Хозяин острова Эйлин-Мор

Глава 17. Йен

Уже три года Йен лежал в центре ямы. Он часто видел Нэрна, и каждый раз его бывший капитан являлся не с пустыми руками. Постепенно забылась драка, холод ножа и пылающая боль в боку. Размылась и причина их стычки, растворилась в галлонах пролитой крови – своей и чужой. За давностью лет, за всем пережитым, она казалась мелкой и незначительной.

Труп лежал ничком. Йен подсунул под него обрубок культи и перевернул на спину. Открылось сведенное судорогой лицо с обожженной кожей, в распахнутом рту тускло блеснули мелкие загнутые клыки.

– Охотник?.. – удивился один из калек.

– Ребенок?.. – спросил другой.

Третий молча облизнулся.

– Шон Броди… – потрясенно прошептал Йен. – Сын моего лучшего друга.

– Мы разделяем твое горе, – проникновенно сказал первый.

– Я могу прочесть отходную молитву, – предложил второй.

– Я возьму эту ногу. – Третий потянулся кончиком языка к торчащей из штанины лодыжке. – Похож на вяленую треску у Аннабели. Эх, жалко, эля нет! – Он расхохотался, но сразу закашлялся и умолк, придавленный культей.

– Мы не будем его есть, – веско сказал Миллер.

– Ты не слишком много на себя берешь, Йен? – просипел придавленный третий.

– Нет, приятель.

Йен отпустил своего голодного собрата по несчастью.

– Мы не будем его есть, – повторил он, – мальчик еще жив.

Глава 18. МакАртур

Лорна лежала на белом песке, раскинув в стороны руки, и придонное течение шевелило ее седые космы. Голая, сморщенная старуха с грудью, похожей на два серых лоскутка, и впавшим животом. Пройдет совсем немного времени, и тело напитается силой, кожа станет гладкой и упругой. Изменения уже начались. Впалый беззубый рот растянулся почти до ушей в дьявольской улыбке. Губы истончились. Между пальцами рук появились тонкие перепонки.

Наступило утро. Хозяин вытащил из грота одного из матросов и унес в свою пещеру. Бедняге не повезло оказаться выносливым, и его крики долго терзали уши. Насытившись, Хозяин лег спать. Остальные охотники тоже расползлись по своим норам.

Мой внук, маленький мальчик, у которого впереди была вся жизнь, стал кормом для чудовищ. Лорна, парализованный полутруп, могла отправиться к праотцам со дня на день, но теперь будет жить вечность. Вечность охотника: от укуса в шею до падения в яму в виде живого обрубка. Где справедливость? Не было ее на суше, нет ее и тут, на морском дне.

Пальцами ног я ощутил движение воды. Шевельнулась рука Лорны, и старуха зажмурилась. Я понимающе хмыкнул. Я тоже, когда очнулся, ощутил, как давит на глазные яблоки вода, и долго боялся открыть глаза.

– Просыпайся, спящая красавица, – сказал я ей. – Целовать тебя не буду, извини. Ты вон какая зубастая.

Она повернула ко мне голову, и тонкие губы растянулись в улыбке.

– Зятек, скажи, что это не белая горячка, – попросила она.

Теща пальцами ощупала мелкие клыки, усыпавшие ее пасть, завороженно осмотрела со всех сторон свою растопыренную пятерню.

– Бог ты мой, – всхлипнула она, – я чувствую ноги. Дон, я чувствую ноги! У меня ступни чешутся.

– Перепонки отрастают медленно, потому и чешутся. Вставай, Лорна, вставай, хватит валяться, почти неделю лежишь как мертвая. Думал, не оживешь уже. Вставай, Лорна, вставай, хватит валяться.

Она недоверчиво ощупала ноги, согнула одну, вторую.

– Неделю? Никак Троица[10] уже? – Она рассмеялась и резко оттолкнулась от дна. – Ради этого стоило послать весь мир к чертям!

Быстро работая вновь обретенными ногами, она рванулась вверх, к поверхности, к губительному для нас солнцу. Я едва успел поплыть следом, как в Лорну врезалось белое смазанное пятно. Нэрн в мгновение ока преодолел пару сотен ярдов и схватил ее за плечи.

