Империя на краю

Глаза зеленые и очень большие, нос чуть вздернут, остатки веснушек на щеках, раньше их много было.

– Угу, на корфак поступила. А ты чего здесь?

– Тоже учиться буду, рядом с тобой, вон там, – и я ткнул пальцем в потолок. – Слушай, повернись еще раз вокруг оси, а?

– Зачем?

– Хочу посмотреть на тебя в динамике.

– Да пожалуйста, – и она крутанулась на одной ноге, хвост при этом просвистел мимо меня как вертолетная лопасть. – Ну как?

– Ваще отпад. А пройдись к окну пару метров и назад?

– Да пожалуйста, – и она прогулялась танцующей походкой к окну и назад. – Что, нравлюсь?

– Не то слово…

– Теперь твоя очередь.

– Какая очередь?

– Ну в динамике себя показать, не все же мне одной отдуваться.

– А, в этом смысле… да пожалуйста, подержи, – сунул я ей в руки папку с бумагами. А потом продемонстрировал 3-4 каты из тайцзинного набора, побыстрее конечно, чем обычно.

– Это что такое было?

– Китайская народная гимнастика. А вот кстати, тебе говорили, что ты похожа на Наталью Селезневу в Иване Васильевиче?

– Угу, было такое. Вот смотрит – ты на мне дыру сейчас протрешь!

И чувство юмора на месте.

– Ну как же мне не смотреть, если боярыня красотою лепа, червлена губами и бровьми союзна!

– Так чего тебе еще надо, хороняка?

– Ничего не надо, ваше сиятельство, – засмеялись мы одновременно. – Я тоже этот фильм очень люблю, снято на совесть, на века. Ты тут дела закончила?

– Да, вроде все, что надо, сделала.

– Ну так поехали домой, нам же в одну сторону.

Вышли из 5 корпуса, оживленно вспоминая учебу: – А помнишь, как Мишка Лебедкин подглядывал в нашу раздевалку, а вы его внутрь запихнули? – Ну еще бы не помнить, как он сейчас? – Не очень как, говорят по кривой дорожке пошел, условный срок у него уже есть. – Ну надо ж, родители такие культурные, врачи оба, а туда же… – А помнишь Зинка Банникова нажралась портвейна в колхозе, а мы ее прятали от воспитателей? – А как же. Что там с ней сейчас? – Беременная, говорят на 6 месяце. – А от кого? – Молчит. – Ну ё-моё…

На улице Аня решительно зашагала направо.

– Эй, ты куда? – схватил я ее за рукав.

– Ну так остановка 40-го же там или ты на трамваях ездишь?

– Слушай, дорогая, зачем 40-й, зачем трамвай, когда машина есть?

– Такси что ли, так это дорого.

– Зачем такси, зачем деньги, слушай, такой красивый девушке наоборот доплачивать надо, чтобы рядом посидела, – и я подвел я ее к своей копейке и открыл пассажирскую дверь. – Эх, прокачу.

– Вот ты меня сейчас удивил, Сороколет… откуда у тебя машина?

– Наградная, за подвиг выдали, – скромно сказал я (что вообще-то было недалеко от истины). – Да шучу я, родственник дал покататься до следующего лета, могу документы показать.

– Ладно, без документов верю. А хорошие у тебя родственники, у меня таких нет (где-то я это уже слышал), ну чего стоишь, поехали, эх, прокатимся, – тряхнула она в очередной раз своим хвостом, и добавила, – Карп Савельич, я не верю своему счастью. Да, показал бы машину-то, что там и где?

И пахнет от нее очень приятно… не Шанелью номер 5 конечно, но приятно…

– Вуаля, – открыл я капот, – автомобиль ВАЗ-2101, он же в народе «единичка» или «копейка», в оригинале назывался Фиат-124, двигатель бензиновый карбюраторный 1,2 литра в 65 лошадей, максимальная скорость 140, разгон до 100 км/ч за 20 секунд. Трансмиссия, сама видишь, 4-хступенчатая механическая, извини, коробок-автоматов у нас пока не делают. Заднеприводная. Клиренс… ну дорожный просвет значит…

– Да знаю я, что такое клиренс, давай дальше.

Вот кто бы мог подумать, что первым человеком, кого заинтересовали ТТХ моей копейки, будет одноклассница…

– Даю дальше, клиренс 17 см, нормально по нашим грязям проходит со свистом, объем бензобака 39 литров. Внутри все аскетично, но приемник есть, хороший приемник, венгерский. Объем багажника, – открыл я багажник, – 380 литров, мешков 5 картошки влезет. Хватит или продолжать?

– На первое время достаточно. Заводи, Козлевич.

Разворачиваться не стал, свернул в первый проулок и обратно покатил по параллельной улице имени Лядова (не композитора, партхоздеятеля), а вот слева пролетело здание института НИРФИ, знаменитого тем, что здесь работал… нет, скоро будет работать Боря Немцов, будущий губернатор-реформатор, а затем пламенный оппозиционер и дамский любимец. Речное училище, поворот налево мимо универсама, улица Ульянова (это папаша Ильича, он здесь работал несколько лет), а на ней Олень, кафе, излюбленное местной золотой молодежью.

– Заберем еще одного товарища, ладно? Он тут возле Оленя должен ждать.

– Конечно, а что за товарищ?

– Ты его вряд ли знаешь, Вовчик Малой, наш младший… мушкетер, в соседнем подъезде живет. Поступил в пединститут, какие-то дела щас там решает.

Анюта Буонасье

Вовчика почти не ждали, быстро появился, с удивлением воззрился на Анюту, открыл заднюю дверь, сел.

– Вот, познакомьтесь, это Вова, мой лучший кореш, а это Анюта, мы с ней в одном классе 8 лет учились.

– Красивая… – сходу сказал Вовчик, наморщив лоб, – где-то я тебя видел.

– Да и ты тоже ничего так… – ответила Аня, – я тебя тоже видела, не вспомню где…

– Не напрягайтесь так, друзья, – помог я им, выруливая на улицу Дзержинского, – ты, Вова, ее скорее всего мог увидеть в фильме «Иван Васильевич», она очень похожа на Селезневу в роли Зиночки. А ты, Аня, могла видеть его в «Мелодиях и ритмах зарубежной эстрады», это ж вылитый Бьорн Ульвеус из группы АББА.

– Ну да, наверно, – почти синхронно сказали Аня с Вовой и мы двинулись дальше под хит группы Синяя птица «Там где клен стоит над речной волной, говорили мы о лювиииии с тааабой». Синяя птица вообще в этот и несколько последующих лет была феноменально популярна в СССР, хотя предпосылок к этому было не сказать, чтобы очень много.

Площадь Лядова (вот же повезло Лядову у нас – в народе кстати к этому имени порой добавляют спереди букву Б в связи с тем, что площадь облюбовали для ночных дежурств женщины со сниженной социальной ответственностью), а за ней Окский съезд к Молитовскому мосту… а нет, он же еще Окским пока называется, мост этот, молитвы в Советском Союзе не очень приветствуются. Здесь у нас был… нет, будет… да наверно и был, и будет оползень. Это такое проклятие верхней части нашего города – местность неровная, подземных речек много, через каждые 200 метров в Оку впадают, поэтому мелкие оползни на крутых склонах происходят каждый год, по весне обычно или осенью, а раз в 10 лет – крупные с перекрытием дорог и последующим полугодовым восстановлением разрушенного.