Младший научный сотрудник – 6

– 39-93 ММЮ, запомнил, потому что цифры симметричные, – сообщил я.

Он с самым серьезным видом записал эту комбинацию себе в блокнот, а потом выдал следующее:

– Госпожа Индира передает тебе самый горячий привет и благодарности…

– Правда? – изумился я, – а за что благодарности?

– Она сказала, ты сам знаешь, за что…

– Вот не ожидал, – ошеломленно отвечал я, – что она запомнит ту нашу беседу.

– Какую беседу? – проявил неожиданный интерес Азим.

– А вот тут, дружище, – тормознул его я, – мы вступаем на запретную полосу – знаешь, что это такое?

– В ваших лагерях кажется такие штуки есть…

– Угадал – запретная полоса или просто запретка – это территория между двумя оградами исправительно-трудового заведения… обычно между двумя рядами колючей проволоки… служит для контроля несанкционированных пересечений ее охраняемым контингентом.

– Видно, что ты знаком с этим термином не только в теории, – любезно сказал Азим.

– Да, была и небольшая практика… – ответил я, – еще, кстати, одна подробность – работа на запретке это обязанность охраны лагеря, среди заключенных она считается жутким западлом, и тот, кто согласился вступить на эту территорию, немедленно переходит в категорию козлов.

– Я все понял, Петр, – серьезно ответил мне Азим, – запретка, значит запретка – в категорию козлов мы переходить не собираемся, верно?

На обсуждении козлов мы, собственно говоря, и расстались, пожав друг другу руки, он отправился в свой номер в гостинице, а я – исправлять недочеты в работе… как же это я забыл про визит в Нижнереченск, сам не понял. Из ближайшей телефонной будки звякнул Цуканову и удивительно быстро получил увольнительную на два дня. А следом за этим начал изыскивать билеты на поезд туда и обратно…

В СССР, если кто-то вдруг забыл, все билеты на все поезда (и самолеты, в общем, тоже) раскупались в день открытия продаж – за 45 дней до отхода. А кто не успел, тот сам виноват. Поэтому я даже и не сделал попытки отстоять очередь на Курском вокзале или специализированных билетных кассах, такое тоже имелось в немалых количествах, а целенаправленно устремился в заведение, расположенное аккуратно между путями Ярославского и Ленинградского направлений.

Это была касса предварительных продаж железнодорожных билетов на все поезда всех направлений. Ничего особенного, скажете вы, такое добро в каждом почти районе столицы существовало. А я вам возражу – если пройти насквозь все это здание до последнего зала и занять там очередь, недлинную, ибо в курсе были единицы избранных, то ровно в пять часов вечера откроется окошко, в котором продают невыкупленную бронь – и билеты у тебя точно будут.

Что за бронь, опять спросите вы? Сами посудите – в СССР, как и в любой стране мира, спецслужбы имеют некоторые дополнительные права и возможности. А вдруг какого преступника срочно потребуется поймать именно в данном вагоне… или упаси бог, шпиона. Или высокому госчиновнику срочно потребуется посетить соседний город (хотя для них были особые условия и квоты, но тем не менее). Так что обычно по 1-2 места на любой вагон уходило в резерв, который выкупался очень редко… а в семнадцать-ноль-ноль по московскому времени карета превращалась обратно в тыкву, и билетики выбрасывались в свободную продажу. И почему-то в первую очередь они поступали в это окошко здания у Ярославского вокзала.

Так что в семнадцать-десять я был счастливым обладателем плацкартного места на скором поезде Москва-Нижнереченск, отбывающего сегодня в двадцать три-тридцать.

Так, сказал я самому себе, с железнодорожными вопросами мы разобрались, что у нас остается… ах да, еще товарищ со сложной фамилией из Внешторга, раз, ну и народные артисты Миронов и Ширвиндт, два, надо им просигнализировать насчет репетиций и всего остального. А три, это поставить в известность Леночку-Демонжо… нехорошо все же исчезать из поля зрения любимой женщины без объяснений.