– Лорна, вздорная старуха, сгореть решила? – Они медленно опускались, обнявшись, как в танце. Лорна смеялась, откинув голову, как совсем юная девчонка, и я снова подумал: «Как из лона этой оторвы могла появиться такая холодная и сухая пуританка, как моя Грейс?»

– Старина Нэрн, не ворчи, – ответила ему Лорна. – Какой ты стал красивый. – Она без смущения провела рукой по его щеке. – Я тоже такой буду?

– Будешь, будешь, – буркнул Нэрн. – Следи за ней, Дон, пока не освоится. От этой чокнутой ирландки никому спасу не было. Господь из милости ко всем нам лишил ее ног.

– Господь лишил – Хозяин вернул, – ответила Лорна.

– Как вернул, так и заберет, если не будешь делать, что сказано. – Нэрн кивнул в сторону ямы. – Покажи ей, Дон, чтобы понимала. Я спать пойду.

Он стремительно исчез в темноте, и я опять удивился, насколько быстрым и сильным стал Нэрн. Я взял Лорну за руку и потащил к яме. У края мы остановились.

– Господи, боже мой! – пробормотала в ужасе Лорна.

– Это наш ад. И это то, что ждет тебя за непослушание. Грех тут всего один: вызвать недовольство Хозяина. Тогда он отъедает руку или ногу. Когда охотник больше не может плавать самостоятельно, его беспомощным обрубком бросают сюда. Ты, с твоей натурой, окажешься здесь очень скоро. Поплыли!

– Куда?

– Может, тело Шона еще не успели съесть. Хоть похороним мальчика по-человечески.

Мы кружили над каменной чашей, заполненной калеками почти доверху, под редкие выкрики тех, кто еще сохранил разум. Таких было немного. Со временем каждый узник ямы понимает тщетность своих надежд и переворачивается лицом вниз. Вскоре сознание милосердно покинет его, и он будет лежать, живой, но безразличный ко всему. Тела своего внука я не видел, не видел и какого-то движения. От наваленных друг на друга тел рябило в глазах. Я повел носом, пытаясь уловить запах паленой плоти, но вода над ямой была так густо насыщена миазмами тысяч человеческих тел, что я закашлялся и судорожно заработал ногами. Мы выплыли из этого ядовитого облака, и я, отдышавшись, покачал головой:

– Все бесполезно. Его, наверное, уже разорвали в клочья.

Мы обнялись, охваченные горем.

– Теперь понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты стала охотником?

– Я ни о чем не жалею, Дон. Я отомщу за моего мальчика, а потом хоть в яму. Мангерстцы заплатят за его муки стократно.

Месть… Семь волков и их страшный предводитель рыскают вокруг стада перепуганных овец на пустынном северном острове. Жалость тронула мое сердце. Жалость, которой не было в голосе Лорны. Бедная Мангерста.

Глава 19. Аннабель

Рой стоял перед земляками, сжав кулаки. Он заглядывал в их лица, но суровые мужчины с ружьями в руках отводили глаза.

– Как вы могли?! – закричал он. – Посмотрите на меня. Вы все меня знаете. Я, Рой Броди, отец ребенка, которого вы убили!

– Мы убили чудовище, – глухо ответила Аннабель. – Оно уже не было твоим сыном.

– Не было? – Рой сделал шаг вперед.

– Стой там, Броди, – срывающимся голосом крикнул один из рыбаков.

– Нил, мой старый друг… – сказал Рой с горечью. – Шон часто играл с твоим сынишкой. Как там Стью? Здоров и весел? А мой сын Шон, представляешь, мертв, и ты, друг, спокойно смотрел, как он умирает.

Рой пошел вперед, и толпа вооруженных мужчин попятилась. Впереди осталась только женщина с ружьем. Она вскинула дробовик к плечу.

– Остановись, Рой! – закричала она, и голос предательски сорвался. – Мы сделали то, что должны были сделать. Еще один шаг, и я выстрелю!

Не успело эхо отразить от утесов ее последнее слово, как грохнул залп. Из плеча Броди фонтаном брызнула кровь, его развернуло, и Рой рухнул на траву. Нил, бледный, как брюхо камбалы, с трясущимися губами посмотрел на винтовку в своих руках.

– Я… Я не хотел… – пробормотал он и бросил ружье на землю. – Я не знаю, как оно выстрелило! – взвизгнул он.

