Александр Пушкин: близкая эпоха

Но качество разговора перекрывало все. Люди получали огромное удовольствие от хорошей беседы…

Вернемся к Сергею Львовичу. Итак, пальцы его к перу тянулись неохотно, и, глядя на пальцы, перо также не считало себя обязанным тянуться к бумаге. А ведь сам-то он в душе считал себя поэтом… Ну, не воином же ему себя считать?

Боевые свойства по генетической линии Сергею Львовичу совершенно не передались. Хоть он и служил в Измайловском полку и Егерском батальоне, но совсем не производил впечатления строевого офицера. Расслабленный, созерцательный, меланхоличный, слывший подкаблучником своей своенравной и вспыльчивой Ганнибалыпи… Нет, не походил он на того, кто мог повести роту в атаку. Не передались ему и авантюрные гены – готовность пойти на риск отсутствовала напрочь. А ведь в роду Пушкиных были не только женоубийцы, но и отчаянные мошенники, которые буквально сразу же после рождения Сергея Львовича учудили первую крупную российскую авантюру, связанную с выпуском значительного объема фальшивых денег на высоком государственном уровне…

Измайловский полк

Но вот что удивительно: не прилагая серьезных усилий, Сергей Львович выходит в отставку по гражданской службе статским советником – в том же классе, что и Александр Сергеевич Грибоедов, который привез в столицу подписанный при его активном участии Туркманчайский договор с персами на 20 миллионов рублей серебром в пользу России и был затем направлен в Тегеран на верную и неминуемую смерть.

По воинскому званию отец Пушкина дослужился практически до звания отважного гусара эпохи Петра Каверина, при этом Сергей Львович ни в каких боях не участвовал. Можно сказать, что служба Сергея Львовича, а перед отставкой он занимал командно-административную должность в резервной армии в Варшаве, текла параллельно, сама по себе. Служба – это нечто обременительное, подотчетное, а Львовичи были людьми хорошего, легкого настроения.

Сегодня мы уверенно можем сказать, что работа и миссия отца Пушкина заключались в том, чтобы произвести на свет национального гения. Но мог ли сам Сергей Львович при жизни в это поверить? Он так же, как и все мы, хотел, чтобы его уважали, чтобы с ним считались, им интересовались. Сергей Львович боялся остаться без гостей, без аудитории. Оказаться лишним. Выпасть из контекста эпохи. А именно так и получилось. В 66 лет с интервалом в 10 месяцев Сергей Львович теряет сначала жену, потом гениального сына и чувствует, что проваливается в безысходный вакуум: дочь Ольга в Варшаве, сын Лев на Кавказе. Наверное, вспомнит тогда, что сына Александра не сильно баловал при жизни вниманием и три года после Михайловской ссылки не разговаривал с ним, играя в обиду… Сергею Львовичу так захочется теплоты, что он будет свататься – и ладно бы к Анне Петровне Керн (с кем не бывало), – так ведь к ее дочери! И разница в 48 лет при своих «под восемьдесят» его нисколько не смутит…

Но вернемся назад. На наших часах еще только начало XIX века.

Детство гения

Как правило, человек несколько раз за жизнь серьезно меняет и свой облик, и свой стиль бытия. Пушкин до восьми лет был неуклюжим и достаточно полным, по утверждению старшей сестры Ольги. Он никуда не спешил, был чистым даосом: одной из самых ярких картин этого довольно темного (мы на удивление мало что знаем наверняка!) периода является его сидение на дороге – думается, все-таки на краю дороги (фур и электросамокатов, допустим, не было, но кареты проезжали). Пушкин сидел на обочине и просто наблюдал за тем, как текла жизнь. Был до пятницы совершенно свободен… Вечером его находили и отводили домой. Удивительная симметрия с Батюшковым в период его безумия: когда Константина везли в немецкую клинику Зонненштейн (1824 год; группу сопровождавших лиц возглавлял Жуковский), в районе Дерпта он сбежал. Батюшкова долго искали и нашли за 12 километров от города именно сидящим на краю дороги и меланхолично наблюдающим за потоком бытия.

