Хозяин острова Эйлин-Мор

Глава 11. МакАртур

Теплое течение сносило меня к песчаному пляжу Мангерсты, шевелиться было лень. В полумиле, ближе к берегу, темнели днища рыбачьих лодок. Я заметил большую стаю макрели и пуганул глупых рыбех. Словно морская гончая, погнал косяк прямо в сети. Знатный улов сегодня будет у рыбаков Мангерсты – подарок от Дона МакАртура, без вести пропавшего смотрителя маяка.

В этот день Белой Пятницы[7] я был беспечен и счастлив и даже ненадолго забыл, кто я есть, забыл про кровь десятков невинных людей, брошенных мною в пасть ненасытного чудовища. Мучительную гибель многих из них я видел собственными глазами. Я должен был смотреть и не показывать, как омерзительно и невыносимо мне это действо. Память об этом коркой засохшей крови стягивает душу. Я безмерно завидую Нэрну, у которого ее нет. Этот человек не стал монстром, а, напротив, вернул здесь свой истинный облик и наслаждается каждым мигом нового бытия. Могу только догадываться, чего ему стоило там, на земле, прятать от всех свою истинную сущность…

Я дрейфовал, лежа на спине, под днищами рыбацких лодок, изредка и без труда уворачиваясь от сетей. Сквозь тихий шепот волн и крики чаек, кружащих над полными рыбы лодками, пробился голос Роя, моего зятя. Я услышал, как он кричит кому-то из рыбаков, что уходит в Сторновей на шхуне Логана. Значит, Шинейд с Шоном сегодня ночью останутся одни, и я смогу еще раз увидеть внука. Сбросив беспечность, я камнем, выпущенным из пращи, полетел к своему тайнику.

Как-то раз в скалах Сгир Томейна я нашел крошечный грот и превратил его в сокровищницу. Словно сорока, падкая на блестящее, я стаскиваю туда все ценное, что нахожу на дне. Есть там и украшения с бедных женщин, закончивших свою жизнь в желудке Хозяина. Золото не имеет для охотников никакой ценности, оно валяется в песке, никому не нужное, и когда все спят, я подбираю его и уношу к себе. Уже сейчас моих сокровищ хватит не на одну долгую и безбедную жизнь. Когда Шон подрастет, я придумаю, как передать ему свое богатство.

В гроте я взял еще одну крупную золотистую жемчужину и осторожно выглянул наружу. Долго прислушивался, но море было тихим и пустым. Я выбрался из пещеры и, стелясь по дну, поплыл в сторону Мангерсты. Где-то на полпути слева появилась смутная тень. От нее пахло кровью и виной, и я сразу понял, кто это: мой спаситель и губитель, юный Томми Маршалл. Я сбавил ход, чтобы он смог меня догнать, – плавает он теперь намного медленнее: с последней охоты принес мертвую женщину.

Мы стояли полукругом перед Хозяином, задрав головы. Каждый из нас был ему по колено. Тело мертвой женщины лежало на песке, придавленное его ступней. Он неотрывно смотрел на Томми, а Томми, не мигая от ужаса, глядел в его холодные глаза.

– Ко мне! – сказал Хозяин, и Маршалл всплыл, чтобы оказаться вровень с его пастью. Он уже знал, что будет. Когда в прошлый раз добыча умерла раньше времени, Хозяин лишил его ноги.

– Руку! Правую, – сказал Хозяин, и Маршалл послушался. Он неуклюже заработал оставшейся ногой, подплывая ближе.

Мы смотрели, не отрываясь, как усыпанная бритвенно-острыми зубами пасть сомкнулась на запястье Томми, как он задергался, замычал от адской боли. Хозяин шевельнул челюстями, перетирая кости, и вода у его головы потемнела от крови. Когда кисть оторвалась, Томми, кувыркаясь, отлетел к рифу и сжался в комок на песке. Он качался всем туловищем, баюкая свою культю.

Теперь можно было отвести глаза, и первое, что я увидел, это довольная улыбка на лице Нэрна. Поймав мой взгляд, он сказал:

– У Хозяина хорошее настроение, этот болван дешево отделался.

Я промолчал. Хозяин поднял тело женщины в коричневом дорожном костюме и закинул в яму. Я услышал, как заклацали там челюсти моих менее удачливых товарищей. Тяжело ступая по дну, он скрылся за скалой, охотники разошлись, и тогда я подплыл к Маршаллу и сел рядом с ним.