Он знал. Нил хотел бы выстрелить в голову себе за то, что сидел и ждал, когда умрет Шон, и молился, чтобы это случилось как можно быстрее, потому что больше не мог слышать его крики. Он хотел бы выстрелить в затылок Аннабель, которая устроила эту казнь и смогла заставить всех жителей Мангерсты быть ее молчаливыми зрителями. Но он выстрелил в Роя, своего лучшего друга, который никак не замолкал, потому что это было проще всего. Выстрелил и люто себя возненавидел.

Рой лежал на боку, стиснув зубы. Рука зажимала окровавленное плечо. Он с ненавистью смотрел на приближающихся земляков, и только каблуки сапог, вспахивающие сырую почву, выдавали, как ему больно.

Аннабель подходила осторожно. В отставленной в сторону правой руке – ружье дулом вверх. Левая – вытянута вперед.

– Тихо, Рой, тихо. – Она приближалась к подстреленному человеку, как к необъезженному жеребцу. – Не дергайся, мне надо осмотреть твою рану.

– Будь ты проклята, сука! – прошипел Броди сквозь зубы.

– Не глупи, Рой.

Аннабель встала перед ним на колени и отложила оружие. Сдавив пальцами запястье, с трудом оторвала его руку от раны.

– Кто покрепче, помогите мне! – крикнула она через плечо.

Двое угрюмых мужчин опустились рядом. Они приподняли Роя и крепко держали его за руки, пока Аннабель ножом срезала одежду.

– Навылет, жить будет. Рой. – Она подняла его голову. – Посмотри на меня.

Рой тяжело дышал и еле сдерживался, чтобы не застонать: плечо жгло огнем. Он взглянул на Аннабель, – столько боли и ненависти было в его глазах, что ей нестерпимо захотелось сбежать на другой конец мира. Аннабель не могла себе этого позволить. Она выдержала его взгляд и сказала:

– Твой тесть – морской охотник.

– Чушь! Маклейновы сказочки!

– Нет, Рой, это чистая правда. Вернись ты парой часов раньше, встретился б с ним лично.

– Не верю!

– Дональд укусил Шона и превратил его в охотника.

– Ты бредишь!

– Если я брежу, почему солнечный свет убил твоего сына?

– Это ты убила его, чертова сука!

Аннабель покачала головой. Вот бы проклятый МакАртур сгинул в океане без следа, чтобы никогда больше не появлялся, не распространял свою дьявольскую заразу. Рой потерял сына, и ему кажется, что нет во вселенной потери страшнее. Он не знает, что потеряла она.

Аннабель понимала, почему два десятка крепких и храбрых моряков послушно выполняют ее приказы. У ее главенства не больше почета, чем в работе золотаря: просто никто не хочет опускать руки в дерьмо. Ответственность за всю Мангерсту легла ей на плечи. Она приняла ее, и остальные облегченно вздохнули.

Теперь ей держать ответ и перед судом земным, и перед Отцом Небесным, но до них далеко, а совесть уже сейчас соляной кислотой разъедает ее изнутри.

– Рой, я понимаю твою боль.

Боль… Боль физическая не погасила боль душевную. Они слились в яростное пламя, выжигающее мозг. Но после этих слов Рою вдруг стало легче, и адский огонь в его теле немного утих. Потрескавшиеся губы скривились в презрительной улыбке.

– Ты понимаешь мою боль? У тебя есть дети, Аннабель, и только что их казнили?

Она молча сжала губы. Броди ударил в самое уязвимое место.

– Старина Ганн предпочитал горлышко бутылки твоим губам. Убийство моего сына – месть всему миру за сухое лоно!

Рыбаки замерли, они не сводили глаз с лица Аннабель. Она наклонилась к земле и подняла ружье. Мангерстцы зашевелились, рыбаки, вцепившиеся в руки раненого Броди, подались назад. Один умоляюще выставил руку. Аннабель, не глядя ни на кого, повесила дробовик на плечо.

– В тебе говорит горе, Рой, – спокойно сказала она, и никто в мире не знал, чего стоило ей это спокойствие. – И я горюю вместе с тобой. Ты не веришь мне, потому что ничего не видел. Следующей ночью твари вернутся. Я не знаю, кто из нас доживет до утра, но, когда они нападут, я не хочу, чтобы ты с оружием в руках был за моей спиной. Нам придется запереть тебя на ночь, а утром ты во всем убедишься сам. Закройте его с Шинейд.

