Между двух миров

– Вот и отлично. А пока – потешимся тем, что есть. Забирайте и пошли.

Когда они поднялись наверх, дождь закончился. Но Ганс почувствовал – что-то не так. И это почувствовал не только он, а и Эссен и солдаты.

– Здесь кто-то есть – произнес сенешаль, оглядывая затихший лес. – Точно. Я же говорил – оборотни!

– Готовьте заклинания, – повернулся к солдатам Ганс, – а мы с тобой постреляем Эссен. Ты не против опробовать оружие?

– Нет, конечно, только их много. Я чувствую не меньше двадцати.

– А какой ты еще видишь выход? Не можешь ответить…то-то же. Давай займись этими глупцами, а то они простое заклинание защиты приготовят тогда, когда нас уже съедят.

Едва Эссен успел выполнить распоряжения хозяина, как по лесу прокатился протяжный вой, то затихающий, то снова становящийся громким. На поляну начали выходить оборотни. Это были огромные звери, представлявшие собой очень крупных волков, размерами с взрослого быка. Один такой оборотень обладал сам по себе могучей силой, и не каждый маг мог с ним справиться.

– Их очень много…….– пробормотал Ганс, обращаясь к Эссену, -я….

– Не переживайте милорд. Спрячьтесь пока вон в том овражке.

Ганс с изумлением смотрел за манипуляциями сенешаля. Тот быстро выкатил откуда-то из-за дерева ту самую ребристую трубу. На этот раз она была на колесиках, и в середине ее торчал большой лист из неизвестного ему материала. Эссен рухнул в кучу мокрых листьев и направил трубу на оборотней. Изготовился он вовремя. Оборотни заревели и бросились в атаку.

– Защита! – заорал Ганс. Солдаты выкрикнули заклинания. Перед Гансом и Эссеном появилась прозрачная синяя преграда, около которой оборотни остановились. И в этот момент Эссен открыл огонь.

Грохот пулемета перекрыл рев оборотней. На минуту герцог оглох. Когда он, наконец, вернулся к реальности, то увидел, что оборотни прыгают на стену в тщетной надежде прорвать ее и валятся наземь, срезанные пулями.

Обычно, если оборотня убивают, он превращается в того человека, каким был, пока его не укусил другой оборотень. Смерть и агония дают обратный ход заклинанию обращения. Но полное превращение требует естественной погибели.

А вот пули действовали против магии оборотней столь эффективно, что те не успевали превращаться в людей, а умирали, наполовину, а то и больше застревая всвоем зверином облике.

Перед герцогом происходило нечто невообразимое. Пули разрывали тела оборотней, вырывали куски мяса. Ручейки крови поделили траву на луге на множество островков. Это было настоящее побоище. Уцелевшие оборотни бросились бежать, но никто не мог уйти от маленькой посвистывающей смерти. Над поляной повис протяжный вой изуродованных умирающих тварей.

Увидев редеющие ряды оборотней, Ганс воспрял духом и вскинув ружье, тоже стал стрелять. Вскоре все было кончено. Спасти удалось лишь двум или трем оборотням. Остальная часть стаи полегла на поляне, устлав ее уродливыми искалеченными телами. Над полем кисло пахло дымом от огненных стрел.

– Вот это да! – выдохнул Ганс, – папаша был прав. Если мы найдем способ пополнять наши запасы огненных стрел, мы завоюем этот мир!

Глава 2 Муромский затворник

– Эх, дубинушка ухнем, Эх, волшебная ухнем, Эх…….

Поморщившись, Федор, советник князя Муромского Владимира Тринадцатого, захлопнул окно. Надоели эти лешие. Праздник у них сегодня, видите ли, так все Муромское княжество должно на ушах, что ли, ходить? Он подумал, не позвать ли стражу, да приказать отправить этих леших, в глухомань, откуда они, собственно, то и вылезли. Но затем, поразмыслив, решил, что в данный момент ему пьяный бунт совсем ни к чему.

