Хозяин острова Эйлин-Мор

– А мой внук, Шон?

Нэрн покачал головой:

– Не знаю, я его не видел.

– А Аннабель?

– Тоже.

Он протянул мне руку.

– Вставай, поплыли. Ты был без сознания почти сутки. Твой внук вряд ли жив, но мы должны проверить.

Эта новость потрясла меня до глубины души. Мой внук, двенадцатилетний мальчик с отросшими акульими зубами, остался на берегу на целый день, среди разъяренных мангерстцев. Не обращая внимания на боль в плечах, я устремился в сторону берега. Нэрн последовал за мной.

Я вынырнул у кораллового рифа, где, со слов Нэрна, сбылась мечта бедняги Маршалла и он нашел свою смерть. Я все еще чувствовал запах его крови, каким бы невозможным это ни казалось. На берегу было темно и тихо, людьми не пахло, только слабо тянуло запахом паленой щетины. Я слышал этот запах в Эдинбурге, когда был около свинофермы во время массового забоя. Мясники вывесили туши на крюки и обжигали шкуру смоляными факелами перед разделкой. Запах горящих волос потом весь день преследовал меня.

Рядом со мной беззвучно вынырнул Нэрн. Он втянул ноздрями воздух и хмуро посмотрел на меня.

– Начнем с дома твоего зятя, – сказал он. – Лезем по скале.

Мы вскарабкались наверх. Дом Броди, как и все дома, которые я отсюда видел, стоял темным и холодным. Запах паленой шкуры усилился, он тревожил. Им пах ветер, дувший из-за угла. Оттуда же доносился тихий и невнятный гул голосов. Я замешкался. Дурное предчувствие забралось ледяными пальцами за шиворот.

Нэрн отодвинул меня в сторону и скользнул за угол. Почти сразу я услышал его скрипучий голос.

– Иди сюда, МакАртур, – громко, не прячась, сказал он. – У меня паршивые новости.

На негнущихся ногах я вышел на задний двор. Нэрн на корточках сидел перед одним из столбов, на которых Рой развешивал свои снасти. За его спиной тускло светились щели в заколоченном досками пабе Аннабель. Тошнотворный запах струился из странного мешка, подвешенного к столбу.

– Можешь не прятаться. Наши земляки так перепугались, что сидят сейчас в пабе, задраив переборки. Никто из них на двор и носа не высунет. – Он мрачно ткнул пальцем в мешок. – Кажется, твой внук. Придется нам попотеть сегодня, без нового охотника возвращаться нельзя, а заколоченный дом с толпой вооруженных и испуганных мужчин вдвоем нам не взять.

Не веря, но зная, что самое непоправимое уже случилось, я бросился к мешку. Я разрывал путы, зная, что никакого смысла в этом нет: мертвое лицо Шона, моего любимого внука, виднелось сквозь ячейки сети. Его рот с рядами мелких, едва сформировавшихся клыков, так и застыл, разинутый в крике, детское лицо искажено нечеловеческой мукой.

Я уложил мальчика на землю, сухое тело маленького старика: скелет, обтянутый сморщенной кожей. Не знаю, какого чуда и от кого я ждал. Наверное, просто не мог в тот момент ни о чем думать. Чудовищная боль потери затопила мой разум. В отчаянии я прокусил его кожу. Рот наполнился пылью и вкусом вяленого мяса. Я в ужасе отшатнулся и растерянно посмотрел на Нэрна.

– Как они могли сделать это с ребенком? – спросил я.

– Страх, – ответил Нэрн. – Идем, МакАртур. Хозяину надо привести нового охотника. Порыщем по побережью, тут ловить некого.

Он взял меня за плечо и легко поднял с колен. Старик на грани физической немочи, став охотником, напитался удивительной силой. Он был быстрее и выносливее любого из нас. Я сбросил его руку и развернулся к дому Аннабель. Убийцы моего внука сидели там. Они сжимали в потных ладонях ружья и гарпуны и тряслись от страха. Мои земляки, мангерстцы…

Косой Нил… Когда его жена, уже на сносях, слегла с сильным жаром, мы с покойным Ганном вышли в море и привезли с линкора «Энсон» судового врача. Было очень трудно убедить высокомерного сассенаха отправиться на берег пользовать какую-то деревенщину, но жена Нила жива и его сын родился здоровым.

Молодой Хэмиш, сын старого пропойцы, славный парень в драных штанах, которому я ссудил деньги на лодку и снасти, хоть сам был сильно стеснен в средствах.