– Почему она умерла? – тихо спросил я.

Томми перестал покачиваться. Кровь растворилась в воде, рана затянулась тонкой розовой кожей. Он поднял на меня грустные глаза и ответил:

– Мардж… Я нес ее, а видел Мардж, такую же молодую и красивую. Я не смог. Мистер МакАртур, так не должно быть, это неправильно! Как Бог может это терпеть?

В воде появилась едва уловимая горечь, и я понял, что он плачет.

– Здесь нет Бога, Том, здесь Хозяин.

Он попытался взять меня за руку, но культя беспомощно проскользнула мимо. Брови его поднялись, мальчишеское лицо стало совсем детским и несчастным, как у ребенка, сдерживающего рыдания. Я не сдержался, обнял его за плечи и прижал к себе, унимая дрожь. Нас накрыла тень. Старик Нэрн со сложенными на груди руками повис над нами. Он молча обжег меня презрительным взглядом и уплыл в ту сторону, где скрылся Хозяин.

– Мистер МакАртур, – услышал я тихий голос Томми. – Я хочу умереть. Только не тут, а на земле.

– И попасть из одного ада в другой, – сказал я ему шепотом.

– Пусть, – качнул он упрямой головой. – Я отвечу за все свои злодеяния, но перед Господом, а не Хозяином.

Наивный мальчишка! Господь брезгливо сбросит его обратно в море к Хозяину так же, как Хозяин сбросил в яму тело бедной женщины из Бенбекьюлы! И все же я промолчал. Пусть надеется на чудо, как надеюсь и я, ведь когда надежда покинет нас, мы станем такими же, как Нэрн.

Минула неделя. Хозяин был сыт и пребывал в меланхолии. Мы, предоставленные самим себе, отдыхали, гоняли живность или попросту спали. Я улучил момент, когда наш подводный лагерь опустел, и поплыл в сторону Мангерсты. На полпути я ощутил движение воды позади. По рваным, неуклюжим толчкам я догадался, кто кинулся за мной в погоню и сбавил ход. Вскоре бедолага Томми догнал меня и благодарно улыбнулся.

– Мистер МакАртур, можно я с вами?

– Куда? – не слишком натурально удивился я.

Он подплыл ближе и воровато оглянулся.

– Я видел, как вы выбирались на берег в Мангерсте, где живут ваши родные, сэр. Богом клянусь, я никому об этом не сказал и не скажу, не беспокойтесь, только возьмите меня с собой.

Обуревавшие меня сомнения отразились на лице. Томми попытался меня обогнать, и я позволил ему это. Мы зависли в толще воды, лицом к лицу. Маршалл сложил молитвенно руки, и левая кисть встретилась с пустым местом. Он смущенно спрятал обрубок за спину.

– Никак не привыкну, – виновато сказал он.

– Надеешься обмануть судьбу? – спросил я напрямик.

Он отвел глаза.

– Если провидение даст мне шанс…

– Том, тебе и под водой трудно двигаться. Как ты по суше будешь ходить с одной ногой?

– Не бойтесь, мистер МакАртур, я не помешаю вашим планам. Клянусь всем, что для меня свято, я буду ждать вашего возвращения в бухте, на отмели.

– А потом?

– Потом я буду молиться, и пусть Господь решит, примет ли он мою душу.

Том страстно жаждал смерти, адское пламя было ему желанней прохлады морских глубин. Ничего не говоря, я обогнул его и устремился вперед.

Как только зашло солнце, я вскарабкался на вершину утеса перед домом своего зятя. За моей спиной, в бухте Мангерсты, чернела макушка Тома, то скрываясь под накатившей волной, то вновь выныривая на поверхность. Он сдержал слово и терпеливо ждал моего возвращения.

Дом Броди был пуст, огонь в нем не зажигали. На всякий случай я приоткрыл дверь и втянул воздух. Ни Шинейд, ни Шона там не было. Как и в прошлый раз, я завернулся в старый макинтош Роя. Он так провонял рыбой, что ничего нового к этому аромату добавить бы не смог.

Не скрываясь и не прячась, я вышел на луг между стоящими кругом домиками Мангерсты. Темнота была хоть глаз выколи, молодой месяц едва просвечивал сквозь плотные тучи. Дома стояли темные, частью холодные, от некоторых я улавливал остатки тепла – там спали дети, пока их родители отмечали у Аннабель Ганн сегодняшний богатый улов.

