Горбачевы. Чета президентов

На бюро крайкома Михаила без проблем утвердили в предложенной должности. С этого времени и началось его необыкновенно быстрое восхождение по карьерной лестнице: год-два и следующая ступенька. Через пять лет он возглавил крайком комсомола и вошел в краевую политическую элиту. Никаких внутренних и внешних конфликтов в этот период в его жизни не было. Но в 1961 году первый морально-политический сбой все же произошел. Ему пришлось открыто поднять руку на самого Сталина. Вернее, на память о нем.

Как первого секретаря крайкома комсомола его включили в состав делегатов на XXVII съезд партии от Ставропольского края. На нем всем раздали повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Из сюжета не без таланта написанного произведения следовало, что Сталин никакой не вождь, а правитель-преступник. И возвеличен незаслуженно. Делегатам съезда предложили проголосовать за вынос его тела из Мавзолея Ленина-Сталина. Как и все, Михаил без колебаний проголосовал «за». Отрекаясь таким способом от Сталина, имя которого было неразрывно связано с верой в марксистско-ленинскую коммунистическую идеологию, как и многие, Михаил тогда сделал первый, и может быть, решающий шаг к отступничеству. Только из этих многих в будущем никому не пришлось стать правителем сталинской державы. А ему пришлось. Но без веры, как еще раз показала жизнь, такой державой править невозможно. Потому что произошло естественное раздвоение личности. В точном соответствии с его знаком зодиака – Рыбой. С этой поры на публике он яркий и страстный пропагандист и строитель коммунизма, а в камерной обстановке, среди единомышленников – первый его критик. И то не самой Идеи напрямую, а как будто отдельных неудачных ситуаций, связанных с ее реализацией на практике. Первыми такими единоверцами стали Раиса и Зденек. Потом лидер грузинского комсомола Эдуард Шеварднадзе, ну и наконец Андропов. Да, сам руководитель ведомства, призванного как зеницу ока оберегать неприкосновенность системы, был ее активным критиком. Больше того, имея все основания и возможность пресечь дружбу Михаила с Зденеком, он этого не сделал. Полагая, что через последнего он получил один из каналов проникновения в одну из мощных зарубежных спецслужб. Точно так же он поступал и в отношении Александра Яковлева и генерала Калугина, наивно думая, что в нужный момент будет не поздно повернуть ситуацию в свою пользу. Игра с помощью двойников под силу только виртуозам своего дела. Но Андропов таким не был.

Вскоре, в соответствии с неписаными кадровыми канонами Михаила переводят на партийную работу. И здесь тоже происходит стремительный взлет вверх. Неконфликтный с начальством, хотя иногда «дерзкий, но болеющий за дело», напористо-фамильярный с подчиненными (не хам, но независимо от возраста ко всем обращался на «ты»), путь от парторга района до первого секретаря крайкома партии он проходит за восемь лет. Именно в этот период за год до избрания первым, происходит самое знаковое событие в его партийной карьере. В курортном Железноводске в санатории «Дубовая роща» Михаил знакомится с главой КГБ Юрием Андроповым – будущим руководителем СССР. Очень скоро формальное знакомство переросло в дружбу, которая продолжалась пятнадцать лет до кончины последнего. Как-то впоследствии, уже будучи секретарем ЦК, Горбачев рассказал Черняеву – самому близкому помощнику: «Мы с Юрием Владимировичем старые друзья, семьями дружим. У нас было много доверительных разговоров. И наши позиции совпадают». Доверительность в их разговорах означала возможность критиковать все и кого угодно, кроме двух вещей: личности тогдашнего правителя Брежнева, а также самих основ идеологии коммунизма. Практику коммунистического строительства – пожалуйста, но ее каноны ни в коем случае. Возможно Андропов, а за ним и Горбачев, не ведая того, были основателями новой идейной оппозиции под безобидным и политически нейтральным названием советский конформизм. Этакое активное участие в поддержании господствующего порядка, сопровождаемое внутренним, пассивным протестом до занятия господствующих постов.

