бродами, мостами или гатями на болотах, когда кто-либо на собственные средства улучшал дорогу. Руническая надпись на камне вилась змейкой, каждое слово было окрашено в другой цвет. Шевеля губами, Харальд медленно прочитал: «Эйстейн и Бьёрн, братья, воздвигли сей мост в память о своем отце Ёфуре. Покуда мир существует, будет стоять сей мост, широкий и прочный».

– Ты умеешь разгадывать волшебные руны? – удивился Кетиль, впервые за все путешествие с уважением посмотрев на своего спутника.

Руны произошли от божественных сил. Чтобы открыть их, Один прошел через многие страдания. Пронзенный копьем, он висел в ветвях дерева девять дней, как жертва богам, а пав на землю, схватил табличку с рунами. Магические знаки могли исцелять людей. Но это было сложное искусство, ибо неправильно начертанные руны таили опасность. Молодой бонд был наслышан об этом.

– Один человек из нашей долины уверял, что умеет резать руны. Он вырезал какие-то знаки на кости и положил в постель больной женщины. Но ей с каждым днем становилось хуже. Тогда кость со знаками убрали, и больная тотчас пошла на поправку, – рассказывал проводник.

Харальд промолчал. Он хорошо знал шестнадцать Младших рун и легко разбирал надписи на дорожных камнях, которые часто начинались словами: «Пусть это прочитает, кто сможет». Однако волшебную силу имели двадцать четыре Старшие руны, а Харальд знал только их начертания, но не постиг истинный смысл заклинаний. Перед сражением он вырезал на рукояти отцовского меча две руны «Тюр», обозначавшие древнего бога войны. Он думал, что руны сделают клинок непобедимым. Видимо, вырезал неправильно, ибо сейчас ему приходится спасаться бегством.

Проехав по деревянному мосту, юноши увидели хижину. Над ее покрытой землей крышей вился дымок, а на склоне щипали траву стреноженные кони. И хотя они уже находились в шведских владениях, стоило сохранять осторожность и сначала разузнать, что за люди остановились в хижине за мостом. Они спешились, Кетиль вызвался сходить на разведку, а Харальд взял под уздцы Тащи Плуг и Вози Сено и спрятался с ними за раскидистым деревом. Харальд предупредил молодого бонда, чтобы он проявил осторожность при входе в дом, ибо сказано в старинных речениях Высокого:

Прежде чем в дом войдешь,
Все входы ты огляди,
Ибо как знать,
В этом жилище
Недругов нет ли.

– Да знаю я! – отмахнулся бонд.

Он отсутствовал довольно долго, а когда вернулся, с унынием сказал:

– Поедем дальше. Нам там места нет. В хижине полно знатных людей. Рёнгвальд, сын ярла Бруси, и другие.

– Рёнгвальд! – радостно вскричал Харальд и со всех ног бросился к хижине.

Не думая о наставлениях, которые только что давал молодому бонду, он широко распахнул дверь и кинулся обнимать одной рукой ошеломленного дружинника. Рёнгвальд не верил своим глазам:

– Харальд! Ты жив? Как ты нашел дорогу?

– Он был моим проводником, – Харальд показал на Кетиля, боязливо приближавшегося к хижине.

– Его следует щедро наградить за помощь.

Харальд снял с шеи золотое ожерелье и протянул его проводнику, пораженному известием, что он столько дней провел в обществе брата конунга.

– Дарю тебе ожерелье весом в две марки золотом. Оно принадлежало моему брату Олаву конунгу. Носи его, бонд, и помни, что тебе посчастливилось оказать услугу Харальду, сыну Сигурда, из рода Инглингов.

Вознаградив ошеломленного проводника, Харальд принялся расспрашивать Рёнгвальда о том, что за время его путешествия произошло в Норвегии. В первую очередь он спросил, похоронили ли брата по христианскому обычаю.

Рёнгвальд тяжело вздохнул:

– Дурные вести дошли из Нидароса! Когда бонд Торгильс привез на своем корабле гроб с телом конунга, епископ Сигурд сказал, что Олав Толстый недостоин христианского погребения, ибо с молодости был викингом и разбойником и вернулся в Норвегию, чтобы грабить и убивать мирных людей. Епископ приказал своим слугам взять гроб, вывезти его на лодке на середину фьорда и утопить.

Харальд задохнулся от гнева. Он поднял глаза к небу, встал ногой на высокий камень, как было положено делать в таких случаях, и дал клятву отомстить за брата.