Пушкин-ребенок. Ксавье де Местр. 1802 год

Вернемся к Пушкину: примерно в восемь лет в нем что-то щелкнуло, и он «запустился»: стал бешеным и неугомонным – таким, каким мы его знаем. Но в доме родителей он тут же превратился в инородное тело.

Родители хотели душечку-милашку – веселого, пушистого и понятного ребенка, и они получили, что хотели, в лице сына Льва. Лев Пушкин был рожден для родительской любви. Надежда Осиповна, конечно же, опекала, как любая мать, и свою дочку, Ольгу. А вот для чего был рожден Александр, Сергей Львович и Надежда Осиповна толком не понимали. Он не был ни веселым, ни пушистым и не подходил для приятного отдыха и умиления родителей. Александр был загадочным, непонятным, непредсказуемым, порою неприятным и ускользающим.

Что-то не то вышло со старшим сыном.

И еще Саша был чрезмерно любознательным. Став Энерджайзером, он мешал, путался под ногами, привносил в размеренную жизнь родителей раздражавшую их суету.

Поэтому их решение – пристроить старшего сына в пансион – напрашивалось само собой. Причем не в Московский благородный (этот пансион был слишком близко, пришлось бы тогда забирать родного Энерджайзера на выходные), а в какой-нибудь из петербургских.

Пансион Шарля Доминика Николя (или аббата Николя) к тому времени сдулся, а вот пансион иезуитов, открывшийся в 1803 году на углу нынешнего канала Грибоедова и Итальянской улицы, напротив – процветал[3 - Знаменитым учащимся этого заведения был поэт и друг Пушкина – Петр Вяземский.]. Серьезный минус: тысяча рублей в год (на наши деньги – более ста тысяч рублей в месяц). Но богемные дворяне относились к деньгам примерно как гусары – главное ввязаться в дело, а деньги уж как-нибудь сами появятся. Хотя, вспоминая о необходимости изыскивать эту самую тысячу, Сергей Львович замечал, что настроение его тут же начинало портиться.

И вот – помните? – как-то в начале лета 1811 года (и в начале нашего повествования) Сергей Львович, не сумев улизнуть со двора, садится в кресло в гостиной, открывает, неторопливо зевая, газету и вдруг отбрасывает ее резко в сторону, вскакивает и пускается в неистовый танец, а сбежавшиеся в гостиную домашние и выскочившая из темной спальни Надежда Осиповна с изумлением смотрят на пляшущего в одиночку главу семьи…

Никто из них тогда не догадывался, что присутствовали они при важнейшем событии в русской истории. Сергей Львович только что прочитал объявление – император Александр I учреждает Царскосельский лицей.

Обучение бесплатное.

Правда, для поступления нужны были связи и рекомендации, причем на уровне министров и членов царской фамилии. Но как раз здесь Сергей Львович чувствовал себя уверенно – благодаря своему дружелюбию связей у него было много. Помог прежде всего друг семьи Александр Тургенев. Он взял на себя хлопоты об устройстве в Лицей своего юного тезки, запустив тем самым его биографию, а через 26 лет, уже по указу следующего императора, будет сопровождать гроб с телом поэта до Святогорского монастыря – то есть закольцует судьбу Пушкина.

Александр Тургенев был на 14 лет моложе Сергея Львовича, но разница в возрасте в Золотой век русской культуры при общении роли не играла.

Помог и другой друг семьи, Иван Дмитриев, который был не только известным поэтом и баснописцем, из первой литературной пятерки, автором знаменитой фразы «мы пахали», но и высоким чиновником: министром юстиции и членом Государственного совета. Эти важные должности он как раз занимал с 1810 по 1814 год. Прелюбопытная шла эпоха: чиновники писали стихи, а литераторы не гнушались становиться министрами и генералами. И, кстати, насчет литераторов: родным братом Сергея Львовича был известный поэт!

Дядюшка

Василий Львович уверенно входил в ту самую первую пятерку литераторов Москвы, что и Иван Дмитриев. Братья Пушкины очень колоритно представляли московскую богему поздней екатерининской эпохи, эпохи Просвещения: даже слуги у обоих братьев писали стихи, настолько все вокруг них было литературно[4 - У Сергея Львовича сочинял камердинер Никита Козлов, будущий «дядъка Пушкина-гения», женатый, кстати, на дочери Арины Родионовны, а у Василия Аъвовича – камердинер Игнатий Хитров.]. Слугами-поэтами можно было красиво блеснуть на званых обедах.

