Воевода Константин

– А сколько времени необходимо для обучения этому искусству, там, во внешнем мире? – осмелился задать вопрос один из них.

– На овладение теорией – полгода. Но чтобы достичь такого результата понадобятся не менее десяти лет упорных тренировок.

– Теперь я понимаю, как вам удалось переманить на свою сторону пыточного Инквизитора, да еще накачать его таким количеством энергии, чтобы он впоследствии смог пережить сто ударов шипастой плети.

– Только не надейся, что эти «примочки» помогут тебе скрасить жизнь в подземельях Чумы. – Не замедлил предупредить его Августиньо.

– А я и не надеюсь. «Плавали уже, в вашем болоте, знаем», – ввернул любимую армейскую поговорку капитан.

Присутствующие сдержано рассмеялись, а он продолжил:

– Если бы я мог полностью раскрыть свои способности на Церии…

То бишь в непосредственной близи от Черной дыры. Я бы не стал переть напролом через магический портал. Маленькое напряжение сил и… Фьють, – присвистнул Ярославцев, – Здравствуй родная Фаногория.

– Тогда что помешало тебе воспользоваться этим способом во время встречи с княжной и навечно слинять в любое из ближайших измерений? – Вкрадчиво задал мучавший его вопрос Августиньо.

– Отсутствие информации о том месте, куда я попаду, кое какие обязательства перед муравьями и невозвращенные долги. – Недвусмысленно намекнул капитан.

– Выходит ты, человек слова и никогда не нарушаешь взятых на себя обязательств?

– А то!

– Хитришь парниша! – погрозил ему пальцем Августиньо. – Небось, наобещали тебе членистоногие с три короба. Злата, да драгоценных каменьев посулили? А ну колись, где припрятал наградные сокровища?!

– А ты случайно не редактор журнала: «Хочу все знать»?

– Нет! – обозлился толстяк и не замедлил с угрозой: – Ты здесь больно не умничай, а то живо поменяю условия содержания.

– Короче начальник! – Ярославцеву надоели эти бессмысленные препирательства. Ведь его тюремщик ничего не решал. Поэтому он просто – напросто грубо обрубил концы: – Тут и так дышать нечем, а ты еще не столько факелом коптишь, сколько от возмущения зело попердываешь. Давай-ка лучше отвечай: когда меня отправят на этап?

– Завтра в полдень.

– А кормежка мне положена?

– Как же, как же! – погладил свой объемистый живот круглолицый толстопуз. – Часа через три подадут тебе шикарный обед.

И больше не мозоля глаза своим присутствием, тот немедля затворив за собой дубовую дверь, погрузил пленника в кромешную тьму.

Затем усталым жестом отпустил манглов и еще, немного постоял, чутко вслушиваясь в тишину.

Однако, не смотря на полное отсутствие шумоизоляции, ни один звук так и не вырвался наружу. Хотя в темницы все было сделано с таким расчетом, чтобы даже мышиный чих не проскользнул мимо надзирательского уха.

Толстяк на всякий случай набросил на дверной замок свое личное охранное заклинание и перед тем как выйти на свежий воздух, еще раз проинструктировал начальника тюрьмы о том какие меры предосторожности тому стоит соблюдать при общении с новым заключенным.

Константин же устроившись, как мог, добросовестно проспал до самого обеда.

А когда ему принесли кувшин воды и политые кипятком очистки от картошки, то категорически отказался от приема пищи и послал закрепленного за ним надзирателя куда подальше.

«Шикарное» блюдо, тут же убрали, однако новой еды так и не принесли.

После несостоявшейся трапезы, да к тому же в полной темноте, капитану больше ничего не оставалось, как загрузить свой скучающий мозг яркими воспоминаниями из недавнего прошлого.

Это сразу же приглушило недовольное урчание в животе и настроило заключенного на позитивный лад.

Глава II. Запретный город

– Отдать швартовые! – решительно скомандовал Ярославцев, и муравьи одновременно распустили узлы на толстых канатах.

Аэростат, так до конца и, не поверив в обретенную им свободу, начал плавно и осторожно набирать высоту.

– Сто пятьдесят метров, полет нормальный! – испуганно пискнул Месс, запоздало, вспомнив о своих штурманских обязанностях.

