Сторож

Здесь погибшие выглядели ужасней, чем те, внизу. У многих кожные покровы чернели лоскутами ожогов. От такой картины захотелось убежать вниз и забиться в самый дальний и глубокий угол.

Сидевший на корточках Гребень тяжело дышал, но все же повернулся к Володе.

– Надо идти, ничего не поделаешь. Такое будет везде…

Володя и сам это понимал. Он с трудом выпрямился, от чего закружилась голова, дышать стало труднее, не смотря на то, что ПМК-7Ш[18 - ПМК-7Ш, – противогаз модернизированной конструкции, широкообзорный] был оснащен двумя фильтрующе-поглощающими коробками к данной модели противогаза, который оказался совершенно новым.

Безмолвие города пугало. Такой тишины Володя никогда не слышал. Питер был мертв, мертв по-настоящему и безвозвратно. Счетчик Гейгера трещал, и казалось, что радиация проходит сквозь защитный слой костюма, поражая органы, нарушая все биохимические процессы. Гнетущая обстановка сковывала рассудок, загоняя сознание в панический ужас. Но в этот момент Володя вдруг вспомнил о своем спасителе, кто уберег его от такой участи, о Стасе.

«Я обещал помочь!» – Владимир зло заскрипел зубами и сделал первый шаг.

Все как один двинулись следом в сторону Большого проспекта, обходя и перешагивая через тела, освещая дорогу фонарями.

Огибая уцелевшую часовню Александра Невского, Володя машинально отметил, что стало с растущим рядом деревом. Оно почернело и почти лишилось листвы. Луч фонаря тут же скользнул назад. Князь-Владимирский сквер выглядел также. Четыре луча рассекали черноту Белых ночей, выхватывая из мрака всю атмосферу ядерной смерти.

В этой части города здания практически уцелели, не было в них разве что стекол. Хотя крыши оказались сорваны, а вон там, на доме №4 Большого проспекта когда-то возвышались пирамидки. Сейчас весь карниз вместе с пирамидами грудой обломков лежал внизу на тротуаре, при падении обрушив и балконы.

Луч скользнул к Петровскому спортивному комплексу. «Лапы» прожекторов над ним больше не нависали.

К голове Володи придвинулся Гребень и тихо предложил:

– Пойдем по центру Ждановской?

Гребень опасливо покосился на верхние этажи домов, чернильные провалы окон которых, наблюдали за ними, словно обвиняя в том, что они выжили. Володя понял причину и отошел от зданий. Чем сильнее они отдалялись от станции метро, тем свободней становилась дорога, хотя и машин с распахнутыми дверями и мертвых тел на асфальте было в избытке.

Странно, даже когда в Белые ночи приходили циклоны с Финского залива, затягивая город черно-свинцовыми тучами, все равно было светло и видно, но сейчас… Так темно бывает далеко за городом, где нет центрального освещения, нет цивилизации, в ночь без луны и звезд. Но здесь… Была не простая темнота: в воздухе роились непонятные завихрения, то формируя парящий горизонтальный смерч, то в хаотичном движении разлетаясь, создавая беспорядочные облака пыли. А может это была не пыль, а какие-нибудь насекомые? Что-то случилось с атмосферой, с озоновым слоем? Не может быть так темно. Мы как будто в замкнутом небольшом пространстве, вроде шахты. Чем по нам ударили?

Володю передернуло.

«Лучше об этом не думать…»

С опаской косясь на набережную и стараясь не всматриваться в то, что у него под ногами, Володя шел дальше, переступая через трупы. Хотя и здесь были странности: одни тела оказались скрюченными, одежда частично почерневшая, будто они попали под высокую температуру, другие, напротив, выглядели нормально, если можно применить это слово в данной ситуации. Лишь их кожный покров имел черные лоскуты ожогов и язвы. Но все-таки покореженных и съежившихся тел было больше.

Володе вновь стало страшно, и он посмотрел на дозиметр, который показал двенадцать зивертов. Уже двенадцать! Более чем смертельная разовая доза! И тело тут же «ощутило» проникновение ионизирующего излучения.

«Не внушать! – потребовал сам у себя Володя. – Костюмы защитят!»

Вот только, сколько можно находиться под таким излучением?

«А зачем мы брали с собой дозиметр-радиометр? Или он должен засекать все виды излучения, альфа, бета, гамма – частиц?»

Володя покрутил головой, обшарив лучом света окружающую территорию.