Ее паб сиял огнями и пыхал жаром. Тянуло сивухой, которую я терпеть не мог, копченой рыбой и толпой разгоряченных тел. Туда же уходил еле слышный, но очень дорогой для меня запах: медноволосой красавицы и ее двенадцатилетнего сына.

Ссутулившись и покачиваясь, будто сильно пьян, я пошел по запаху. Надежда таяла. Войти внутрь я не смогу, незаметно проникнуть в спальню Аннабель в задней части дома – тоже. В том веке, когда строили дом Ганнов, окна встречались реже бойниц. Ни в одну из щелей в стенах ее дома я не пролезу. Оставался шанс, что Шонни ночью захочет отлить. Он растет, его мальчишеская гордость не позволит ему воспользоваться ночным горшком. Шанс крохотный, ни один картежник не поставил бы на него и медяка, а для меня – один к одному: или выйдет, или нет.

Если выйдет, я отдам ему вторую жемчужину и еще раз попрошу убедить маму уехать или хотя бы отправить его отсюда, подальше, в Глазго. А еще… Хоть несколько минут погреться в волнах тепла, которые от него исходят, увидеть его улыбку, услышать еще раз радостное: «Деда!» Старуха Лорна кругом права: пока бьется мое сердце, его переполняет любовь.

Я так же сходил с ума от любви и нежности, когда повитуха вынесла мне крохотную Шинейд. Мокрую, сморщенную, с темными волосиками, прилипшими к багровому лбу, – самую красивую девочку в мире, мою дочь. Я люблю ее сейчас не меньше, но она вышла замуж, и мой долг отца – ее отпустить. А потом все повторилось. Рой был в море, а я сидел под стеной его дома, когда из двери высунулась акушерка и позвала меня внутрь. В постели лежала Шинейд, и ее темные волосы так же прилипли к мокрому лбу, но теперь она держала на руках маленького, багрового, сморщенного – самого красивого мальчика на свете, моего внука.

Мне не жаль было потерять всю ночь в ожидании.

Глава 12. Аннабель

В Светлый понедельник[8] в пабе Аннабель собралась вся Мангерста, сколько б ее ни было. Целый день макрель солили, коптили, вялили. Телеги рыботорговцев из Сторновея ушли еще засветло, сменяв гору рыбы на кучку бумажек. Часть этой кучки осядет в кармане Аннабель, но никто не будет в обиде. Пошло веселье: полилась настойка в глиняные кружки; пальцы с кожей грубее рыбьей чешуи сноровисто разбирают копченые тушки макрели. Аннабель, чуть одуревшая от суеты, носилась между залом, подполом и коптильней. Сначала подсчитывала в уме барыши, а теперь и думать забыла – сгребала монетки в кубышку, не глядя.

В самом дальнем от стойки углу собралась компания рыбаков, среди них старый Маклейн, молодой Хэмиш и пришлый Магнус, молчаливый детина с тяжелым взглядом и темным прошлым. Аннабель с опаской смотрела на них: кругом веселье, а эти сидят, лбами уткнулись, о чем-то перешептываются. Неспокойно было на душе, селезенка чуяла приближение беды. Вроде как смотришь в спокойное море, но знаешь, что за горизонтом уже воют ветры, морщат океанский лоб, и каждая «морщина» высотой в эдинбургского Святого Джона[9]. И хоть не видишь волн, а сердце сжимается, чувствуя их ярость. Так и сейчас: не слышит Аннабель, о чем толкуют рыбаки, но ощущает, как штормит под их макушками, не ровен час наружу выплеснется.

Рыбаки – народ сдержанный, по их грубым лицам не разберешь, что там в душе творится. Это городской – как открытая жаровня: трещит, искрами сыплет. А местные, гебридцы, что котел под чугунной крышкой, – не угадаешь, когда ее сорвет.

– Я вам точно скажу: морским охотникам больно ходить по суше, – произнес старик Маклейн, искоса поглядывая на заинтересовавшуюся их компанией Аннабель. – Если Дон ночью пришел к внуку, у него была важная причина терпеть такие муки.

– Ты-то откуда можешь это знать? – недоверчиво спросил Магнус. – Только не заливай опять про память народа.