Аннабель отвернулась от них и зашагала к обрыву. Она смотрела на океан до тех пор, пока западный ветер не высушил ее слезы. Никто не подошел к ней. Весь мир скатился к чертям из-за проклятого маяка. Смогут ли теперь мангерстцы ловить рыбу как прежде, зная, какие твари прячутся в глубине? Сможет ли она жить дальше среди них? Сможет ли она вообще дальше жить?

Роя втолкнули в темную каморку.

– Прости, – тихо сказал один из конвоиров и закрыл дверь на засов. За прошлый день мангерстцы разучились смотреть друг другу в глаза.

В комнате остро пахло соленой рыбой и пряностями. Высоко под потолком светилась узкая щель шириной в ладонь, затянутая парусиной. Рой залез на бочку и вцепился пальцами в просмоленную ткань. Нож из-за голенища сапога у него отобрали, спички тоже. Он дергал прочную материю, расшатывая гвозди. Когда она подалась, Рой чуть не сверзился вниз. Ворвался свежий морской воздух, он жадно втянул его в легкие.

– Кто здесь? – услышал он сонный голос. Рой спрыгнул и, согнувшись и вытянув руки, начал осторожно двигаться на звук. С той секунды, как его сапог коснулся земли, он ни разу не вспомнил про свою жену, и эта мысль неприятно его кольнула.

– Шинейд? – прошептал он. – Это я, Рой.

– Иди ко мне, – ответила она.

Его пальцы нащупали колено, обтянутое сукном. Он опустился рядом, и жена прильнула к нему. Рой поцеловал ее в щеку, она тихонько засмеялась.

– Шонни, мой мальчик, ты колючий. Приличный юноша должен бриться, а не ходить заросшим медведем, как твой отец.

Рой схватил ладонями голову жены и повернул к себе.

– Ши, очнись, это же я, твой муж, Рой! – В лунном свете сверкнули ее глаза, Шинейд нежно провела рукой по щеке мужа.

– Не шути так, мой мальчик. Твой папа давно сгинул в море. Я очень по нему тоскую.

Когда скупое на ласку северное солнце добралось до щели под потолком их тюрьмы, Рой сидел на полу, обнимая спящую жену. Он смотрел в стену невидящим взглядом и перебирал пальцами ее густые медные волосы.

Глава 20. МакАртур

Океан ходил ходуном, вода омывала мою чувствительную кожу, билась и шелестела, протягивая прохладные струи. Я открыл глаза с пониманием, что что-то происходит и в этом непременно участвует моя непоседливая теща. Изо всех сил работая ногами, я рванул к скале. Лорна вилась вокруг Хозяина, остальные охотники висели в воде неподалеку, а он смотрел на старуху, сурово сдвинув брови.

– Хозяин! – шипела она. – Они убили моего правнука!

– Мне нет дела до твоей родни! – ответил Хозяин.

– Он был охотником!

– Охотников семь! Сейчас семь! Мне нет дела до мертвых охотников!

Лорна перекувыркнулась – вновь обретенные ноги требовали непрестанного движения.

– Месть! – завопила она. – Я жажду мести!

«Вздорная старуха, она сейчас окажется в яме без рук и ног», – подумал я, и по отчаянию, которое меня охватило, понял, насколько она мне дорога.

Хозяин ухватил ее за плечо. Лорна забилась в его лапище, как пойманная рыбешка. Я отвернулся, не в силах смотреть на то, что неминуемо должно было случиться.

– Месть? – Хозяин подтянул к себе извивающуюся охотницу. – Месть – это хорошо, – сказал он. – Месть – это достойная причина. Скажи, старуха, там есть молодое мясо?

– Есть, Хозяин, есть, – затрясла она головой, и ее седые волосы зашевелились, как змеи Горгоны. – Молодой Хэмиш, Мэг…

– Молодое мясо есть? – заревел Хозяин, встряхнув Лорну, и она закричала от боли.

– Есть! Есть! Там есть дети!

Невесть откуда взявшееся арктическое течение пошевелило мои волосы.

– Сколько?

