Хоровод воды

– Я тебя тоже люблю, моя маленькая.

Три неотвеченных звонка, чтобы сообщить: она меня любит. Удивительное дело.

Даше решил не перезванивать – и без того цейтнот, ни минуты свободной. Все-таки секс с утра пораньше может похоронить любой бизнес.

Может, ну и черт с ним, с бизнесом?

Никита улыбается.

Пообедать, очевидно, не получится. Хорошо еще, выйдя из метро, купил себе шаурму за сорок рублей, съел прямо на ходу, все пялились: приличный мужчина, в пальто, а жрет из кулька, словно бомж. Да вообще – я каждый раз, когда шаурму рядом с офисом покупаю, думаю: вот эти, которые продают, они меня уже узнавать стали, кивают, здороваются. Наверное, думают, бедная такая офисная крыса, офисный планктон, замученный начальством. А я сам себе начальство, сам себя замучил. Сил ведь нет уже совсем, а где их взять, силы-то? Немолодой, не слишком здоровый, затраханный жизнью мужчина. Вот на днях шел по переходу, и такая тоска взяла, что хоть сядь прямо здесь, прислонись к кафельной стене, начни просить подаяние. Подайте мне, люди добрые, силенок хоть немножко. И сел бы я, забрала бы меня милиция, нашла бы в сумке двадцать две тысячи американских долларов – и что бы я им сказал? Извините, люди добрые, это я деньги по двум договорам обналичил? Да, интересная вышла бы у нас беседа, при моей-то черной бухгалтерии.

Но это было недели две назад. Дядя Саша еще был жив. Ну и Даши никакой не было в помине.

Теперь, наверное, все будет по-другому, думает Никита. Ничего, что пообедать не получится. Зато поужинаю гламурно.

Гламурно – Дашино словечко. По всей видимости, означает «роскошно». Мажорно, как сказали бы мы лет пятнадцать назад.

Значит, гламурный ужин. Ну, придется ловить машину – ехать в «Пушкинъ» на метро как-то несолидно.

Никита пристегивается – старая привычка, еще с тех пор, как подрабатывал извозом, – и тут звонит мобильный. На электронных часах водилы – шесть пятьдесят две.

Глухой Дашин голос:

– Привет. Ты же обещал перезвонить.

– Я был занят.

Нарочно говорит холодно, почти сердито. Надо все-таки показать этой малышке – он занятой человек, нечего ему названивать. У него дела, бизнес. Жена, в конце концов.

А тут за день – пятнадцать пропущенных звонков, и все от нее.

– Это очень важно, – говорит Даша. – Приезжай ко мне, прямо сейчас.

– Я не могу, у меня встреча.

Добавить немного раздражения, ничем не выдать себя, не дать почувствовать, как с каждым ее словом нарастает возбуждение.

– Это очень важно, я же говорю.

А может, отменить?

Нет, надо взять себя в руки. Это всего-навсего случайный секс, даже не роман.

Что она себе воображает?

– Я не могу говорить, извини. Перезвоню потом.

Отбой.

Что-то не так с самого утра. С пробуждения в зимней полутьме, с Машиной фигуры, неподвижно свернувшейся под боком. Что-то не так.

Семь двадцать восемь. Гардероб «Пушкина». На экране – еще двенадцать неотвеченных звонков.

Наверное, можно перезвонить.

– Даша, давай я тебе объясню. Если я говорю, что занят…

– Я так рада, что ты перезвонил! Ты приедешь?

– Даша, я же сказал: нет.

– Я просто не хочу по телефону.

Я тоже не хочу по телефону, я хочу живьем, я хочу с тобой, еще и еще раз, снова и снова, переводит дыхание, в конце концов, он взрослый мужчина, за это его и должны любить. Говорит холодно:

– Давай я приеду в четверг. Тогда и скажешь.

И вдруг – резкий крик, почти визг:

– В четверг будет поздно! Приезжай, я тебя прошу!

Истеричка.

– Даша, у меня встреча, потом я еду домой, что случилось?

А может быть – то и случилось? Может, она просто хочет его так же, как он – ее?

Нет, так не бывает. Зачем молодой красивой девушке сорокалетний лысеющий мужик?

Ну, понятное дело, много за чем. Деньги, подарки, квартиру снять. Небось, мало радости жить с родителями, на краю света, почти у самого МКАД.

– Приезжай ко мне, пожалуйста. Я очень тебя прошу. Это правда важно.

– Скажи по телефону.

– Ты не поверишь.

Вдруг серебристым промельком – предательская мысль: неужели беременна? Да нет, она же сама достала гондон. Сама достала? А может?..

– Поверю. Ну, говори.

Даша смеется – незнакомым нервным смехом:

– Сегодня ночью все кончится.

– В смысле? – спрашивает Никита и видит Владимира. Тот машет ему рукой, спускаясь по лестнице.

– Все кончится, вообще все. Не гонец, а конец. Конец света, понимаешь?