Жаркое лето 37-го

– Слышь, Никитич, здорово у тебя, это, того, ну, на гитаре получается бренчать, и песни у тебя хорошие, душевные, прям про нас.

Чтобы хоть как-то отделаться от доёбистых сельских чуваков, Никита предложил им научить их делать «козюлю».

– А шо такое козюля? – удивленно вскинули брови вверх колхозники.

– Ну это когда песня тебе очень нравится, все пальцы сгибаешь, кроме мизинца и указательного, и руки вверх выставляешь! И кричишь что есть мочи «рооооок»!

– Ух ты! А шо тако рок?

– Это я тебе потом расскажу, но тебе очень понравится, обещаю.

Толпа неистовствовала и начинала скандировать «Рок! Рок! Рок давай! Рок! Рок! Рок давай!». «Бля заебали. Какой рок, какие колхозники? Надо съёбывать отседова подобру-поздорову. Факеные колхозники могут меня сдать поутру». Но деваться было некуда, и Никита дал им рока, да так, что в соседнем селе слышно было, как гуляет колхозный люд в деревеньке «Дубки», что под Ярославлем.

Мое поколение молчит по углам,

Мое поколение не смеет петь,

Мое поколение чувствует боль,

Но снова ставит себя под плеть.

Мое поколение смотрит вниз,

Мое поколение боится дня,

Мое поколение пестует ночь,

А по утрам ест себя. Да!

Колхозники бесновались в экстазе, подогретые мутным самогоном, их руки были вытянуты вверх с пальцами в виде «козюли». «Вот где настоящее-то рок-поколение» – пришел к выводу Николаич.

Глава 6.

Утром Николаич проснулся с раскалывающейся башкой, трясущимися руками и диким сушняком. Рядом мирно храпела вдовушка, у которой муж погиб в Испании, доблестно сражаясь с фашистами генерала Франко. Никитка присосался к крынке молока, осушив ее полностью. Похмелился стаканчиком мутного, закурил папироску, и стал думать, как выходить из создавшейся ситуации. «Так, так, давай начнем сначала. Я зашел посрать в тубзик истфака, а очнулся уже в 37-м. Это что-то, да говорит. Здесь кроется ключ к разгадке всей истории. А история не знает сослагательного наклонения. Ан-нет, по-видимому знает. Стоп, опять не в ту сторону кумекаю. Только-то и помню с истфака хуйню всякую. Итак, тубзик истфака, тубзик истфака. Факеный тубзик. А может не тубзик? Может, конкретный унитаз? А на каком я срал? Вроде на крайнем к внешней стене корпуса. Так-с, это уже неплохо. А что, если попытаться всё повторить? Снова сесть на тот самый унитаз, снова поднатужиться… Может унитаз истфака является порталом из прошлого в будущее, и наоборот? А, на хуй? Точняк, пацаны! Дааа, историю-то вы плохо знаете» – обращаясь к воображаемым пацанам, наконец-то сделал вывод Никитка. Только сделал Никич свой вывод, как в деревне послышался рёв мотоциклетов. «Настучали всё же, суки!» – вмиг сообразил Ник. И сиганул в окно, выходящее в сторону колхозного поля.

Отряд спецназначения НКВД меж тем шерстил деревню. Никич залёг во ржи и выжидал. «Так-с, так-с, – размышлял Николаич, – а чего я, зря шоль в 37-й попал? Надо хоть помочь Родине. Хоть и уродина. Даааа, неплохо сказал Шевчук. А как помочь? Ну как? Как? Разве что, разве что… надо сначала убедиться, является ли очко истфака порталом в 37-й, а там уж и решим… ну, на том и порешили. А сейчас до истфака надо как-то добраться».

Никич пригляделся повнимательнее к тому, что происходит в деревне. «А что это за деревня бляха? А, да, вчера местные колхозаны говорили, что это Полянки. Значит недалеко от нынешнего Ярика. Нефтяги-то еще не существует».[7 - Нефтяга – простонародное название района] Чекисты, меж тем, обыскивали каждый дом, полностью забыв о своих мотоциклетах с пулемётами. Никитка, не особо долго раздумывая, рванул к ближайшему, завёлся и резко газанул в сторону Ярика.

