Берег мистера Моро

– А как же банк?

– Надоел! Изо дня в день одно и то же, и все во славу фирмы и ее правления. Я мирился с этим, но вы, мистер Баро, все испортили. Так всегда у белых с неграми. Сбили меня с пути истинного. Вы – искуситель!

– Тогда уж не я, а Джозеф Марлоу. Если бы не он…

– Пусть так, – программист перестал терзать шевелюру. – Но и ваша вина тут есть. А загладить ее вы можете лишь одним…

Говард сообразил, что последует дальше, но прерывать программиста не стал.

– Берете меня с собой в Англию? Или как?

– Должен признаться, Нельсон, я и сам гадал, как бы поделикатнее предложить вам участие в этом приключении.

– Чего же тянули? Это занятие для настоящих мужчин! Только представьте: шторм, мачта сломана, в корпусе пробоина, еды нет, воды нет… А нам хоть бы что!

* * *

Нечаянное пророчество Хьюэлла он не раз вспоминал в эту ночь. И чертыхался. Нельсона бы сюда! Сам накаркал, пусть сам и расхлебывает.

За ночь якорь срывало еще три раза, так что Говарду приходилось снова ломать голову над тем, что натянуть на алюминиевый каркас, и вновь запускать двигатель. Стрелка, показывающая уровень топлива, угрожающе клонилась влево.

Утро не принесло успокоения ни океану, ни человеку: ураган и не думал стихать, а тревога – покидать измученного бессонницей Говарда. До ближайшего берега не одна сотня миль, горючее на нуле… ну, почти на нуле. Правда, у него в достатке и продуктов, и пресной воды. Только бы шторм стих, а там он сможет дрейфовать хоть месяц, хоть два. Глядишь, Северное пассатное течение передаст его с рук на руки Северному экваториальному и то вынесет его к Антильским островам. Или какой-нибудь корабль повстречается. Но еще вернее – его найдут, ведь радиобуй «Снежинки» скликает на помощь все радиофицированное человечество.

Последняя конструкция плавучего якоря оказалась удачной, и Говард позволил себе немного поспать, тем более что шторм, похоже, все-таки сжалился над ним, чуть пригладив волны и умерив силу ветра. В каюту, однако, путь ему был заказан, поскольку Говард не доверял до конца ни творению своих рук, ни природе. Он остался в кокпите – и заснул.

Пробуждение было внезапным. Какое-то настойчивое дребезжание вплеталось в привычную какофонию, состоящую из куда более громких звуков: скрипа, свиста, плеска, шипения, гула. И все же не было ничего удивительного, что он среагировал на столь незначительное добавление к общему шуму: его сознание, даже будучи погружено в сон, фиксировало малейшее изменение обстановки.

Дребезжание доносилось из ящичка под румпелем, который яхтсмены, по примеру автомобилистов, называют «бардачком». Там лежал фонарик, ракетница, тайваньский приемник… Говард откинул крышку ящичка, сунул в него руку и вытащил «воки-токи» – портативный передатчик, которым так любят пользоваться рыбаки, водители-дальнобойщики и яхтсмены, маневрирующие перед заходом в марину. Он совсем забыл о нем! А даже если бы помнил, никогда не поверил, что «воки-токи» еще работает, ведь его аккумуляторы он зарядил еще в Плимуте, и при такой влажности они должны были давным-давно сесть. А поди ж ты, звонит, дрожит от нетерпения, требует ответа.

Говард нажал клавишу приема.

Глава 7

К полудню шторм устроил перерыв на ланч.

Ветер поутих, волны стали более пологими. В то же время с яхтой происходило что-то непонятное, она вроде как огрузла… Андрей закрепил штурвал растяжками и спустился в каюту.

По стенам стекали ручейки конденсата. Иллюминаторы затянуло мутной пленкой, а колпак над штурвалом-дублером так запотел, что об управлении из рубки можно было забыть. Что до былого порядка – от него осталось лишь воспоминание. Запоры платяного шкафа не выдержали, дверцы распахнулись. Одежда валялась на полу, соседствуя с ложками и вилками, вылетевшими из специальных гнезд над обеденным столом, и рассыпавшимися на страницы книгами.

Еще дома, подозревая, что где-нибудь на широте Канарских островов, в штиль, когда яхтсмену не остается иного, как по примеру моряков минувших времен, свистеть и царапать ногтями мачту, вымаливая ветер, его навестит непрошенная гостья – ностальгия, Андрей решил подготовиться к ее посещению. Он сходил в магазин «Миллион мелодий» на Фонтанке и накупил кассет с романсами и современным русским шансоном – в меру бездарным, однако умело выдавливающим слезу у странников, находящихся вдалеке от родных пенатов. Подумав, он добавил к этому набору диски «Машины времени», «Воскресения», «Чижа»… Позаботившись таким образом об усладе слуха, он отправился на книжный развал у Дворцовой набережной и задешево набрал там малоформатных томиков в пестрых мягких обложках, уже побывавших в чьих-то руках. Остановив свой выбор именно на них, Андрей руководствовался двумя соображениями. Во-первых, все равно выбрасывать – клееным корешкам влажность противопоказана, так зачем тратиться на новые книги, не говоря уже о шедеврах полиграфии? Во-вторых, литературе серьезной, поднимающей глобальные вопросы, надо отдавать зимние вечера, когда за окном теплой комнаты воет вьюга, в дальнем же одиночном плавании уместнее щекочущая нервы беллетристика отечественного производства, позволяющая отвлечься и перенестись с безбрежных океанских просторов… Куда? Разумеется, домой, в Россию.