Из-за того, что их обступала безжизненная темнота, Володя почему-то ощущал чье-то присутствие. Вот только город был мертв. Тишину нарушал, и именно сейчас Владимир стал это улавливать, отходя от перенесенного шока увиденного, ветер. Он мотал по дорогам мусор, терзал одежду на трупах, трепал мертвые деревья. Из некоторых разбитых окон выдергивал шторы, и они как белые флаги капитуляции развивались на фасадах изуродованных домов. А сам город замер, будто остановилось время. Хотя время и так остановилось, забрав жизнь у колыбели революции навсегда.

Ощупывая дорогу лучом фонаря, глаза неожиданно зацепились за труп полицейского. Володя остановил всех и, перебарывая отвращение и боязнь прикосновения к мертвому телу, все же перевернул труп. Пистолета не было! Кобура открыта, запасного магазина то же нет. Кто-то все забрал, оставив только протирку – шомпол к пистолету. Володя вытянул ее из боковых петель кобуры и только хотел убрать находку в карман, как тут же вспомнил о том, что предметы, попавшие под проникающую радиацию, находящиеся на открытом воздухе на зараженной территории, «напитываются» той самой радиацией под завязку, и как бы ты их не обрабатывай, они будут фонить. Володя положил заостренную с прорезью под ветошь железяку на асфальт и разочарованно последовал за курсантами, заметив, как в окружении что-то изменилось.

Не успели они выйти на Ждановскую улицу, им стали попадаться явные разрушения домов.

– Досадно, – сокрушенно проговорил Володя, увидев, что арка, выводившая на Офицерский переулок, обрушилась, как и левая часть фасада дома.

– Что? – спросил Ва?дин, осматриваясь.

– Я хотел по нему до Чкаловской добраться.

– А смысл? – спросил Гребень: – Обходить академию ближе по Гимназическому переулку, но если центральный корпус не обрушен, то через него можно выйти на Чкаловский проспект.

Парни так и продолжали говорить шепотом, словно боясь разбудить «заснувших» вечным сном людей на дороге.

– А если обвалился? – поинтересовался Володя, не веря в такую удачу.

– Тогда вообще нет никакого смысла туда лезть, убежище в центральном здании.

– А оружейка? – задал Володя так ожидавший вопрос.

– Оружейка? – почти в голос переспросили курсанты, остановившись.

– Да. Комната для хранения оружия.

– А ведь мы даже не подумали! – обалдел от догадки Гребень. – Ты ведь за оружием шел с самого начала? У тебя там, на «Чикалихе», что-то произошло. Ты ведь кому-то помочь хотел, да?

– Ну, так что с оружейкой?!

Володя начинал злиться, несмотря на то, что втихушку перед выходом выпил успокоительного, дабы легче перенести увиденное на поверхности.

– Сторож, ты не заводись, – примирительно попросил Ва?дин, – мы же не против. Просто сами недопёрли, что можно там вооружиться и вооружить станцию.

– Если повезет и доберемся до нее, – поддержал Обуев, – тогда лучше все перепрятать, а то, думаю, не мы одни такие умные будем.

– Истину говоришь, Обуй! – оценил Гребнев.

Разговоры об оружии немного отвлекли от гнетущей атмосферы катастрофы. В этот момент Володя резко посмотрел в сторону здания.

– Что?! – испуганно спросили курсанты, так было неожиданно движение Сторожа.

– У меня такое ощущение, что за нами кто-то следит… – тихо проговорил Володя и, немного успокоившиеся за разговором нервы взорвались паническим адреналином, подняв волосы по всему телу. – Пойдем, а? – попросил он, попятившись, но неожиданно за что-то запнулся.

Рухнув на неприятно-мягкое, брезгливо и достаточно нервно попытался вскочить, цепляясь за лежавшие трупы. Как оказалось, именно об них он и споткнулся.

– О черт! – вскочил с криком Володя, шаря по дороге фонарем, и его вновь чуть не вырвало, когда он увидел посмертные, перекошенные маски лиц.

– Пойдем, пойдем! – потащил его за руку Обуй.

И четверо парней побежали.

Глава 8

Так как Наталью дежурную по станции Чкаловской блюстители порядка во главе со старшим сержантом Культурой не воспринимали, руководство хозяйством и внутренним обеспечением проживания, и распределением продовольствия, на себя взял старший инспектор службы транспортной безопасности – Дмитрий. Ему на помощь пришли Стас и постовой станции Дима.