Лешие, водяные и другие лесные жители были многочисленной и хорошо организованной силой. Такие союзники пригодятся всегда, тем паче, что на их замирение и присоединение к княжеству ушли долгие столетия. Лесные народы долго не хотели терять свою независимость, но, однажды дав присягу верности князьям Мурома, впредь служили им верой и правдой, охраняли границы и по первому зову являлись, когда начиналась война. Взамен утраченной вольницы они испросили себе право не выдавать беглых людей с равнинных земель и соблюдать свои праздники и обряды.

Так что праздник этот был, как водится в Муроме, не просто пьянкой, а актом сугубо политическим. По сему поводу властям, видимо, тоже надлежало политически промочить горло. Федор вздохнул, плеснул себе из кувшина, стоявшего на столе, медовухи в массивную деревянную кружку и удобно устроившись в кресле, сделал большой глоток. Медовуха была выдержанной и ароматной. Недаром винные подвалы Федора славились своими медами во всех русинских княжествах, а то и в самом Фатерлянде.

Первые несколько глотков этого прекрасного напитка надлежало испить для чистого удовольствия и не загружать голову мыслями о суетном. Федор прикрыл глаза и попытался как бы вобрать в себя весь уют и благоустроение окружающего мира. В небольшое стрельчатое окошко проникал ослепительно яркий, но холодный свет октябрьского солнца.

Сам Федор сидел в тени, но оттого вдвойне приятно было смотреть на освещенные лучами ярко-желтые бревна сруба княжеского дома. В столбе света весело играли пылинки. Федор поставил кружку на стол, откинулся на спинку кресла и крепко задумался. Последнее время он часто, слишком часто прикладывался к кувшину. Время было трудное. Разброд и шатание между шестью княжествами Земли Русинской дошли до точки. Только его дипломатические способности удерживали князей от междоусобной войны.

Так уже повелось, что на Руси реальная власть находилась не в руках князей, а в руках их советников. Причину этого метким и грубым словом определил один из немногих самостоятельных великих правителей Русинов Всеслав – «бабьё». Он знал, что говорил. В отличие от своих иноземных товарок, традиционно быстро выталкивавших сыновей в самостоятельную жизнь, требовавших у мужей обособить выросших детей или отправить их учиться, русинские великие княгини, кем они ни были по рождению, прятали сыночков под подолом до совершеннолетия, жалели их и очень противились обучению отпрысков мужеска пола вне дома. При этом тому же Всеславу, непобедимому на полях сражений, так и не удалось найти оружия против рыданий и ругани княгини Ирины, которыми она встречала всякую его попытку вразумить наследников. Естественно, что среди лоботрясов-сыновей веками действовал отрицательный отбор. Дурак рождал еще большего дурака с хорошей родословной.

Иноземные путешественники писали, что «у русинов прекрасные воины, хорошие сотники и никудышные воеводы». Столь очевидная убогость людей во власти становилась причиной того, что серьезные угрозы и бунты обычно сотрясали Землю Русинов до самых основ. Но, поскольку сами основы эти были здоровыми и незатронутыми «бабьей чумой», то княжества возрождались с новыми властителями, и снова повторялся тот же круг. Уважение к советникам было наследием страшной Большой Замятни пятисотлетней давности, когда брат пошел на брата и, воспользовавшись ситуацией, в земли Русинские со всех направлений вторглись и Синские Маги и Джинны Востока и даже графы и бароны мелких фатерляндских княжеств. Спасли русинов тогда именно Три Советника – Муромский, Новгородский и Степной.

С тех пор Советники выговорили на Большом Княжеском Съезде себе право «уношей избирати из числа людей любого рода и любого племени на всех землях русинских и отчета не несть перед Властью Земной за слова свои, что сим уношам сказаны буде в учениях и трудах их».

Правда Федор знал, что эта многовековая традиция начала мельчать. По крайней мере, во Владимирском и Черниговском княжествах, советники присутствовали лишь для отвода глаз. Правили там сами князья. И это было плохо, ибо за столетия сложилось так, что именно труды Советников, не знавших границ и авторитетов, объединяли воедино пеструю мозаику русинских племен.

В общем, Федор чувствовал, что в воздухе пахло войной. Но он-то прекрасно понимал, что не у одного из княжеств нет силы, способной одержать победу. Поэтому война превратится в мельничный жернов, который будет перемалывать людей, пока не перемелет всю молодежь Руси. И опять из-за рубежей придут соседи, которые спят и видят земли Русинские покоренными и данью обремененными.

