Пустынность города ошеломляла. Риту здесь искать все равно, что иголку в стоге сена. Где же она? Как ее найти?
Планета, разговевшаяся, успокоенная, потерявшая бдительность после миллионов лет, прошедших в относительном спокойствии, замерла, съежилась. Опустели, вымерли многолюдные города, запруженные ранее нескончаемыми людскими потоками. Перепуганные люди забились в свои дома, задвинув засовы и тревожно взирая на мир, когда-то родной, привычный, а теперь дикий, враждебный, ощетинившийся ловушками «дыр». Лишь изредка по пустынным улицам прошмыгнет вдоль вызывающих иллюзорную надежность стен домов какой-то смельчак. Или изголодавшийся житель несмело выйдет в поисках продуктов. Или же пробредет, ошеломленно озираясь, неизвестный, вырванный «дырой» из родных мест и заброшенный неведомой силой сюда, в неизвестное далеко.
Тишь и запустение. Стоят брошенные автомобили, осиротевшие, с раскрытыми дверцами, в некоторых местах сбитые в груду искореженного металла. Замерли на взлетных полосах самолеты. Мчатся еще кое-где поезда, благополучно проскочившие через «дыры». Мчатся навстречу своей гибели, до столкновения с таким же поездом – призраком. Потому что нет в этих поездах ни пассажиров, ни проводников, ни машинистов, – все они исчезли в «дыре». И теперь мчатся поезда «летучими голландцами» в неизвестность.
Замерли заводы и фабрики. Не идет из сиротливо торчащих высоко в небо труб смрадный дым. Некому оживить их, запустить станки, подкинуть в топку угля, – не вышли рабочие на смену.
Остановились электростанции. Погас в домах свет. Прекратила работу отопительная система. Чавкнули в последний раз и замолкли водопроводные краны.
И остался человек один на один с собой, лишившись всех атрибутов цивилизации, средств существования, столкнувшись опять с дикой природой, из которой когда-то вышел и имел неосторожность так далеко отдалиться от нее. Парализованная цивилизация, этот колосс, оказавшийся на глиняных ногах, зашатался и, рассыпаясь, стал медленно рушиться. Ужас и Хаос обвеяли все разумное и мыслящее, призвали его к Апокалипсису…
Саня брел по улице небольшого городка. Вторую неделю, – а может, пятую, десятую? – все идет кувырком, все смешалось. Разобраться в чехарде меняющихся мест и дней уже невозможно. Попадаешь из дня сразу в ночь или из рассвета в поздний вечер, – и наоборот. Впрочем, неважно, какую неделю бросается он из «дыры» в «дыру». Ни Риты, ни маломальских следов ее он до сих пор не обнаружил. Да и можно разве отыскать человека в такой сумятице? Незнакомые места, чужая речь, враждебные лица… Если в первые дни все хоть как-то помогали затерявшимся и обездоленным путникам, кормили, устраивали на ночлег, то теперь, когда на счету каждая крошка хлеба, каждое зернышко крупы, с этим стало сложнее. Теперь приходилось и мерзнуть, и спать, где повезет. А голод стал постоянным спутником. Голод и усталость. Так и хочется привалиться к стене дома и уснуть. Уснуть навеки. Так, по-видимому, и кончали с жизнью те, чьи трупы попадались все чаще и чаще. Но как же тогда Рита?
Звуки выстрелов и крики вырвали Саню из дремотного забытья. Где-то что-то происходило, – опасное, но в то же время притягивающее. Саня завернул за угол и остановился.
Перед стеклянными витринами магазина сгрудилось человек тридцать. Они кричали высокими голосами и размахивали руками, держась на некоторой дистанции от него.
Саня пробился вперед. В дверях стоили двое мужчин, держа в руках ружья и настороженно поглядывая на толпу. Сквозь стекло на полках витрин виднелись бутылки и консервные банки.
– Продуктовый, – определили Саня. – И голодная толпа. Если заваруха начнется, ружья хозяевам не помогут.
Сквозь незатихающий гомон пробился звон разбитого стекла. Витрина треснула и осколками осыпалась вниз. Один из охраняющих крикнул и выстрелил наугад в толпу. Многоголосый вопль перекрыл чей-то одинокий болезненный стон, и обезумевшая толпа бросилась на хозяев. Людской поток подхватил Саню. Поневоле подчинившись, спотыкаясь, скользя на битом стекле и чудом удерживая равновесие, чтобы не быть затоптанным разъяренным человеческим стадом, он оказался внутри.
