Кого-то надо убить

* * *

Эта береза была местной достопримечательностью. Старше ее в городском парке, да и в окрестных лесах дерева не было. Грузная, со следами срубленных капов, она с царственным величием возвышалась посреди небольшой поляны.

На березе висел фанерный щит, по которому расползлись полустертые временем, полусмытые дождями буквы. Надпись гласила, что эта береза была свидетельницей проезда Радищева из Петербурга в Москву, а также других, возможно, более значимых, но и более «молодых» исторических событий.

А еще на одном из толстых и корявых, вытянувшихся параллельно земле сучьев, болтался обрывок веревки, на котором час назад висела кукла с лицом удавленника. Сейчас кукла лежала на земле лицом вниз.

– Я их как облупленных знаю, – говорил участковый. Он был в возрасте, с посеченным морщинами лицом, и, нервничая, то и дело снимал фуражку, чтобы провести ладонью по седому бобрику волос. – Они всегда куролесили, но в последний год вроде за ум взялись. Спортом стали заниматься. Я и к тренеру заходил, он на них нахвалиться не может. И вот на тебе!

– Всякое бывает, – не торопя собеседника, сказал Кочергин.

– Они потому начали штангу тягать, что заявить о себе хотели. Ну, в школе, во дворе. Раньше-то как было? Вот тебе школьная форма, ее и носи. А теперь ходи в чем хочешь. Но семьи-то разные, и одежка разная. А что в итоге? Расслоение! На тех, у кого есть плейер в ушах, и на тех, у кого его нет. Эти парни – из «бедных». И не слишком к учебе способных. Как таким среди сверстников утвердиться? Выбор-то всего ничего: оборотистость и сила! Но они и ловчить, ну, торговать по мелочи, тоже не умеют. Вот и пошли мускулы подкачать, чтобы в драках не пасовать. Потом уж загорелись… Мальчишки, одним словом. Но вот незадача: спорт, конечно, дело благородное, а все же подвернулась возможность прибарахлиться – и не устояли ребятки.

– Из вас хороший адвокат получился бы, – заметил следователь.

– Какой из меня адвокат… – Участковый снял фуражку и пригладил волосы. – Адвокат снисхождения просит, оправдания, я же объяснить пытаюсь. И не вам даже – себе. Я их утром встретил. Бегут голые по пояс, в кроссовках разношенных, а в руках шмотки. Я, понятно, спрашиваю: «Откуда вещички?» «Нашли», – говорят. А глаза так и шныряют, так и шныряют. Короче, раскрутил я их, это у меня запросто, тогда и позвонил куда следует, доложил, значит. Странное все же дело.

– Уж куда странней, – согласился Кочергин. – Давайте их сюда.

«Мальчишки» были на полголовы выше следователя, вдвое шире в плечах и, конечно же, слыхом не слыхивали о подагре.

– Рассказывайте.

– Чего рассказывать-то? – один из «мальчишек» перестал разглядывать траву под ногами и опасливо покосился на следователя.

– Все.

– Все? Ну, у нас по утрам пробежка. До березы и обратно. Бежим. Сделали ускорение. Он, – последовал кивок в сторону приятеля, – первым на поляне оказался. Выскочил на нее и ка-а-к грохнется на землю! И шары по семь копеек. Глаза то есть. Очканул. Перепугался, в общем.

– Ничего я не испугался, – обиженно сказал второй «мальчишка» писклявым голосом, никак не вязавшимся с его габаритами.

– Что же тогда землю носом рыл? Брось, я сам чуть не обделался. А потом посмотрели, а это и не человек вовсе! Манекен. Как в магазине. Подошли мы, рассмотрели все толком, хотели участковому сообщить, но передумали.

– Потому что закатилась вам в головы мыслишка поживиться за чужой счет, – вмешался тот.

– А мы не крали! Здесь лес, а не завод. Здесь хозяев нету. Какое же это воровство? А раз ничье – значит, наше. Зачем добру пропадать?

– Что же вы сам манекен не умыкнули?

– А на фига он нам? Мы только джинсы и кроссовки взяли.

– Во время пробежки никого не встретили? – спросил Кочергин.

– Никого! – хором ответили «мальчишки».

Следователь поморщился. В призраков он не верил. Профессия не позволяла. Само собой из воздуха ничего не материализуется. Кто-то посодействовать должен.

– Отойдите-ка в сторонку, – сказал Кочергин.

«Мальчишки» отошли.

– Как мне теперь с ними? – спросил участковый.

– А никак. Они же правы. Кто-то бросил, они подобрали.

– Но небольшая взбучка все помешает. Для профилактики.

– Вам виднее. Не переусердствуйте только.

– А я о чем? Парни-то неплохие.

Кочергин улыбнулся:

– Говорите, не получится из вас адвокат… А вот учитель получился бы!

– Поздно переучиваться.

– И не надо.

На поляну выскочил запыхавшийся Максим.

– Собака… только до дороги… до автобусной остановки… там след потеряла.

– Что ж, – Кочергин окинул взглядом поляну. – Тогда будем грузиться.

Никитин и участковый понесли куклу к «уазику».

На кукле были изношенная до дыр рубашка в клетку, трусы и носки.

* * *

В машине Никитин пристроился рядом со следователем.

– Михаил Митрофанович, куклы-то – как две капли воды.

– Лицо одно, – согласился Кочергин. – И что это значит?

Максим помедлил с ответом, как на экзамене, потом сказал.

– Действия кукольника теперь можно расценивать как упорно не прекращающиеся и классифицировать как злостное хулиганство. Ответственность другая, срок другой. И никаких штрафов. Также просматривается определенная повторяемость, персеверация.

Никитин замолчал, словно предлагая следователю оценить его познания, потом заговорил снова – и опять, точно отвечал хорошо заученное:

– Ночь, вокруг ни души… И все же, мне кажется, говорить о modus operandi, то есть о «почерке», еще рановато. Два случая – это недостаточно для выявления закономерностей. Завод и парк, кран и береза – что общего? Но с другой стороны: куклы – близнецы, как мы с Игорьком. И их вешают! И находят сразу… Может быть, именно это кукольнику и надо. Я вот что думаю, Михаил Митрофанович, а не укрывался ли он где-нибудь поблизости? Может, ему только и надо было – понаблюдать за поведением ребят? А на заводе – за теми, кто сбежится к крану? Может, его интересовала реакция людей на его выходку? Или на творение? В лесу спрятаться нетрудно и на завод попасть легче легкого – через забор перемахнуть. Или того проще: надень спецовку и иди себе через проходную – никто внимания не обратит. Хотя, конечно, переговорить со сторожами надо.

– Я это сделал, – сказал следователь.

– Когда?