Однако чекисты тоже оказались не лыком шиты, и мигом начали преследование. Мимо никитиных ушей уже вовсю свистели пули, когда он вспомнил опыт кинофильма «Брат-2» и решил свернуть, что называется, «где потише». Такое местечко нашлось в районе Большой Фёдоровской. Никитка, тормознув в арке, вдохновенно стрелял из пулемёта по чекистам, открыв рот и крича, что есть силы. Когда бойцы НКВД утихомирились, у Ника в мозгу запульсировала надпись «Боевые потери: 0.0». По-видимому, наш герой никого не убил и не ранил, а лишь вывел из строя мотоциклеты. «Ну и отлично. Они всё ж свои, красные» – на бегу вспомнилась ему фраза из детства, когда он с дворовыми друзьями играл в войнушку.

Вот уже который час Никитка ползком пробирался к Красной площади, а точнее, к истфаку. Цель была одновременно близка и далека. Близка, потому что расстояние было сравнительно небольшим. Далека, потому что дорог надо было избегать, на них 100 % дежурили молодчики из НКВД.

Благо, очень сильно выручили нашего друга ребята из колхоза, подарившие ему колхозные шмотки. Это открывало Никитичу огромнейшие возможности. А главное, он теперь мог более-менее спокойно зайти за истфак. Всё-таки, не буржуазные шмотки из 21 века, а вполне себе современная, хоть и не городская одежда.

Добравшись до истфака, Никитка перебежал дорогу и спокойно вошел во двор. Кое-откуда послышался смех.

– Эй, плуг, куда собрался? Историю учить? А как же колхозные науки? – раздался дружный взрыв хохота колхозной братии.

Никита начинал закипать. Крайне хотелось разбить рыло этому городскому пижону, но было нельзя, никак нельзя. Миссия, ради которой Никита прибыл сюда, была куда важней. Поэтому приходилось терпеть. Да, вы угадали, мой любезный читатель, Никитка всё-таки решился. Если всё пойдёт, как надо, он это сделает. Сделает ради Родины. Его Родины – СССР.

Пока Ник поднимался на второй этаж к истфаковскому сортиру, местные пижоны смотрели на него, как на белую ворону, да еще с нескрываемой усмешкой. И всё-таки он добрался до вожделенного хронопортационного унитаза. Усевшись поудобнее, Никитка вновь начал напрягаться из всех сил.

Глава 7.

Екатерина Алексеевна удивлённо смотрела на Поварёнкова и никак не могла взять в толк, зачем этому вечному оболтусу спустя почти 13 лет понадобилась его дипломная работа «Стрелковое вооружение Третьего рейха». Она и в 2008-м-то его не сильно интересовала, ну а сейчас. К тому же, подозрения усиливались оттого, что Поварёнков стоял перед ней в колхозной одежде 30-х годов прошлого века.

– Никита, да объясни ты толком-то, зачем? Ну вот зачем? Не могу понять я.

– Да мы это, ссс, постановку делаем, постановку, да, показывать будем, спектакль, что-то вроде «Назад в USSR». Ну понятно, в общем, ну Екатерина Алексеевна, ну, вы же свой человек, ну…»

– Неубедительно, Поварёнков. Зачем для постановки нужна дипломная работа? Давай говори, как есть, или ничего не получишь.

– Ладно. Вы, надеюсь, советский человек, Екатерина Алексеевна? – с пафосом выпалил Никитка.

– Была. Когда-то. А что?

– Я надеюсь, вы остаетесь им и сейчас?

– Ннне знаю, – замялась Екатерина Алексеевна…

– Тогда дайте диплом.

– Ладно. Душу ведь вынешь. Пойдём. А хотя нет, посиди здесь, в деканате, нельзя тебе в таком виде. Я сама принесу.

Через 5 минут Никита уже снова сидел на очке истфака. В его руках была заветная дипломная работа «Стрелковое вооружение Третьего рейха», запечатанная в большой белый конверт.

Глава 8.

– О, снова колхозан, гляньте-ка, пацаны.

Никитка не обратил на это изречение никакого внимания.

Он просто ворвался в кабинет декана и всучил ему в руки конверт с дипломной работой.

– Лично. Лично товарищу начальнику областного НКВД. Лично в руки. Строгий секрет, государственная тайна. Ну всё, не поминайте лихом, товарищ декан, – удаляясь на бегу к сортиру кричал патриот СССР и простой парень Никитка Поварёнков…

notes

Примечания

1

«Поваренок» – одно из истфаковских прозвищ Никиты. Наряду с «Федулом», «Федей», «Николаем», «Николаичем», «Ником», «Никасом» и многими другими.

2

В 37-м одной из методик работы НКВД, а если быть более точным, ГУГБ в составе НКВД, был «злой» и «добрый» следователь.