Психологический тезаурус

Вы имеете право не давать никаких объяснений и обоснований, оправдывающих ваше поведение.

Вы имеете право сами решить, отвечаете ли и в какой мере за проблемы других людей.

Вы имеете право менять свои взгляды.

Вы имеете право совершать ошибки и отвечать за них.

Вы имеете право сказать: «Я не знаю».

Вы имеете право не зависеть от доброй воли других людей.

Вы имеет право на нелогичные решения.

Вы имеете право сказать: «Я тебя не понимаю».

Вы имеете право сказать: «Меня это не волнует».

На первый взгляд, подкупает позитивная направленность этих принципов на освобождение человека от чуждых установок, навязанных корыстными манипуляторами, от ложных авторитетов, бессмысленных ритуалов и обременительных условностей. С другой стороны, не может не настораживать по-американски безыскусная проповедь индивидуализма, которая, будучи воспринята буквально, рискует привести к печальным последствиям. В самом деле, если более конкретно сформулировать эти замечательные права и довести их до логического завершения, они легко принимают примерно такую форму.

Ничье мнение обо мне и моем поведении не имеет такого важного значения для меня, как мое собственное. Ничье мнение не должно поколебать мою самооценку. Иначе говоря, с мнением окружающих можно просто не считаться. Если мне нравится ковырять в носу и сморкаться в занавески, а другие люди это осуждают, то прав, разумеется, я, а не они. И я вправе это делать, не испытывая ни малейшей неловкости.

Поскольку я сам знаю что делаю, нет никакой нужды в том, чтобы окружающим мое поведение было понятно, а тем более ими одобрялось. Я поступаю правильно по определению.

Если мне удобнее считать, что ничьи проблемы меня не касаются, я могу с легким сердцем наплевать на всех и вся.

Твердые убеждения и незыблемые принципы – признак косности. Напротив, совершенно нормально сегодня хвалить то, что вчера ругал, и наоборот.

Не надо бояться ошибок. Нет ничего страшного в том, чтобы по ошибке вынести смертный приговор невиновному или, скажем, неловким нажатием кнопки нацелить зенитную ракету в пассажирский самолет. Как говаривал один мудрый вождь одного свободолюбивого народа: «Не надо из этого делать трагедию»

Замечательным оправданием собственного невежества выступает волшебная формула «Я не знаю». Ну, не знаю, и нет с меня никакого спроса! А если, скажем, какой-то придирчивый экзаменатор этим не удовлетворится, то значит он просто бессовестный манипулятор и агрессор.

Нет никакой необходимости заслуживать расположение других людей. Зачем оно вообще нужно, если в своей жизни я все решаю сам?

В своем поведении можно отказаться от здравого смысла и элементарной логики и следовать исключительно настроению.

Стремление понять другого – совершенно излишнее и напрасное усилие. Гораздо проще отрезать: «Я тебя не понимаю!»

На любой предмет, который не затрагивает моих личных интересов, я вправе плевать с высокой колокольни и заявлять об этом во всеуслышание.

А теперь признайтесь честно: как вы отнесетесь к человеку, исповедующему такие жизненные принципы, доведись вам столкнуться с ним на жизненном пути (тем более что, наверное, уже не раз доводилось)? И неужели самому хотелось бы таким стать?

Смятенье чувств

[6 - Впервые опубликовано: «Школьный психолог», 2002, № 24]

У нас много желаний, и очень часто одно исключает другое.

    Уинстон Черчилль

АМБИВАЛЕНТНОСТЬ (от лат. ambo – оба и valentis — имеющий силу) – один из многих психоаналитических терминов, получивших широкое распространение в психологической науке, причем в большинстве случаев – даже вне связи с психоаналитическим понимаем личности и ее побуждений. Существует несколько перекликающихся определений этого понятия, на основе которых можно сформулировать следующее, обобщенное. Амбивалентность есть двойственное, противоречивое отношение человека к какому-либо объекту, характеризующееся одновременной направленностью на один и тот же объект противоположных импульсов. Некоторые психологи, стремясь обогатить свой профессиональный лексикон, подчас используют этот термин неоправданно расширительно – для обозначения всякого рода неоднозначных чувств и побуждений. Следует подчеркнуть, что данным термином определяются не просто смешанные чувства и побуждения, а противоречивые, которые испытываются не попеременно, а практически одновременно.