Старик Маклейн, которого я не раз гонял с заднего двора, когда они с Лорной хлестали мой виски. К отраве Аннабель я так и не пристрастился. Лесли, дочь Маклейна, которая частенько пряталась в нашем доме от упившегося до чертей отца. Три года назад она вышла замуж за хорошего парня из Сторновея и живет теперь там, держит лавку и выглядит счастливой. На ее свадьбе мы гуляли всей Мангерстой. Маклейн, как обычно, напился и полез драться к свату, в полтора раза моложе и вдвое крепче. Мы с Йеном тогда едва спасли старого дурака от крепких кулаков разъяренного сторновейца.

Старина Йен, мой лучший друг. Когда внезапный шквал опрокинул мою лодку, он брал меня на лов на своей и делился рыбой до тех пор, пока я не накопил на новую. Куда-то он запропал, но за прошедшие годы должен был вернуться.

Старые добрые земляки… Трусливые твари, убившие моего мальчика.

Тихо зарычав, я бросился к пабу. Меня не пугали их ружья. Моя ненависть, замешенная на обиде, была крепче и острее пули. Я летел быстрее гарпуна. Ярость в кулаках легко пробила бы каменную стену. Я пробежал несколько метров и упал, сбитый с ног. Нэрн рухнул на мою спину и вжал в землю. Я беспомощно рвал руками траву, смешанную с грязью, но сдвинуться с места не мог.

– Мы вернемся, МакАртур, – прошипел он мне в ухо, – следующей ночью вернемся, клянусь, а когда уйдем, Мангерста будет пустой и тихой.

Ярость вышла из меня, как воздух из кузнечных мехов. Я уткнулся лбом в землю и зарыдал. Нэрн отпустил меня. Слезы гасят силу, это знали мы оба.

С трудом передвигая ноги, с дрожащими коленями, я побрел назад. Посреди рыбацких сетей лежала высохшая мумия, полый остов мухи, съеденной пауком, в обрывках паутины. Куда улетела его душа? Неужели Господь отвергнет Шона только за то, что у мальчика выросли острые зубы? За то, что между его пальцами появилась кожаная перепонка?

Я поднял внука на руки, чешуйки иссушенной кожи облетали под моими пальцами. Шатаясь, я побрел к краю обрыва, даже не обернувшись на ощетинившийся стволами паб с вывеской «У Аннабель». Я искал в душе злость, ярость, но находил лишь смертную тоску.

В страшной и мучительной гибели самого дорогого человека виноват я сам.

Бог посмеялся надо мной. Я попытался вырвать внука из Его жадных рук, но лишь подверг мальчика невыносимым мукам. Шон умер охотником, и райские врата для него теперь закрыты навеки. Проклятый себялюбец: чтобы не потерять любимого человека, я обрек его на мучительную смерть и лишил загробной жизни!

Я шел к морю, едва передвигая ноги. Нэрн молча шагал за мной. Когда мы миновали угол дома моей дочери, стукнула дверь.

– Стой, МакАртур. Кажется, нам не придется искать нового охотника по всему острову.

Он скользнул за угол, а я развернулся в направлении звука. Пожелай мне кто-нибудь разнести дробью голову, как Маршаллу, я б принял смерть с благодарностью, но вместо шагов я услышал скрип колес и тяжелое старческое дыхание. От моего бывшего дома по дорожке вдоль луга катилась Лорна в своем деревянном кресле на колесах. Я заметил, как напрягся Нэрн и предостерегающе замотал головой.

– Лорна! Ты что здесь делаешь? – крикнул я ей. – Нужник с обрывом перепутала?

Ее смех мало отличался от скрипения колес.

– Зятек, – сказала она, – мне тебя очень не хватало. Виски кончился, а твоя мегера, моя дорогая дочурка, не пьет ничего крепче молока.

– Ты совсем из ума выжила? Не знаешь, кто я?

– Знаю, зятек, знаю. В моей жизни нет ничего, за что стоило бы бояться.

Она подкатила вплотную, укутанные пледом колени ткнулись мне в ноги. Лорна протянула сухую руку и коснулась лба Шона. Одна высохшая мумия тронула другую.

– Мой мальчик… – прошептала она. – Он стоит больше, чем все это сборище идиотов в доме Аннабель. Дон, они заперли меня, беспомощную старуху. Разве я, парализованная и слабая, смогла бы помешать? Они заперли меня, чтобы не смотреть мне в глаза. Не хотели слышать мой голос.

– Где была моя жена?

– Ты, наверное, хотел сказать вдова? Святой отец уже отыграл панихиду. Грейс укатила в Несс к моей сестре еще накануне.