Василий Львович женился на первой красавице Москвы, Капитолине Михайловне Вышеславцевой, и брак закончится громким и неприятным разводом. Племянник его через 3 5 лет женится на первой красавице белокаменной, и это закончится смертельной дуэлью.

Зачем вы, мальчики, красавиц любите?

Александр Пушкин всего за два дня напишет, под воздействием популярной, непечатной дядюшкиной поэмы «Опасный сосед», свою печатную поэму «Граф Нулин». Многие вообще считали племянника автором дядюшкиной поэмы. Позже племянник перенесет шумного героя «Опасного соседа» с характерной фамилией Буянов на именины Татьяны Лариной (…мой брат двоюродный, Буянов, в пуху, в картузе с козырьком (как вам, конечно, он знаком)…); а дядюшка в ответ пригласит Татьяну Ларину на страницы своей последней поэмы «Капитан Храбров» (…недавно Ларина Татьяна мне подарила Калибана… Калибан – один из главных персонажей шекспировской «Бури»). То есть племянник будет обмениваться с дядей персонажами так же, как мы обмениваемся сегодня лайками и взаимными подписками.

Пушкин Василий Львович. Ж. Вивьен, 1823. дядя Пушкина

Кстати, в «Евгении Онегине» Буянов назван двоюродным братом автора неспроста. Поскольку Василий Львович – отец персонажа Буянова, а по жизни – дядя Александра, то Александр Сергеевич Пушкин как раз и приходится Буянову кузеном. А учитывая, что Александр называл Василия Львовича «своим парнасским отцом», Буянов может приходиться Пушкину парнасским братом.

Пушкин-племянник оказался в сентябре 1830 года у смертного одра своего дядюшки и слышал его последние легендарные слова – о том, как скучны статьи Катенина[5 - По довольно циничной легенде, Александр, услышав эту фразу, выскочил из комнаты, чтобы дядюшка уже при нем больше ничего не сказал, и слова о скучных статьях Катенина остались в истории последними.]. И, кстати, взял на себя организацию похорон, оплатив все расходы, что, безусловно, говорит о любви и уважении к Василию Львовичу: лишних денег у Пушкина, готовившегося к женитьбе, уж точно не было.

Сто рублей

Не имей сто рублей, а имей сто друзей, – дружелюбие Сергея Львовича должно было привести старшего сына на медосмотр и экзамены в открывающийся Лицей. Но кто доставит абитуриента в город на Неве? Сделать это вызвался в спонтанном родственном порыве брат, Василий Львович. Дядюшка хотел поскорее уехать из Москвы минимум по двум причинам – во-первых, ему уже было невмоготу выслушивать бесконечные пересуды о своем разводе с Капитолиной Вышеславцевой. А во-вторых, очень хотелось блеснуть в столице новой колоритной поэмой.

Кстати, о ста рублях. Садясь в карету, Василий Львович вдруг увидел, как Саше при прощании его тетушка, Анна Львовна (сестра Василия Львовича), а также двоюродная бабушка будущего лицеиста, Варвара Васильевна Чичерина, уверенно кладут в карман «на орехи» денежные ассигнации. В сумме, по прикидкам Василия Львовича, выходило рублей эдак сто. Василий Львович занервничал и, сидя в карете, не находил себе места, пока, наконец, не обратился к племяннику в прозе:

– Сань, я тут случайно видел, – мы, поэты первой литературной пятерки, вообще-то в чужие карманы не смотрим, но тут чисто случайно вышло – у тебя деньги мелькнули в карманах – рублей на сто в сумме, тетки да бабки накидали. И я вот боюсь, что ты, егоза такая, вертишься постоянно, а в карете окна приоткрыты – деньги вывалятся из кармана и пойдут летать по ветру. Давай-ка вот как поступим. Ты мне эти деньги дай сейчас на временное хранение, у меня надежнее, чем в банке, ты же знаешь. А потом я тебе их отдам. Поэты из первой пятерки не обманывают, – хорошо, Сань?