– П-пять, – заикаясь, ответила Лорна. – Нет, шесть. Еще сын…

– Месть! – оборвал ее Хозяин. – Мы отомстим, старуха! Они лишили тебя правнука, я заберу их детей. Идем!

Он зашагал по дну в сторону берега: сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Когда Хозяин перешел на бег, я понял, что едва успеваю за ним. Нэрн плыл впереди, Лорна старалась держаться у уха Хозяина. Она кричала что-то, но до меня звуки не долетали. Я собрал все свои силы и рванул вперед, но цепкая рука впилась мне в плечо.

– Будешь рядом со мной, МакАртур, – проскрипел мне на ухо Нэрн, и я кувырком отлетел за его спину, чуть не попав в разинутый рот нашего повелителя.

Мы подобрались к берегу. Когда голова Хозяина должна была появиться над водой, он запнулся. Потом с ревом пробил границу воды и воздуха. Очень медленно, будто продираясь сквозь густую патоку, он вышел на мелководье. Там, где вода плескалась у меня под горлом, ему не доставала до колена. Он прошел еще немного вперед и встал, уперев руки в бока. Полная луна освещала его могучую фигуру, впятеро выше самого рослого из людей. Океанский прибой раболепно лизал ноги своему Хозяину, пока тот медлил, втягивал воздух, густой и удушливый, воняющий гниющими водорослями, дымом, цветущим вереском, страхом. Запах страха перебивал все. У жителей Мангерсты был целый день, чтобы напитаться им в ожидании неизбежного.

Хозяин раскинул руки в стороны и набрал полную грудь воздуха. Тихо, еле слышно, он затянул заунывную песню. Голос его становился все тише, потом совсем затих, зато зашевелилось все вокруг. С окрестных скал взмыли в воздух чайки и бакланы, заметались в воздухе, врезаясь друг в друга и падая вниз. Со всплеском ушли под воду тюлени, нежившиеся на еще теплых с вечера скалах. Я слышал его пение, звучавшее еле слышным боем огромных барабанов на другом краю земли, и этот жуткий звук наполнял меня невыносимой тоской.

– Пошли, – толкнул меня Нэрн. – Веселье начинается.

Мы вскарабкались на берег. Луна освещала пустые и холодные дома. Как и прошлой ночью, горел жаром человеческих тел паб «У Аннабель», торчали в щели между досками стволы ружей.

– Смотри, МакАртур, смотри, что сейчас будет. – Нэрн рассмеялся, но веселья в его смехе не было.

Подтверждая его слова, распахнулась дверь в паб. Оттуда, шатаясь, вышел человек. Постояв пару секунд, он упал на колени и уткнулся лбом в землю. Ружье выпало из ослабевших рук. Он подтянул к груди колени и разрыдался. Нэрн встал в полный рост и пошел вперед.

Глава 21. Аннабель

В пабе «У Аннабель» никогда не было так тихо. Пара дюжин мужчин, женщин – чуть меньше, восемь детей, неспособных держать оружие, и пьяный Маклейн. Старик с порога заявил, что ночь ему не пережить, а сдыхать трезвым он не собирается. Аннабель махнула рукой и выдала ему полную бутылку. Пока мужчины и женщины забивали вторым слоем досок окна и дверные проемы, он сидел на полу в дальнем углу и отхлебывал из горла.

– Охотники не выносят запах спиртного, – вопил он. – Аннабель, в честь Троицы выкати народу целую бочку своего пойла, не жадничай. От его запаха ни один охотник сюда и близко не подойдет.

Аннабель злобно зыркнула в его сторону.

– Заткнись, знаток охотничьих повадок! – крикнула она. – Сильно твои знания помогли маленькому Броди?

Маклейн пьяно икнул.

– Ну, ошибся, с кем не бывает?

Он присосался к горлышку, кадык задергался на тощей шее. Аннабель с ненавистью посмотрела на старика, но себя не обманешь. Иное чувство кислотой разъедало ее душу: ужас непоправимости содеянного.

Вокруг нее сновали две дюжины мужчин: сильных, крепких, надежных. Каждый умеет терпеть боль, каждый готов пойти на смертельный риск, а значит, готов и умереть, но этого так мало. Если б кто-то был достаточно сильным, чтобы взять на себя ответственность, Аннабель достала бы еще одну бутылку и села к Маклейну в угол, прямо на присыпанный сеном пол, хлестала б свою настойку вместе со старым пьяницей и смотрела, как кто-то берет на себя оборону Мангерсты.