Картина вырисовывалась печальная но Федор не привык обнадеживать себя. Его всегда учили исходить в своей деятельности из реальных предпосылок. Да еще этот ректор Муромской академии магии… Федор привык, чтобы маги прислушивались к его словам, а этот Велимир, Небесный маг, слишком независим. Надо будет поставить его на место…

От подобных мыслей эго оторвал робкий стук в дверь. Федор удивленно вскинул брови. Он с удивлением заметил, что кружка медовухи практически не тронута, что наступил уже поздний вечер. У стучавшего должна быть очень веская причина потревожить первого советника князя в такую минуту, или он очень хотел расстаться с жизнью.

– Входи, – недовольным голосом разрешил советник.

Дверь распахнулась, и на пороге появился молодец в белой расшитой рубахе, подпоясанный широким кожаным поясом. За пояс был заткнут резной жезл.

– Всеслав? – удивленно уточнил Федор, – ты каким лешим здесь?

Всеслав был одним из его приближенных слуг, преданным ведун, чей талант был в свое время недооценен в Муромской Академии. Федор оказался тем человеком кто поддержал молодого волшебника, и теперь тот был признателен своему патрону.

Несмотря на внешне грубоватый тон, которым обратился Федор к вошедшему, советник испытывал к молодому ведуну почти отеческие чувства. К сожалению, боги не дали ему детей; очень редко маг мог продолжить свой род, такова расплата за талант волшебства. А Всеслав, как раз чем-то неуловимо напоминал самого Федора. Они оба были высокими и черноволосыми. Только ширококостный Федор казался сухощавым и жилистым, а Всеслав имел обманчивую внешность пухлого любителя медовухи. Однако взгляды у обоих были одинаково цепкими и пронзительными.

– Уважаемый, – поклонился Всеслав.

– Ладно, садись, раз пришел, – махнул рукой Федор. Гость опустился в кресло напротив него.

– Выпьешь?

– Не откажусь, в лесу сегодня холодно.

– Так осень уже, – кивнул Федор и щелкнул пальцами. Перед гостем появилась кружка как две капли воды похожая на кружку советника. Федор собственноручно наполнил ее и, осклабившись в кресле, дождался, пока гость утолит свою жажду. Пил Всеслав, конечно, в полном соответствии со своим внешним образом – нежадно, будто смакуя каждую каплю. Румянец с каждым глотком возвращался на его непривычно побледневшее лицо. Наконец дно кружки снова стукнуло об стол.

– Теперь рассказывай.

– Ну, в общем так. Отправился я сегодня в обычный дозор. До Феньки, деревни леших надо было дойти, да с ихним главным поговорить. Добрался я до деревеньки, встретился с Волохом.

– Он выздоровел? – обрадовался Федор. Лешими правил Совет Старейшин, и одним из его самых уважаемых членов был именно Волох. Но последнее время он много болел, что было странно, так как лешие обычно ничем не болели. Ползли слухи об отравлении, во что Федор особо не верил. Лешие не люди. Они более простые и прямодушные. Словно дети.

– Да. Пошел на поправку, – кивнул Всеслав. – Так вот он рассказал мне, что местные лешие-разведчики, которые постоянно рыщут по чащам в поисках удобных болот, наткнулись на странное место. Короче, это большой погреб.

– И что? – зевнул Федор, – Что в погребе-то?

– В том то и дело – понизил голос Всеслав – там оружие!

– Оружие? – Федор подобрался, словно гончая почувствовавшая добычу. Хмельная усталость мгновенно вылетела из его головы – Продолжай! – приказал он

– Оружие неизвестное. Я сам смотрел. Какие-то непонятные блестящие трубы, торчащие из блестящих кругов. Там, кстати, было несколько листов, кем-то написанных. Я их взял.

Всеслав положил на стол четыре листка, исписанных мелким почерком. Федор взял бумагу со стола. Содержание написанного оказалось интригующим. Текст был написан на едином языке, который знали все маги Лагенвельта. Насколько понял советник, это была инструкция по пользованию тем самым оружием, что лежало в схроне. В конце было написано, что оружие извергает небесный огонь, и с ним надо соблюдать осторожность.