Сквозь окошки разбитые глянул:
«Ну и где тут приём платежей?»
Он нормальный пацан, понятийный,
Только всё заросло паутиной
В этом доме из двух этажей.
Зябко. Пусто. Темно. Нету власти.
Лишь крыльцо, словно челюсть из пасти,
Из поломанной стенки торчит.
«Эй! Ау!» Никого. Видно, где-то
Человек тот, глава сельсовета,
На том свете доносы строчит.
«Ладно, что ж, не хотите, не надо, –
Лёня горькую выдал тираду, –
Что и денег тут даже не дашь
Никакому начальнику в лапу,
Это раньше он, может, и хапал,
Но спалился и вышел в тираж!»
Ветер волком голодным виляет
В чистом поле. «Плевать, не влияет
Это всё на житьё и бытьё,
Что веду я – сказал себе Лёня, –
Пусть в атаку, вперёд меня гонит
Развесёлое войско моё».
Ну, войско – это я и друг наш Коля,
И парни, что души не чают в нём,
В Заманском. И пришлось нам поневоле
Грузить потом в машины этот лом –
Через неделю, после, оклемавшись,
От ярких впечатлений, а пока,
Мы, минимально, наскоро проспавшись,
И снова остаканившись слегка,
По ходу дела всё же распрощались –
Мы Колю в лапы к Нинке повезли –
К жене его. Мы за полночь примчались.
И мы там с Лёнькой тоже огребли!
Да, это так – когда спасаешь друга,
Заранее готовься ко всему –
Взволнованная строгая супруга
Не даст из вас пощады никому!
Теперь скажу насчёт металлолома:
Мы десять дней его в грузовиках
Возили, завалив его соломой,
Чтоб к нам менты не лезли на постах.
Куда, мол, что везём-то, где грузили?
А мы в ответ: «Протухший урожай!
Делиться надо, знаем, проходили,
Но чем – соломой?» «Ладно, проезжай!»
И Сашка, наш шофёр, толковый парень,
Потом на целый год про всё забыл –
Шаманил в арендованном ангаре,