Отдав все деньги дядюшке, Саша никогда уже не получит их обратно. Когда на первом курсе в Царское Село приехал Сергей Львович, Александр сказал отцу:

– Папа, ты не мог бы мне каких-нибудь денег дать на карманные расходы? Неудобно как-то, ребята покупают – конфеты там, шоколад. И меня угощают как бедного родственника…

У Сергея Львовича аж челюсть отвисла от недоумения.

– Ка-ак, а с-сто рублей? Тебе же тетки да бабки н-накидали кучу ассигнаций при прощании в Москве? Мы, Пушкины, в чужой карман не смотрим, но я точно видел – рублей сто у тебя в кармане по итогу было!.. Сколько же это орехов…

Ассигнации 25 и 50 рублей

1769 года

– Папа, – прервал отца Александр, – да какие орехи? Все эти деньги еще в дороге взял на хранение твой брат. Сказал, отдаст…

В конце сентября 1812 года в Нижнем Новгороде, где Пушкины спасались от Наполеона и пылающей Москвы, между братьями произошла горячая битва из-за безвозвратно ушедших денег, выданных на орехи будущему лицеисту Александру Пушкину.

Жарко было не только в Москве.

В Санкт-Петербурге

В середине июля 1811 года Александр Пушкин впервые приезжает вместе с дядюшкой и его гражданской женой Анной Ворожейниковой в Санкт-Петербург. По приезде московская компания останавливается в гостинице «Бордо» на Мойке, 82 – это около Фонарного моста. Соседний дом, Мойка, 84, будет первым адресом братьев Виельгорских, в будущем хороших знакомых Пушкина, музыкантов и хозяев самого знаменитого музыкального салона Санкт-Петербурга 1830-х годов на Михайловской площади[6 - С Михаилом Виельгорским, старшим из двух братьев, Пушкин будет очень часто общаться в последний год своей жизни.]. Но проживут Пушкины на Мойке, 82 всего ничего, дней 10, так как дяде покажется – видимо, по получению первого счета, – что в отеле его обдирают. Возможно, находившийся в эйфории от столичного бытия Василий Львович немалую часть имевшихся денег к тому времени уже потратил, а при размещении в отеле на цены внимания не обратил. Пушкины съезжают на частную квартиру на Мойке, 13 в дом купца Кувшинникова – сегодня это четырехэтажное серое здание у Конюшенного моста, которое тянется в сторону Невы до Миллионной улицы.

И куда бы дядюшка с племянником ни пошли с визитом, например – навестить поэта и министра юстиции Ивана Ивановича Дмитриева, – Василий Львович везде читает только что написанную поэму «Опасный сосед» и просит Пушкина на время чтения выйти погулять, поскольку, по его мнению, это 16+ (по нынешним меркам это, скорее, 12+).

Александр Тургенев и Иван Дмитриев пробивают выход на министра просвещения Алексея Разумовского, и Пушкина допускают до вступительных экзаменов. Алексей Разумовский – это сын Кирилла Григорьевича Разумовского, генерала-фельдмаршала, бывшего в течение 52 лет президентом Российской академии наук.

Детей у Кирилла Григорьевича, в отличие от знаменитого брата Алексея Григорьевича, фаворита Елизаветы Петровны, было много. И денег было много. Так что снял Кирилл Григорьевич (который со старшим братом Алексеем в юношестве пас волов на Черниговщине и хранил как реликвию свое пастушье платье, показывая его время от времени сыновьям, чтоб не зазнавались) целый дворец на Васильевском острове и превратил его в одну из первых петербургских академий образования – за 50 лет до Царскосельского лицея. Правда, учились там всего шестеро детей – три его сына и трое детей знакомых. Учились недолго, но зато под руководством самого Августа Людвига Шлецера, автора норманнской теории происхождения российской государственности. А года через три продолжили образование уже в Европе.

Старший брат Алексея-министра, Андрей, стал в итоге дипломатом и прославился, в том числе, своей меценатской деятельностью в Вене. В австрийской столице есть особняк[7 - Частично сгоревший 31 декабря 1814 года вместе с уникальными произведениями искусства и выстроенный затем повторно.], построенный на его деньги, и улица, названная в его честь. Но главное – Людвиг ван Бетховен посвятил свою бессмертную пятую симфонию двум меценатам, в том числе Андрею Разумовскому.