Весь переход к берегам Англии опоясанные резиновым бинтом книжки простояли в неприкосновенности на полке над койкой. Только в Атлантике, когда «Северная птица» попала в полосу штиля, у Андрея нашлось время на то, чтобы ознакомиться с их содержанием. Устроившись в кокпите, включив магнитофон с записями «Зоопарка» и откупорив банку «пепси», он открыл кроваво-красный томик, прочитал две страницы, пролистал еще двадцать и швырнул книжку в океан. Открыл следующую – и следующая отправилась туда же.

Андрею потребовалось не больше часа, чтобы проредить свои книжные запасы. Потому что он не хотел, а таких «покетов» было большинство, и не мог читать о царящих в стране криминальном беспределе и коррупции. Причем с примерами, преподанными в самых натуралистических красках. Какая уж тут тоска по Родине! Из такой страны, погрязшей в дерьме и насилии, впору бежать без оглядки, и проклясть ее перед расставанием у некогда священных рубежей.

«Но раньше-то мог! – урезонил он себя и себе же ответил: – Да, раньше мог. Читал – и не без интереса, щекотал нервы. А сейчас не могу. Потому что не знал, какая она страшная – мирная жизнь».

* * *

Кудря опаздывал.

– Может, он пошутил? – спросил Сашка, сидевший в своей коляске на безлюдном по причине непогоды причале и надзиравший за тем, как Андрей регулирует авторулевой. – Может, он шутит так?

– Ага, – Андрей посмотрел на друга. – Есть у него такая гадостная привычка – шутить не по делу. Ему больше заняться нечем, как разъезжать по яхт-клубам и смущать порядочных спортсменов предложениями нарушить кодекс. Уж и не знаю какой именно – уголовный, административный…

– Ты-то что хохмишь? – рассердился Сашка. – Дело, между прочим, серьезное.

– Кто бы спорил. А кому от этого плохо? Сам не напрягаюсь, других не напрягаю.

Андрей выпрямился и… напрягся. К яхте шел верзила в кожаной куртке – один из тех, что вчера состоял в свите Николая Евгеньевича Кудреватых.

– Вот и пожаловали. – Сашка тоже увидел телохранителя Кудри.

Бандит подошел к трапу и стал оглядываться. Ничего не спросив, он постоял, зыркая по сторонам совиными глазками, потом потер то место, где у нормальных людей находится шея, а у него начиналась голова, словно припаянная к молодецкого разворота плечам, повернулся и зашагал обратно.

– Разведка, – сказал Андрей.

Из-за здания яхт-клуба, за которым давеча исчез шестисотый «мерин», выскочил аспидно-черный джип, утяжеленный хитрым переплетением хромированных труб у бампера. За джипом куда медленнее, с достоинством сознающего свою цену лимузина, показался «мерседес» Кудри.

Автомобили остановились метрах в десяти от «Северной птицы». Сначала от седоков освободился джип, явив на свет божий «разведчика» с бычьим загривком и его приятеля, столь же внушительных габаритов и тоже знакомого Андрею и Сашке по вчерашнему посещению. Телохранители подбежали к «мерину» и встали по бокам. Выждали несколько секунд, одновременно взялись за ручки и открыли дверцы.

Кудреватых был в том же длиннополом плаще. Он потянулся, разминая спину, и сказал что-то своему спутнику, вылезшему из машины с другой стороны, худощавому парню в джинсах и простеньком свитере-самовязе. Тот ответил и быстро взглянул на яхту, на Андрея, на Сашку, будто прикидывал…

Андрей знал этот взгляд, по Чечне знал. Был у них там специалист, приклад винтовки которого испещряли зарубки. Классный был снайпер, и взгляд у него был точь-в-точь такой же – оценивающий, прицеливающийся.

Кудреватых и парень в свитере неспешно подошли к трапу.

– Ну, Горбунов, показывай, что придумал.

Не стоило этого делать, нарываться, но Андрей не утерпел:

– Для начала – здравствуйте.

Кудреватых пошевелил губами, но ничего не сказал. У парня в свитере дернулась щека, и родинка, прижавшаяся к уголку его левого глаза, на долю секунды спряталась в складке кожи.

Андрей вытер ветошью испачканные смазкой руки:

– А говорили, что один приедете.

– Мало ли что я говорил. Сам слово сказал, сам назад взял. Моя воля. Вот его повезешь. Хочет дружок мой посмотреть, как ты его устраивать собрался.

«Надо было сразу в милицию бежать, – подумал Андрей. – Но кто же знал?..»

– Проходите, – нехотя посторонился он.

Бандиты поднялись на палубу.

– Сюда.