Явление, описываемое данным термином, издавна отмечалось в житейских наблюдениях, а также в художественной литературе. Чаще всего как амбивалентную описывали любовную страсть. Еще в I в. до н. э. древнеримский поэт Катулл писал:

Любовь и ненависть кипят в душе моей,
Быть может, почему, ты спросишь, – я не знаю,
Но силу этих двух страстей
В себе я чувствую и сердцем всем страдаю…

В научный лексикон термин введен в 1911 г. Э. Блейлером для обозначения одного из существенных признаков шизофрении (!). Вот что он пишет по этому поводу: «Благодаря шизофреническому дефекту ассоциационных путей становится возможным сосуществование в психике противоречий, которые вообще говоря исключают друг друга. Любовь и ненависть к одному и тому же лицу могут быть одинаково пламенны и не влияют друг на друга (аффективная амбивалентность). Больному в одно и то же время хочется есть и не есть; он одинаково охотно исполняет то, что хочет и его не хочет (амбивалентность воли, двойственная тенденция – амбитенденция); он в одно и то же время думает: „я такой же человек, как вы“ и „я не такой человек, как вы“. Бог и черт, здравствуй и прощай для него равноценны и сливаются в одно понятие (умственная амбивалентность). И в бредовых идеях довольно часто наблюдается смесь экспансивных и депрессивных идей». (E. Bleuler. Руководство по психиатрии. – Берлин, 1920, с. 312–313).

В то же время Блейлер допускал и несколько расширительную трактовку данного понятия – применительно к норме. «Уже в норме человек иногда чувствует в себе две души, он боится чего-то и в то же время желает этого, например, операции, занятия новой должности. Чаще и резче всего мы видим такой двойственный аффект по отношению к представлениям о лицах, которых мы ненавидим или боимся и в то же время любим, особенно, если при этом задета сексуальность, которая в себе самой заключает могучий положительный и почти столь же могучий отрицательный фактор; последний между прочим обусловливает чувство стыда, все половые задерживающие влияния, отрицательную оценку половой жизни как греха и признание целомудрия высокой добродетелью. У здорового человека однако подобные двойственные чувства составляют исключение; в общем, он обычно держится равнодействующей противоположных оценок – плохие качества уменьшают его любовь, хорошие уменьшают ненависть. Больному часто бывает трудно свести оба влечения… Из всех комплексов именно амбивалентные имеют преимущественное влияние на патологию (и на многие явления нормальной психики, сны, поэзию и т. д.). Очень часто они отчетливо наблюдаются при шизофрении, где мы можем непосредственно видеть двойственность аффекта; в неврозах суть многих симптомов кроется в этой же двойственности» (там же, с. 102–103).

Здесь следует особо подчеркнуть – и на это указывает сам Блейлер – выраженность амбивалентности в болезненных, по крайней мере – пограничных состояниях. Здоровый человек, как правило, отдает себе отчет в источниках своих чувств, и если к позитивному отношению примешивается негативное, то это обычно означает просто снижение позитивного отношения. Или, например, человек может ощущать, что ему симпатичен некто, обладающий неприятными, отрицательными чертами, но при этом эмоциональное отношение существует вопреки рассудочному. В то же время некто, обладающий объективными достоинствами, которые нельзя не признать, может вызывать неприязнь. Такое раздвоение аффективного и рационального отношения с давних пор служило предметом многих психоаналитических изысканий.

