Игры с разумом

«Спасибо вам, баба Катя!»

Повторные тесты должны показать активность – мозг работает, выделяет энергию. Они не могут этого не заметить. Не могут.

***

Вот и ещё одно утро настало.

В окно светили первые предрассветные лучи. Как было бы здорово на них посмотреть!

Послышались голоса, и в палату вкатили нечто, по звуку напоминающее каталку.

Сняв рубашку, чем-то обильно намазали оголившуюся грудь. Холодный прибор легко проскользил по коже, потом ещё и ещё раз. Бритва? Да, бреют грудь. Видимо, так надо для тестов. И это правильно – пусть хоть все волосы с тела сбреют, если это улучшит результаты.

Хотя как-то странно: зачем тест на груди? Чтобы проверить сердце? Но пульс и так прощупывается. Голову проверять надо, не сердце…

«Подожди, а что там этот специалист про моё сердце спрашивал? Нет, не может быть! Что, уже? Как же так?»

Не сильно церемонясь, его перенесли на каталку, переключили системы жизнеобеспечения и вывезли из палаты.

Лёгкие толчки от каждой неровности на пути, проносящиеся мимо голоса, смешавшиеся запахи лекарств, хлорки и людей, тонких ароматов изысканных духов и выхлопных газов – и снова резкая волна уже цветочных духов. Перед глазами мелькал свет, льющийся с проплывающих над головой ламп.

– Что же вы делаете? Куда вы его? – раздался голос бабы Кати. – Он же живой! Он…

– Он просто живой труп, – перебил её голос врача, ведающего донорами, – не мешайте, женщина.

– Подождите, – раздался издалека голос лечащего врача, – мы же планировали подождать ещё сорок восемь часов, чтобы провести дополнительные тесты. Может, у него всё-таки вегетативное состояние.

– Григорий Владимирович, у меня три пациента готовы для трансплантации, один в критическом состоянии сейчас в операционной. Токсикологическое исследование не показало следов интоксикации, поэтому нет оснований продолжать наблюдения.

– Всё равно остаётся шанс…

– ЭЭГ вы уже делали, правильно?

– Да, при поступлении, – Григорий Владимирович приблизился к каталке, – зарегистрировали изоэлектрическую линию, но…

– И на основании результатов тестов консилиум установил диагноз. У меня есть заключение реаниматолога, утверждённое заведующим реанимационным отделением, где черным по белому написано, что оснований для продолжения наблюдения нет. С родителями я тоже провёл беседу, и они дали письменное согласие. Думаю, что всё ясно.

В голосе незнакомца звучало нетерпение. Повисла пауза. Потом он продолжил:

– Хорошо, я вас, как лечащего врача, понимаю… Последние тесты, чтобы у всех совесть была чиста.

Он поднял Михаилу веко и посветил фонариком, потом чем-то дотронулся до роговицы глаза.

– Зрачок не реагирует, корнеальный рефлекс отсутствует, – сказал он.

Взяв голову двумя руками и оттянув веко пальцем, он повернул её несколько раз в сторону.

– Окулоцефалический рефлекс отсутствует. Что и требовалось доказать. Я думаю, дальше тестировать нет смысла. Или вы хотите продолжить терять время и поставить под вопрос жизни, которые ещё можно спасти?

– Хорошо, я подпишу бумаги.

– Вот и отлично.

– Но он всё чувствует! – вмешалась в разговор баба Катя.

– Вы, собственно, кто?

– Катерина Ивановна я, санитарка.

– Не переживайте, Екатерина Иванова, я вам обещаю, что он ничего не почувствует, – сказал трансплантолог.

Кто-то из команды, стоящей у каталки, громко хмыкнул и что-то прошептал напарнику.

Каталка продолжила движение.

Лифт, длинный коридор. Остановились.

Похоже, приехали: своей стерильностью и сложностью запахов комната сильно отличалась от коридора. Приборы и оборудование монотонно гудели, некоторые попискивали звуками разной тональности, словно разговаривая на своём особенном языке.

Операционная.

Его перенесли на холодную поверхность стола, накрыли другой материей.

– Всем приготовиться. Пациенты готовы?

В глаза ударил поток света.

Михаилу присоединили несколько датчиков, и звук одного из приборов подхватил ритм его сердца.

– Давление, пульс в норме.

– Пациент готов, – прозвучало в другой стороне операционной.

Укол иглы в руку, звон инструментов.

– Приготовиться к отключению. Скальпель.

Раздалось несколько щелчков, мотор одного из приборов замедлился, к какофонии звуков добавился писк. Поток кислорода иссяк, лёгкие заныли от боли.

Прежде чем поплыло сознание, он почувствовал, как еле заметно по груди заскользил метал. Совсем не больно.

Нечем дышать.

Волна адреналина как цунами ударила в мозг, отдавшись сильной болью в голове, и вызвала цепную реакцию, которая и закончила серию физиологических изменений.

По телу волной прокатились судороги. Глубоко вдохнув, Михаил зашёлся в приступе кашля.

Он открыл глаза, мощный поток света ворвался прямо в мозг. Михаил снова зажмурился.