Вокруг копошились люди с разгоряченными лицами и обезумевшими глазами. Они лихорадочно сгребали с полок продукты и запихивали, кто во что мог, – в сумки, пустые коробки, скинутые куртки и рубашки. Саня последовал их примеру. Хватая все, что попадалось под руку, он торопливо набил рюкзак и бросился к выходу. Прибывающая толпа, расхватав продукты, скоро начнет нападать на счастливчиков и отбирать у них.
На выходе он наткнулся на хозяев. Один, истерзанный и растоптанный, лежал у дверей. Над ним склонился второй, в изорванной окровавленной одежде, весь в синяках и ссадинах, но живой. Уже не нужное оружие валялось рядом. Мимо воровато сновали люди, не обращая на них внимания. Лишь некоторые бросали виноватые взгляды. Проходя мимо, Саня нагнулся и подхватил винтовку. Ею оказался семизарядный карабин. Отличное оружие для такого одиночки, как Саня.
Саня двинулся от магазина. Кто знает, может, здесь полиция еще действует. Его, чужака, она не пожалеет. Да к тому же полный рюкзак продуктов – непозволительная роскошь в этом изголодавшемся городе. На части разорвут и рюкзак, и его самого. Голодная толпа страшнее даже полиции.
Жестянки, глухо ворочающиеся за спиной, покоя не давали, вызывая непотребные мысли. Нестерпимо закололо и заурчало в давно не принимавшем нормальной пищи желудке. Помучив себя немного, Саня не выдержал. Заскочив в глухой безлюдный закоулок, он вытащил наугад первую попавшуюся банку и, тревожно озираясь, раскроил ее ножом. Торопливо загребая трясущимися пальцами содержимое и отправляя его в рот, он быстро опустошил банку, выскреб начисто и только тогда, поглядев на нее с сожалением, отбросил. Желудок немного успокоился. Можно идти дальше. Надо найти «дыру» и убраться из этого города подальше от греха. Банкет можно устроить в другом месте, тихом, спокойном, вдали от шальных людей.
Цивилизация агонизировала. Обезлюдели миллионные города. Рушились оставленные без присмотра и ухода здания жилых домов и заводов. Покрывались ржавым налетом станки. Все прочное и, казалось, незыблемое, созданное творение рук человеческих на века, исчезало с лика Земли. Лишь ветер, почувствовав себя полновластным хозяином, смело покорял серые многокилометровые громады городов.
Зато ожили бескрайние, некогда пустынные просторы. Люди, уничтожив свои припасы и столкнувшись с альтернативой остаться в родном доме и погибнуть от голода или же, очертя голову, ринуться в неизвестность ради куска хлеба, выбирали второе. И теперь в любом уголке планеты – в дремучей нехоженой тайге, посреди обширных степей, в раскаленной пустыне и даже среди снегов Антарктиды, – всюду можно было встретить человека, оборванного, измученного, с безумным взглядом глубоко запавших глаз, бредущего неизвестно откуда и куда. Японец из страны восходящего солнца грелся у одного костра с австралийским аборигеном и узбеком из Ташкента, африканский бедуин пробирался горными тропами Аппалачей, аргентинец кутался в шкуры у эскимосского чума… Великое смешение рас и народов… Новый Вавилон…
Звук выстрела и посыпавшаяся со стены штукатурка застали Саню врасплох. Он метнулся в подъезд ближайшего дома. Подъезд хоть и защищал от пуль, но оказался непроходным. Ситуация была критической. Непрекращающаяся стрельба не позволяла скрыться или хотя бы переменить место. Непонятна была и причина стрельбы. Ведь он только что вышел из «дыры», шагу ступить не успел, а из него уже делают мишень.
– Ну уж нет, – прошептал Саня. – У меня тоже кое-что для вас найдется.
Он передернул затвор карабина. Не первый раз уже выручает он Саню. Приходилось отстреливаться и от осмелевших зверей, и от озверевших людей. На мгновение выглянул, чтоб оценить ситуацию. Успел заметить троих, бегущих к дому и стреляющих на ходу. Похоже, они не успокоятся, пока не нафаршируют его свинцом. Почему? Плохого он им нечего не сделал, даже не успел бы при всем желании. Но выбирать не приходилось, – надо принимать бой.