Именно в психоанализе, к которому Блейлер был во многом идейно близок, понятие амбивалентности получило наиболее подробное развитие. З. Фрейд рассматривал его как удачное обозначение Блейлером противоположных влечений, часто проявляющихся у человека в форме любви и ненависти к одному и тому же сексуальному объекту. В работе «Три очерка по теории сексуальности» Фрейд писал о противоположных влечениях, объединяющихся в пару и относящихся к сексуальной активности человека. В «Анализе фобии пятилетнего мальчика» он также отмечал, что эмоциональная жизнь людей складывается из противоположностей. Контрастные пары в сфере чувств у взрослых доходят одновременно до сознания только на высоте любовной страсти. У детей они могут долгое время сосуществовать, как это наблюдалось, например, у маленького Ганса, который, как выявилось в результате психоанализа, одновременно любил своего отца и желал его смерти. Выражение одного из противоречивых переживаний маленького ребенка по отношению к близким ему людям не мешает проявлению противопложного переживания. Если же возникает конфликт, то он, по мнению Фрейда, разрешается благодаря тому, что ребенок меняет объект и переносит одно из душевных движений на другое лицо.

Понятие амбивалентности использовалось основателем психоанализа и при рассмотрении такого явления как перенос, с которым приходится иметь дело аналитику в процессе лечения пациента. Во многих работах Фрейд подчеркивал двойственный характер переноса, имеющего позитивную и негативную направленность. В частности, в написанной в конце жизни, но опубликованной уже после его смерти работе «Очерк о психоанализе» Фрейд подчеркивал: «Перенос амбивалентен: он включает в себя как положительную (дружелюбную), так и отрицательную (враждебную) позицию в отношении психоаналитика».

В дальнейшем понятие амбивалентности получило в психологии чрезвычайно широкое распространение. Нередко приходится слышать об амбивалентном отношении к супругу, к детям, к работе и т. п. Очевидно, что в большинстве случаев такое использование термина не вполне адекватно. Например, в некоторых работах, анализирующих отношение людей к деньгам, указывается, что очень часто это отношение амбивалентно – многие декларативно считают деньги злом и в то же время стремятся обладать ими. (Еще Ларошфуко писал: «Многие презирают жизненные блага, но мало кто способен ими поделиться») На самом деле речь тут идет не столько об амбивалентности, то есть сочетании противоположностей, сколько о маскировке традиционной морализаторской патетикой собственных неутоленных материальных притязаний (Еще одно мудрое наблюдение того же автора: «Чаще всего презирают деньги те, у кого их нет».) Вот уж действительно предмет для настоящего психоаналитического изыскания.

Показательным примером может послужить очевидно амбивалентное отношение автора этих строк к различным психоаналитическим трактовкам душевной жизни, к психоанализу в целом и его основателю в частности. Это отношение проявляется, с одной стороны, в глубокой заинтересованности в психоаналитической теории, а также в искреннем признании огромных заслуг Зигмунда Фрейда в открытии многих механизмов психической деятельности, в частности неосознаваемой мотивации поведения и приемов психологической самозащиты. С другой стороны, это позитивное отношение сочетается с крайне неприязненным, даже брезгливым отношениям к «пансексуализму» Фрейда, осуждением его попыток распространить собственные комплексы и наблюдения над сексуальными невротиками на весь человеческий род.

У правоверных фрейдистов на сей случай существует готовый «диагноз». Вероятнее всего данный пример амбивалентности будет объяснен ими со ссылками на сексуальные комплексы «пациента», источники которых следует искать в раннем детском опыте. При этом позитивные аспекты отношения к фрейдизму можно отнести за счет благоговения перед научной мудростью, вскрывающей подлинные причины реальных проблем. Негатив же обусловлен страхом, нежеланием допускать в сознание социально неприемлемые, а потому травмирующие переживания. То есть для психоаналитика тут непочатый край «работы». Проблема лишь в том, что сам «пациент» не видит в этом никакой нужды.

