Паутина любви. Рассказы

Я не знал, что по пустыне надо бродить не для того, чтобы оставить следы, а суметь пройти так, чтобы не нарушить горячую близость сланцевых песчинок. Надо пройти так, чтобы не растоптать хрупкость, чтобы покориться величием и той бесконечностью, к которой тебе дано иногда прикоснуться.

Я же хотел только твоего света. Я же хотел твоего тепла. Я хотел только твоего тела. Я хотел, но не думал, что, оказывается, ты тоже можешь хотеть. Я не думал, что твои губы могут шептать такую же беспощадную молитву. Я не думал, что твои крылья выросли из тех же бархатных барханов, за которыми спрятаны и молитвы, и судороги одиночества, и прилипший песок на дорожках скатившихся слез.

Я встаю перед тобой на колени, я прошу тебя не думать, а просто один раз мне поверить. Остановись. Ведь твой лик я вижу на всех иконах. Правды не найдешь, а от желания не избавишься. Я не смогу и не хочу считать твои падения, но мне хочется всегда махать твоим телом, как флагом, и если прикасаться, то как к богу. Я тот, кто не просто ждет тебя, а тот, который верит в тебя. Все-таки не зря я прошел через пески, я оставил там свой след, но теперь я никогда не испугаюсь ни сухости губ, ни скрежета песка на зубах, ни паранойи одиночества.

До тебя окладов было много: весна, барханы, пустая комната. А теперь – всюду твой упругий и целостный лик, только оклады стали малы. Надо бы молиться, но молиться некогда, потому что ты рядом. Не уходи, хочу, чтобы у меня никогда больше не было времени молиться о том, чтобы ты опять вернулась.

Ты спала как ангел

Ты спала как ангел. Но почему нет ангелов между нами? Было всё: крик измятой простыни, твои широко раскрытые глаза, мраморность твоих безвольных рук, которые недавно страстно обнимали меня. Мне не хотелось тебя будить, потому что твое пробуждение означало бы конец вчерашнего прикосновения к той жизни, о которой я боялся мечтать.

Я ошибался, потому что спал только я сам. Я спал, но ты даже не знала о том симбиозе, который я выдумал.

Но я всё равно тебя будил. Я не мог дождаться рассвета твоих первых слов. Я нежно поправлял край одеяла, который давил на светлый завиток твоих непослушных волос, и до боли, до крови сжимал в кулаке пальцы, чтобы только не проговориться, как я не хочу с тобой расставаться. Мне хотелось тебя разбудить, чтобы услышать твой голос, но я боялся, что ты проснешься и вдруг скажешь: где я, кто ты? Ангелы, наверное, есть у многих, но на всех их почему-то не хватает. Но пусть сегодня придет хотя бы пол-ангела: твою улыбку я буду вспоминать и хранить, как единственное волшебство в своей жизни.

Завтра приходит не потому, что его ждешь, а потому, что сегодня не может длиться бесконечно.

Всё равно я тебя будил: будил тяжестью своего тела, шероховатостью небритой щеки, скрежетом неуверенной нежности, которой я не знал до тебя. Ты спала. И ангелы были в тебе, а не между нами.

Ангелы, небесные существа, не бойтесь меня. Улыбнитесь хотя бы один раз мне и той женщине, которая не хочет проснуться. Милые ангелы, я больше никого не буду любить, но вы ведь знаете, что и тогда она не сможет полюбить меня. Даже когда она проснется, она не забудет набаты о перекладины равнодушных ребер. Я столько раз слушал этот стук, приложив жадное ухо под бесстыдную выпуклость твоей груди. Не хочу равнодушного ответа на случайный вопрос.

Я оберегаю твой сон, пусть под моими словами тебе снятся жирафы, но я всегда буду надеяться, что ты проснешься. Что мечта, зажатая в кулаке, станет птицей, и моя наконец раскрытая ладонь останется вечной и горячей печатью на твоем теле. И тогда, любезные ангелы, вы станете лишними свидетелями, которых я с удовольствием отошлю к тем, кто еще сжимает кулаки.

В мякоти повседневных шагов

В мякоти повседневных шагов утопает долгожданная радость невесомого полета. И задушевный крик становится ежедневным шепотом ворчания, раздраженного недовольства не только собой, но и всем вокруг. Воспоминание превращается в неосуществленную мечту заблудившегося будущего. Жить прошлым – это всё равно, что грызть нафталин вместо сахара. Нельзя мечтать об игрушках вчерашнего детства, а пыль с подаренных цветов не может превратиться в нежный туман пыльцы. Поэтому я – всё время с тобой. Но время всегда почему-то грустит без тебя. Нет движения воздуха без твоего присутствия, и я дышу только тем, что заполнено памятью о тебе. И мне этого воздуха постоянно не хватает.

Пока неторопливость одинаковых шагов будет отстукивать мерный круг по равнодушию циферблата, крылья не смогут сопротивляться движению направленного воздуха и останутся лишь воспоминанием не случившегося полета. Я знаю, что ты приходила, но почему ты не можешь быть рядом со мной снова? Почему оказывается за бортом то, что больше всего мы боимся потерять?