– А Шинейд? Рой?

– Шинейд где-то заперли, чтобы не мешала истязать Шона. Я целый день слушала, как кричит Шон, а когда он ненадолго затихал, слышала вой Шинейд. А Рой ушел с Логаном в Сторновей сдавать торговцу рыбу. Он еще ничего не знает.

Теща вцепилась мне в руку, она подалась вперед и яростно зашептала:

– Дон, сделай меня охотником! Я хочу их крови!

– Совсем обезумела, старуха? Тебя Господь приберет со дня на день. На что ты решила сменять свою бессмертную душу?

Лорна расхохоталась.

Беззубый рот с запавшими губами казался бездонным провалом на ее сморщенном лице.

– Поверить не могу: мой суровый зятек заботится о душе вредной старой Лорны. Я всегда знала, что на самом деле ты души во мне не чаешь. – Лорна разжала пальцы и зябко закуталась в плед. Северо-восточный ветер усиливался, в воздухе закружилась мелкая белая крупа. – Бог слишком слаб, зятек, чтобы я была его рабой. Он сидит на своем облаке, испуганный и жалкий. Этот бог беспомощно смотрел, как убивали моего правнука. Мне нечего делать в Царстве такого слабака. Забери меня, Дон, я должна отомстить. Единственное, чего я боюсь, так это умереть до того, как ты решишься. Эй, Нэрн! – Лорна повернулась к непроницаемой тени под домом. – Это ведь ты, я не ошиблась? Выходи!

Он бесшумно выскользнул из темноты.

– Подойди, Нэрн, нюх у меня до сих пор, как у собаки, а вижу я паршиво. От тебя несет, как от кучи разделанной рыбы, от кого ты можешь спрятаться?

– Привет, Лорна, давно не виделись, – оскалился он и встал рядом со мной.

– Какой ты стал… – прошептала она восхищенно. – Крепкий, резкий, с гладкой кожей. Мой бог превратил меня в развалину, а твой подарил тебе молодость.

– Да, старуха. – Он склонился над ней и обнажил десны с рядами острых клыков. – Он еще вернул мне зубы, сторицей.

Лорна не испугалась, ее глаза бегали по жуткому, оскаленному лицу Нэрна со страстью и обожанием влюбленной девочки.

– Нэрн, – попросила Лорна, – в память о нашей дружбе, забери меня к Хозяину, а то мой зять на это так и не решится. Не побрезгуешь коснуться губами кожи дряхлой старухи?

Она склонила голову на левое плечо.

– Прошу тебя, – взмолилась она.

Нэрн обнял ее за шею.

– Больно не будет, – пообещал он.

Я услышал звук, с которым клыки протыкают кожу, и отвернулся.

Когда Нэрн с бездыханной Лорной на руках встал рядом, я обернулся. В доме Аннабель погасили огонь. Я знал: в щели между досками за нами следят десятки испуганных глаз. Туча сползла с яркого диска луны, и серебристый свет осветил нас с Нэрном на краю обрыва. Я поднял тело Шона над головой, так, чтобы они еще раз увидели дело рук своих, и закричал:

– Я вернусь за вами! За каждым из вас! Вы все умрете!

Я кричал так, как умеют кричать охотники. От этого крика холодеет затылок, накатывает тоска и безысходность. Я услышал, как застучали их зубы. Паб Аннабель разразился шквалом ружейных выстрелов.

Мы пробежали несколько ярдов и прыгнули, каждый прижимал к груди свою ношу. Что-то истошно завопила Аннабель, грохот стих, мы бесшумно вошли в воду. Нэрн плыл на спине, удерживая Лорну над водой.

В мою обезумевшую от горя голову пришла глупая мысль, что морская вода проникнет в иссушенную плоть внука и он оживет. Я начал судорожно растирать его руками, направил его так, чтобы в открытый рот вливалась вода. Я быстро понял тщетность этих усилий, и океан вокруг моей головы стал еще более горьким. Меня разрывали два страстных желания: умереть и отомстить.

Когда мы вышли на открытую воду, я обернулся. С севера к Мангерсте приближалась рыболовецкая шхуна, и я узнал по обводам бывший корабль Нэрна. Из дома Аннабель выбегали люди с факелами. Они собирались у входа в паб. Я чувствовал их страх. Два огня загорелись на краю обрыва, на том месте, откуда мы прыгнули в воду, там, где все еще стояла опустевшая каталка Лорны. Я убью их и сожгу их дома.