Он выпрыгнул из подъезда и вскинул карабин. Один нападающий упал и замер в неестественной позе; другой, выронив винтовку, волчком закрутился на асфальте, держась обеими руками за бок. Третий, выронив оружие, скрылся за углом.
– Этот уже не страшен, – удовлетворенно подумал Саня. – Вояка вшивый. В штаны наложил от страха.
Он победно осматривал оставшееся за ним поле боя, забыв об осторожности. Внезапно что-то обжигающее полоснуло по плечу. Не успев осознать случившегося, Саня метнулся в подъезд.
– Загордился, черт! – выругался он.
Пуля прошла вскользь, вырвав клок рукава и разорвав мышцы предплечья. Рука быстро тяжелела и деревенела. Перевязать было нечем, да и некогда.
Он осторожно выглянул. Группа человек в двадцать открыто шла на штурм.
– Похоже, здесь не привыкли встречать ответное сопротивление, – решил Саня. – От такой толпы не отстреляться, хотя, судя по их наступлению, это не профессионалы. Пальнуть пару раз, – глядишь, и разбегутся.
Он, не таясь, шагнул из-за прикрытия и вскинул здоровой рукой карабин. Но тут же опустил и, не обращая внимания на свистевшие мимо пули, стал вглядываться в толпу. Что-то в ней было неестественное.
– Вот сволочи! – прошипел он сквозь зубы. – Что придумали – толпой прикрыться. Фашисты!
Действительно, позади безоружной толпы, уныло и безропотно двигающейся навстречу смерти, сновали какие-то личности, поднимались и опускались на головы и плечи безоружных приклады винтовок.
Саня, помедлив, отшвырнул оружие и, зажав рукой рану, устало прислонился к стене.
Лязгнув засовом, дверь со скрежетом отворилась.
– Выходи!
Саня скинул ноги с нар и, скрипя зубами от боли, тяжело поднялся. Прилично его отделали. Отыгрались и за тех двоих, оставшихся лежать посреди улицы, и за свой испуг. Хорошо хоть в живых оставили, не прихлопнули сразу. Тело в ссадинах и кровоподтеках ныло, выплескивалась болью при каждом шаге.
Саню долго вели по длинному коридору, подсвеченному редкими лампами.
– Свет! – вдруг дошло до него. – У них горит свет! Значит, работает электростанция, а с ней отопление, водопровод. Господи, неужели все закончилось? Неужели снова наступает нормальная жизнь?
Он обрадовано повернулся с вопросом к охранникам, но один из них молча ткнул стволом автомата ему под ребра. В глазах у Сани замельтешили радужные круги. Больше он не оборачивался. Они дошли до ограждения, перекрывающего коридор, свернули вбок через свежие проломы в стенах. Миновав несколько помещений, опять оказались в коридоре.
– «Дыру» обошли, – догадался Саня. – Значит, кошмар продолжается. А эти неплохо придумали – «дыры» оградить. Чтобы никто случайно не попал.
Подъем по лестнице, опять коридоры, переходы. Наконец, Саня стоит посреди роскошно обставленного кабинета. За столом сидит скуластый, невзрачного вида человек. Человек кивнул головой, двое за Саниной спиной щелкнули каблуками и вышли. Тот медленно поднялся из-за стола, подошел к Сане и остановился, покачиваясь на каблуках и с усмешкой разглядывая его. Взгляд Сане не понравился. Так глядела та змея, на которую он чуть не наступил когда-то в джунглях.
– Кто такой? Откуда? – резко спросил хозяин кабинета.
– Бродяга я, как и все, – ответил Саня.
– Зачем в моих солдат стрелял?
– Они первые стрельбу открыли…
– Эта территория закрыта для бродяг. Ты этого не знаешь?
– «Дыра» не спрашивает, куда тебя доставить. Позвольте сесть, – чувствуя, что долго не выдержит, попросил Саня, – Ноги не держат.
– Садись, – милостиво разрешил хозяин. – Ты не сказал, откуда ты.
Саня сел на стул и расслабленно откинулся на спинку, – Я из… – он запнулся и продолжил, – сам уже не помню, откуда.
– Темнишь, парень! – сузил глаза скуластый. – Давно бродишь?
– Давно. Кажется, будто всю жизнь брожу. Будто иной жизни и не было. Счет времени потерял. Не знаю даже, какое сегодня число, месяц, год.