– Иногда хватает просто подумать головой, – парировал Маклейн. – Руки и ноги у охотников не для того, чтобы землю топтать. Думаю, они вроде рыбьих плавников становятся. Ни одно животное на Земле не обгонит вплавь тварь морскую, а охотнику от Эйлин-Мора до Мангерсты сплавать, что тебе до ветру сходить.

Хэмиш смущенно прокашлялся.

– Мистер Маклейн, простите, но вы же говорили, что узнали мистера МакАртура по походке. Если б у него вместо ног выросли плавники…

– Заврался старик, – удовлетворенно прогудел Магнус.

– Ничего я не вру, – ответил Маклейн невозмутимо. Он вытряс последние капли из бутылки себе в кружку и вопросительно посмотрел на Магнуса. Пустая бутылка была единственным, что могло вывести его из равновесия. Тот повернулся к стойке и махнул рукой. Через пару минут Аннабель поставила перед ними новую бутылку.

– О чем вы тут секретничаете, парни? – спросила она, вытирая руки о передник. Пока ждала ответа, настороженно переводила взгляд с одного на другого. Маклейн быстро плеснул себе выпивки и скрылся за кружкой. Пытаться понять, что на уме у Магнуса, и вовсе гиблое дело – на его дубленой роже все чувства проявляются одинаково. Один Хэмиш залился краской, что твоя барышня-пансионерка, стушевался под ее взглядом и уткнулся в свою кружку.

– Дела рыбацкие, тебе неинтересные. – Магнус повел могучими плечами. – Обсуждали, куда макрель пойдет дальше. Думаю я, мы только край большого косяка зацепили.

– Ну почему неинтересные, Магнус, – усмехнулась Аннабель. – По сторонам посмотри и скажи, интересно мне это или нет. И куда пойдет этот косяк? Где следующий лов будет?

– Так нельзя угадать, куда макрель пойдет-то, – ответил он. – Рыба глупая, никого не слушает. Это мы так, языками чешем со скуки.

Аннабель пристально посмотрела на Магнуса, но в зале было слишком много умирающих от жажды рыбаков, чтоб в гляделки играть. Сокрушенно покачав головой, Аннабель вернулась за стойку.

Магнус склонился над столом, почти окунув шкиперскую бородку в кружку.

– Давай ближе к делу, старик.

Маклейн с Хэмишем тоже склонились, чуть не столкнувшись лбами.

– МакАртур не просто так приходил. Он тоскует по внуку, всегда души в нем не чаял. Рано или поздно он заберет его в море. И Шинейд приберет тоже.

– А мне что за дело до них? – буркнул Магнус.

– Тебе? – Маклейн усмехнулся. – Тебе – слава и деньги, если удастся изловить морского охотника. А если не удастся, даже за его труп Британский музей кучу деньжищ отвалит, сам подумай. Два года назад рыбак из Несса загарпунил пятнадцатифутового нарвала. За его скелет сассенахи отвалили столько деньжищ, что он себе новый дом построил. За скелет нарвала! Представь, сколько стоит морской охотник, живой или мертвый.

– Мистер Маклейн, – подал голос Хэмиш. – Это же мистер МакАртур. Он жил с нами, ловил рыбу, мы все гуляли на свадьбе его дочери. Когда я готовился впервые выйти в море, он ссудил меня деньгами на снасти. А вы сейчас говорите о нем, как о…

– Как о морском монстре, – закончил за него Магнус. – МакАртура больше нет, есть охотник в его теле. Чудовище, пожирающее людей. Вот выйдешь ты в море, – Магнус склонился еще ниже, и голос его превратился в зловещий шепот, – и сам не заметишь, как он появится у тебя за спиной. А когда увидишь упавшую тень, будет уже слишком поздно, потому что в следующее мгновение острые зубы вонзятся в твою шею, и ты очнешься в пасти у Хозяина, и он будет жрать тебя живьем, по кускам…

Лицо Хэмиша стало белее шотландского флага, он отшатнулся так резко, что чуть не упал с табурета. Нервно сглатывая, он переводил взгляд с Магнуса на Маклейна, потом обратно; оба сидели, мрачно нахмурив брови. Первым не выдержал Магнус. Он, запрокинув голову, расхохотался так громко, что все в пабе повернулись в его сторону. Потом прыснул Маклейн и заперхал старческим смешком, похожим на кашель. Аннабель глянула на смеющегося Магнуса и облегченно выдохнула. Там, где так громко смеются люди, нет места злодейству.

– Это… Это неправда? – заикаясь, спросил Хэмиш.