Шхуна бросила якорь в кабельтове от пляжа Мангерсты. Логан с Роем возвращались домой. Невеселым будет их возвращение.

«Что ж ты будешь делать, мой дорогой зять, когда тебя встретят убийцы твоего сына?» – подумал я.

Впервые за прошедшие два года мне не хотелось вернуться на сушу.

Хозяин стоял у каменного рифа, сложив руки на груди. Течение шевелило его длинные рыжие волосы. Четверо оставшихся охотников висели в воде вокруг него. Мы с Нэрном подплыли ближе. Он осмотрел нашу ношу, втянул носом.

– Солнце… – Хозяин довольно зажмурился. – Давно я его не видел. Баба-охотник! – Он повернулся к Нэрну. – У нас была баба-охотник, совсем безумная, но добычу хорошо таскала. Положи ее тут, подождем. Он повернулся к нам спиной и пошел к яме. – Неси мальчишку к яме, покормим стариков.

Я не сдвинулся с места.

– Он мой внук! – крикнул я в его спину. – Дай мне его похоронить.

Охотники испуганно замерли. Никто никогда на моей памяти не пытался перечить Хозяину – каждый знал, какой будет расплата. Движением, неразличимым глазом, он вдруг возник передо мной. Вытолкнутая его телом масса воды прижала меня к камням. Хозяин склонился, огромное круглое лицо приблизилось вплотную, и я чуть не задохнулся от гнилостного запаха.

– Внук? – переспросил он. – Я съел своего сына и жену. Съел и скормил остатки воинам. А потом они сделали то же самое со своими родными. Те, кто не смогли, были изгнаны из лагеря. Эти трусливые твари крутились вокруг. Слушали, как кричали дети и жены, когда мы их убивали. Втягивали ноздрями запах готовящегося мяса. Они подыхали от голода и обсасывали выброшенные кости своих родных. Они слабели, а мы крепли. Потом мы перебили их, одного за другим. Страх лишил их воли к жизни. Первого, кто осмелился бросить в меня камень, я казнил. Мои воины распяли его на скале, а я ел его плоть, кусок за куском. Он кричал очень долго. Остальные попрятались за холмами, но я знаю, что они все видели и слышали, потому что больше никто не пытался сопротивляться. Когда мы кого-то уводили, каждый из оставшихся ликовал, что сегодня попался не он.

– Но… Зачем? – Я был совершенно потрясен этим рассказом и потерял осторожность.

Хозяин грозно сдвинул брови.

– Зачем? – переспросил он. – Я должен был выжить, чтобы отомстить. Проклятые скотты пришли на наши земли. Тех, кто не покорился, они убивали. Скоттов было много, они двигались вперед и набирали силу, а мы слабели. Нас почти скинули в море, но мне и верным мне людям удалось сбежать на безлюдные острова. Начался голод. Мы сохранили в себе частицу силы нашего народа, но и она начала покидать нас. Тогда я решился. Мне было нелегко перерезать горло собственному сынишке, но я сделал это и потребовал того же от других. Семеро смогли. Остальные настолько оцепенели от страха, что мы забрали их оружие, теплые накидки и выгнали прочь.

– Зачем? – повторил я. Меня самого охватило какое-то оцепенение, собственная судьба перестала волновать. Даже вечная жизнь калеки в яме, полной таких же человеческих огрызков, уже не пугала. – Ты не смог бы с семью воинами победить шотландскую армию.

– Конечно, не смог бы, – ответил он. – Эта земля больше мне не принадлежала, сам бы я ее не вернул. Скотты гнали нас, как волков, мы бежали. Тогда я решил: мы можем отомстить. Если мы волки, пусть почувствуют себя овечьим стадом, а мы будем кружить вокруг – тихие, зубастые. Пусть забудут, что такое спокойный сон, потому что, пока они будут спать, мы будем их резать, жрать живьем с женами и детьми. Я не мог победить, но отравить радость победителю – в моих силах. – Он склонился еще ниже и понизил голос. – Сейчас ты поплывешь к яме и выбросишь туда труп мальчишки.

Больше он не сказал ничего – и так ясно, что будет, если я ослушаюсь. Хозяин ушел, а я остался стоять у скалы, а у моих ног лежало истощенное тельце Шона. Откуда-то сзади появился Нэрн и подхватил моего мальчика.

– Будь здесь, Дон, – сказал он с несвойственной ему сердечностью. Кажется, даже его очерствевшую душу затронула эта бесчеловечная казнь. – Ни к чему тебе на это смотреть.

В одно мгновение он исчез в толще воды, и я снова удивился его невероятной быстроте.