Ты помнишь, когда я вставал с постели, то глубокие морщины простыни хранили память о нашем полете. Но на шахматном узоре паркетного пола каждый неверный шаг отзывался болезненным стоном уставших от постоянной близости друг к другу паркетин. Если в шахматы играют профессионалы, то в любви бывают более сложные комбинации. И я тогда еще не знал – чтобы решить их, надо просто любить.

Свет памяти существует, пока есть след воспоминания. Я никогда не умел бегать, поэтому я не мог убежать. И мне трудно сделать первый шаг. Куст шиповника всегда исцарапает и зацепит поспешность желаний, и сладкий и красный плод обязательно вяжет недосказанностью заветных слов. Я знаю, что с тобой трудно, но без тебя невозможно.

Но время не только убегает, – оно движется вперед. И если не мечтать о воспоминаниях вчерашней радости, то я услышу звук твоего каблука по моему одинокому порогу, стукнет заблудившееся в сомнениях сердце и паутину одиночества, наконец, вскроет где-то далеко и навсегда потерявшийся ключ от входных дверей.

Про бузину

Нет, дремучесть моего ожидания не могут осветить редкие вспышки твоего появления. До тебя я спал, а теперь просто не могу заснуть. Раньше я не умел говорить, а теперь мне не хочется молчать. До тебя я думал, что не могу заблудиться, а получается, что только и жду твоего возвращения. И не понимаю: то ли я не могу разобраться, то ли просто не хочу ничего понимать. Красоту снега можно увидеть не только под ногами, но и под солнцем, но под ногами она сминается, а под солнцем снег может растаять.

Я знаю, что случайность твоего появления в моей жизни стала событием. Тем самым удивительным случаем, который не могу и не хочу забывать. Наверное, я могу обойтись без твоих слов, без нерастраченной ласковости твоих рук, без ожогов твоих губ, без волнующих волн твоего тела, но тогда я перестану мечтать, тогда я перестану дышать. И сейчас я не могу не думать о следующем твоем приходе, потому что с болью вспоминаю наше прощание.

Я помню терпкий запах бузины, не могу не благодарить ее за заботливый сплошной полог, скрывший, как нам казалось, нас от всех. Она скрыла нас, но раскрыла то, что теперь не может и не хочет уместиться внутри, что нельзя удержать. И теперь мы не можем расстаться друг с другом. Для меня день становится долгим ожиданием ночи, а ночь пронзается страхом, что она вот-вот закончится. Твое тело бесконечно, мои губы не могут сразу им всем завладеть. Я хочу запомнить ощущения каждого прикосновения к каждой части твоего испуганно-радостного тела. И ненасытность моих глаз наконец успокоится под тяжестью счастливых слез на ресницах. И темнота станет свободной для неровного дыхания, которое наполняет не только сонную пустоту, но превращается в неуправляемый вектор желания даже для меня самого. И не прошу я счастья, потому что теперь я им могу поделиться с другими. Его оказалось столько, что я просто не могу уместить его в себе.

А твое тело скрывает еще больше загадок для моих губ, источает всё больше сладкого непонимания для моих рук… И я всё дальше ухожу в дебри твоего волшебства. Знаю, что заблудиться несложно, но кроме меня самого никто не направит на нужную тропу. Но столько лет я искал той самой чащи леса, чтобы больше никогда не найти дорогу обратно.

Нет, дремучесть моего ожидания может осветить только яркая вспышка твоего возвращения. Только два одиноких осколка, два одиноких полумесяца могут превратиться в полную луну. Только приходи. Я тебя жду.

За окном

За окном темно. И в черной лакированности стекла я вижу искаженного себя, а за собой… только скользкую темноту. Всегда хочется оказаться под куполом, а не молиться на него.

Так и с тобой: сначала хочется раздеть тебя, хочется недосказанной откровенности твоего тела, а потом, после твоего ухода, собирать слова для собственного прощения. И, упершись горячим лбом в закрывшуюся дверь, ловить призрачность твоих затухающих шагов.

Без тебя я всегда мечтаю о тебе, а с тобой я перестаю молиться. С тобой для меня перестают действовать законы, потому что ты становишься единственным законом. И тогда падение твоей одежды, сомкнутость твоих ресниц и губ, опрокинутость твоего тела становится началом нашего вознесения. Без тебя я научился считать и ценить минуты одиночества, а с тобой научился сорить временем. Боюсь, что мне теперь не хватит жизни, чтобы со всем желанием, которое есть во мне, прижать тебя к себе.

Ты всегда боишься раздеться. Ты всегда стесняешься блуждания моего взгляда по твоему телу. Тебе всегда надо было спрятаться от меня, а мне почему-то надо тебя всегда раздеть, смотреть на тебя, с нетерпением обнимать, спугнуть и прогнать твой первородный, наивный страх.

Я всё равно не устаю целовать безвольный выдох твоих губ. Он мне нужен как кислородная маска, я отравился ядовитыми парами долгого одиночества. И мне не жалко подставлять кожу своей спины под борону сведенных судорогой твоих пальцев. Пусть остаются распухшие узоры царапин, жаль, что они когда-нибудь пройдут. Твое вырывающееся тело становится похоже на мое собственное ошалевшее сердце. Я не могу выпустить его, уронить, и надо прижать к себе так близко, чтобы мы стали снова единым целым.