Распластавшись, на дне пилотской кабины он, старательно скрывая страх, делал вид, что неотрывно наблюдает за показаниями приборов.

– Да брось ты эти железяки, и давай, высовывай свой нос наружу! – прощелкал на языке насекомых капитан.

Он намеренно отказаться от человеческой речи и в целях дальнейшего совершенствования своих лингвистических способностей, теперь общался с напарником только на этой, сложно произносимой мове.

Муравей, чьи внушительные габариты не уступали размерам годовалого теленка, медленно привстал, осторожно выглянул за борт и замер потрясенный развернувшейся перед ним панорамой.

Все случилось, как и предсказывал капитан: аэростат действительно набирал высоту, огромный оазис стремительно мельчал и превращался в разноцветный лоскут, а окружавшая его со всех сторон пустыня становилась ровной как стол и спешно убегала за горизонт.

Вскоре и поселок, и примыкающие к нему поля уже напоминали оброненный платок кочевницы, нелепо пестревший средь бескрайних песчаных просторов.

Восторженно созерцая все это великолепие, холодное, и рациональное сознание насекомого, привыкшее все подгонять под строгие математические формулы, впервые получила ощутимую пробоину ниже ватерлинии и героически пошло ко дну:

«Да! Когда-то мы были почти что всесильны! Но наступили времена великих потрясений и наложенные после них запреты больше не позволили нам проверять свои теоретические выкладки на практике. Столетиями наша цивилизация из поколения в поколение была вынуждена лишь передавать накопленные знания и тщательно скрывать свое могущество от людей. И вот теперь у нас впервые появилась зыбкая надежда хотя бы частично вернуть свое былое величие!».

Озаренный этими мыслями муравей настолько проникся важностью наступившего момента, что теперь благоговейно помалкивал и задумчиво шевелил усами.

Ярославцева же напротив, обуяли эмоции:

– Ух, ты! Вот это красотища! – восторженно воскликнул он. – Да уж, брат, это вам не планеты мозговыми усилиями с места на места передвигать!

– Неужели мы летим?! – задумчиво просвистело насекомое.

– Не понял? – искренне удивился капитан. – Ты что, до самого последнего момента сомневался, что эта штуковина поднимется в воздух?

– Да! – честно ответил Месс, ибо не умел лгать. – И не я один. Просто мы очень долго не могли применить свои знания и постепенно стали утрачивать в них веру. Теперь-то я понимаю, почему для возрождения Запретного города нам как воздух был необходим лучший представитель рода людского. Только вы, с вашим сумасшедшим авантюризмом, безоглядной любовью и непомерными амбициями способны на осуществления подобного рискованного предприятия. Сами же мы, ни за что бы, не отважились на эту экспедицию! В лучшем случае наша цивилизация, поднакопила бы сил, подняла восстание, перебила всех людей, наплодила солдат и попыталась бы силой пробиться через тараканьи гнездовья.

– Стой, стой, погоди! – нутром почуял неладное Ярославцев. – Сейчас мы одни, и нам не перед кем красоваться. Ты же сам мне все уши прожужжал о том, что только человек и муравей, смогут преодолеть лазерную и сенсорную защиту вашей гребанной горы. А «Великий Оракул» и вовсе запрограммирован на общение с людской особью. Любое другое разумное существо не добьется от него ни звука.

– Совершенно верно. Но эти суждения взяты из «Святого трактата о Муравьиной горе», который с научной точки зрения является красивой и, ни чем не подтвержденной легендой. Ни один из моих современников не был там, а я не стану утверждать того, чего не видел собственными глазами. И поэтому нам, в данной ситуации, остается лишь верить в древнее сказание и робко надеяться на успех.

– Ах, ты?! Теоретик хренов! – Едва не задохнулся от возмущения капитан – Дать бы тебе промеж глаз твоих бесстыжих! Да так чтоб из них искры в разные стороны полетели! Вот теперь я понимаю, чего так опасались Великие Творцы, и почему не позволили вам полностью заселить эту Вселенную. Насмотришься на ваши протухшие рожи, и впору самому в петлю от тоски залезть.

– И что мы будем делать дальше? – невозмутимо поинтересовался Месс, на всякий случай, отступив в дальний угол гондолы.