Еще одно объяснение лежит в иной плоскости и никакого психоанализа не требует. Нельзя не поддержать призыв Фрейда обратиться ради лучшего понимания нашей душевной жизни к глубинным, неявным, замаскированным источникам наших побуждений и переживаний. Нельзя не согласиться со многими его проницательными наблюдениями, касающимися соотношения сознательных и бессознательных компонентов нашей психики. Но какого отношения заслуживают идеи, постоянно опровергаемые повседневным опытом и здравым смыслом, но в то же время небескорыстными (а то и просто нездоровыми) экспертами провозглашаемые безусловной истиной?

Таким образом, в данном случае фактически имеет место не амбивалентность (напомним – атрибут нездоровой психики), а вполне здоровое отношение, в котором позитив в изрядной степени скрадывается негативом.

Проникновенное сопереживание

[7 - Впервые опубликовано: «Школьный психолог», 2002, № 21]

Чтобы понимать человека, надо уметь поставить себя в его положение, надо перечувствовать его горе и радость.

    Д. И. Писарев

Сопереживая, мы переходим в душевное состояние другого; мы как бы выселяемся из самих себя, чтобы поселиться в душу другого человека.

    С. Смайлс

ЭМПАТИЯ (греч. empatheia – сопереживание) – проникновение во внутренний мир другого человека за счет ощущения сопричастности к его переживаниям. Термином эмпатия определяется также личностная черта – способность к такого рода пониманию и сопереживанию.

В последние годы термин получил широкое распространение в отечественной психологической литературе, однако до сего времени в обыденной речи (а также в универсальных словарях русского языка) отсутствует. Заимствован из английского языка, где бытует сравнительно давно (англ. – empathy). В данном случае, как и в большинстве подобных, это заимствование представляется терминологическим излишеством, наивной данью западничеству, поскольку содержание понятия эмпатия вполне исчерпывающе передается русским словом сопереживание.

В большинстве отечественных публикаций, в которых вводится данное понятие, имеются ссылки на К. Роджерса, которому нередко и приписывается его авторство. В самом деле, в концепции Роджерса понятию эмпатия принадлежит ключевая роль, и именно благодаря Роджерсу произошло его внедрение в отечественную психологическую терминологию в конце 80-х, когда попытки заполнить вдруг возникший идеологический вакуум вызвали к жизни культ гуманистической психологии (именно Роджерс и выступил у нас пророком этого культа и его новоявленной иконой). Однако термин изобретен не Роджерсом – в словарях английского языка слово эмпатия впервые появилось в 1912 г., когда будущий мэтр еще ходил в школу и ловил мотыльков на отцовской ферме. В английскую психологическую терминологию слово попало еще раньше благодаря Э. Титченеру, который подыскал его как английский эквивалент немецкому понятию einf?hlung (вчувствование), имевшему еще более давнюю историю. Характерно, что в немецком языке для обозначения данного явления по сей день используется традиционная немецкая форма – einf?hlung, именно это слово родного языка немцы употребляют, говоря об эмпатии.

Первая концепция эмпатии сформулирована в 1885 г. немецким психологом Теодором Липпсом (1851–1914). Ее он рассматривал в качестве особого психического акта, при котором человек, воспринимая предмет, проецирует на него свое эмоциональное состояние, испытывая при этом позитивные или негативные эстетические переживания (в работах Липпса в первую очередь шла речь о восприятии произведений изобразительного искусства, архитектуры и пр.). По мнению Липпса, соответствующие эстетические переживания не столько пробуждаются художественным творением, сколько привносятся в него. Так, при восприятии неодушевленных форм (например, архитектурных построек) появляется ощущение, что они полны внутренней жизни («мрачный дом», «веселый фасад» и т. п.). Этим объясняются, в частности, некоторые геометрические иллюзии – например, вертикальная линия воспринимается более длинной, чем в действительности, поскольку наблюдатель ощущает себя как бы вытягивающимся вверх. Идеи о вчувствовании субъекта в линейные и пространственные формы впоследствии были развиты в различных работах по психологии искусства.