Нет таких. Боль и смерть пугает мужчин меньше, чем долг. Молодые парни ищут спасение от венца в отеческих объятиях рекрутов Его Величества. Мужчины Мангерсты готовы сами залезть в пасть Хозяину, лишь бы не оказаться на ее месте. Она одна: слабая женщина, раздавленная взваленным на плечи грузом.

Весь день перед ее глазами стоял Шон Броди, а сквозь образ его корчащегося от боли тела проступало лицо его отца. «Ты мстишь всему миру за свое сухое лоно», – говорили губы Роя Броди, и душу Аннабель раздирали два жгучих желания: убить его и никогда не рождаться.

Некого винить. Хитрые мужчины Мангерсты ни при чем. Во всем виновата она: Аннабель Ганн. И приговор возможен один: смерть без права на апелляцию.

Вечер. Мужчины с ружьями замерли у щелей между досками. Женщины с детьми сидят в подвале среди бочек с настойкой и луковых связок. В чулане Рой поет песни. Только закончил про лодку Бонни, которая везет будущего короля, и сразу затянул про старые добрые времена. Он поет уже несколько дней. Ему бросают в окно бутыли с водой и жареную рыбу, и никто не знает, что с ним делать дальше. Открой дверь – и кто-то умрет. Аннабель с ружьем на коленях сидит перед входной дверью. Маклейн с бутылкой в обнимку дремлет в углу напротив.

Единственный их защитник – солнце – медленно опускается в море. Как только верхний край его уйдет за горизонт, Мангерста останется один на один с дьявольскими тварями из океана. И самое страшное, что среди них – соседи, друзья, родные. Полувсхлип-полувздох пролетел по пабу. Аннабель не надо было выглядывать наружу, чтобы понять: день ушел, опустилась тьма. Даже Броди замолк ненадолго. Только часы за спиной отмеряли время: «тик-так, тик-так, тик-так».

Аннабель со вздохом встала и врезала по ним прикладом: то, что от них осталось, осыпалось щепками и шестеренками на пол. Не обращая внимания на удивленные взгляды, Аннабель вернулась на свой пост и выставила ружье в сторону двери. Она ненавидела эти ходики, равнодушно отмерявшие оставшиеся секунды жизни, но на самом деле ненавидела себя. Сейчас, когда уже ничего не изменить, собственная жизнь Аннабель стала ничтожной по сравнению с загубленной жизнью мальчика.

«Тик-так», – издевательски тикало время в ее голове.

«Тик-так», – остановить эти часы можно, выстрелив в висок.

«Тик-так», – Аннабель смотрела на свое ружье с вожделением, алчно ощупывая взглядом его строгие формы, как смотрела на мускулистого красавца Колина в их первую ночь.

«Тик-так», – блаженство забытья так близко, надо снять ботинок, вставить дуло в рот, а большой палец ноги – в скобу, и упереть в спусковой крючок.

«Тик-так», – только надо сделать все так быстро, чтобы никто не успел остановить.

«Тик-так». – Аннабель уперлась носком одного ботинка в задник другого, стянула наполовину…

– Кто это? – раздался потрясенный голос у окна, выходящего к морю.

– Господи, Боже милосердный, – перекрестился другой.

Аннабель подошла к ним. На отмели стоял человек, вроде обычный, только очень большой: обрывистый утес у входа в бухту едва доходил ему до плеча. Он стоял, уперев руки в бока, луна светила ему в спину, а ветер развевал длинные волосы. Человек стоял неподвижно, как силуэт, вырезанный из черной бумаги, но в Мангерсте каждый чувствовал его взгляд. По обе стороны от него из моря выходили люди: маленькие, по колено этому великану, но не менее страшные.

– Хозяин, – сказала Аннабель, начала креститься, но замерла, не донеся пальцы до лба. Она не хотела просить защиты у Господа после того, как убила ребенка, не могла, и от мысли, что нет ей больше места ни на земле, ни на небе, стало невыносимо тоскливо.

Стоило Аннабель назвать его по имени, Хозяин запел. Ветер принес его тихий голос.