Михаил Горбачев с Юрием Андроповым ко всему прочему были еще и земляками. Двадцатью годами раньше Михаила из того же Ставрополья в большую жизнь отправился семнадцатилетний Юрий. К концу 60-х годов он стал крупной политической фигурой. Был руководителем комсомола Ярославщины и Карелии, вторым секретарем ЦК Карело-Финской ССР. Руководил отделом ЦК КПСС, посольством СССР в Венгрии. Избирался секретарем ЦК КПСС. В 1967 году возглавил Комитет государственной безопасности, вошел в состав Политбюро.

После хрущевского разгрома комитет превратился в заурядную контору без заметного влияния на внутреннюю жизнь страны. Политический сыск был упразднен. Вместе с этим исчезло и само понятие политзаключенные. Остались классические для спецслужбы направления – разведка и контрразведка. Возможно, так бы далее и продолжалось. Но неожиданно в стране случилось несколько волнений и даже бунтов. Особенно грозными стали кровавые события в Новочеркасске. В их основе были просчеты власти в экономической политике. Но выводы последовали организационно-политические. Это сделать всегда проще. И вскоре в структуре КГБ возродились секретно-политические подразделения по борьбе с идеологическими диверсиями. Кроме противодействия подрывной деятельности зарубежным антисоветским центрам и подпольным организациям внутри страны, им было поручена профилактика преступлений в сфере идеологии (!) со стороны отдельных советских граждан. В некоторых случаях профилактика заканчивалась вынесением официального предостережения. Эта мера была не такой уж и безобидной, как это преподносил Андропов – ее организатор и активный сторонник. Лицу, подвергнутому профилактике, закрывался выезд за границу, перекрывался допуск к секретным сведениям. Для него становился невозможным какой-либо карьерный рост. Эта мера, по крупному счету, была задумана и проводилась как продолжение идеологической стерилизации общества, но «гуманно», без прежних репрессий. За первые десять лет после введения профилактики ей подверглись около 70 тысяч человек, из них более 8 тысяч с вынесением официального предостережения. При Андропове продолжилась практика помещения наиболее непримиримых противников советского режима на принудительное лечение в закрытые отделения психиатрических лечебниц. Всего с 1955 по 1980 год эта мера применялась к 375 «больным». Появились и реальные политзаключенные. При Андропове их было «посажено» около одной тысячи. И, все-таки, правы те, кто утверждают, что Андропов был и считал себя либералом. По сравнению со Сталиным.

Придя к власти, Горбачев полностью отказался от методов своего старшего друга и выпустил почти всех политзаключенных. Почему он не пошел по андроповскому пути дальше? Очевидно потому, что у него не было за плечами жесткой, а подчас и жестокой политической школы, называемой сталинизмом, которую успешно окончил Андропов. Он не только не попал под маховик репрессий, но и сделал такую карьеру! Будучи сиротой, прошел путь от учащегося речного техникума до руководителя государства. Возможно, Андропов и был для Горбачева другом, но точно, не – Учителем. И потом, они дружили семьями, а это совсем не то, что называется личной дружбой. В семейном варианте дружеские узы не подавляют личности.

Карьера самой Раисы в Ставрополе поначалу, да и в последующем не складывалась. Только через несколько лет она смогла получить скромное место преподавателя философии и социологии в местном институте. Все эти годы с присущей ей настойчивостью она помогала мужу выстраивать карьеру и разделять груз его должностных обязанностей. «Она постоянно подправляла мужа и поучала других», – вспоминала об этом периоде одна из ее приятельниц. Не без ее влияния он делает важный карьерный ход – заочно получает диплом экономиста в местном сельхозинституте. Что сделало Михаила еще раз (как с орденом в юности) «эксклюзивом» в номенклатуре: юрист с экономическим уклоном. До него в высшей советско-партийной номенклатуре такое образование имел только один из первых ренегатов марксизма-ленинизма Николай Бухарин. В эти же годы, не имея другой аудитории, она постоянно пичкала его философской материей. Со временем он поверил в свою исключительную образованность. С этой поры никто из окружения по этой части не казался ему достойным соратником.

Их общие с Раисой усилия дали прекрасный карьерный результат: в сорок лет Михаил стал первым секретарем крайкома партии, то есть руководителем крупного советского региона. О ее роли в его делах и продвижении знали многие. Но это его, как видно, не смущало. На эту тему он сочинил анекдот и с удовольствием его рассказывал: «Спрашивается, что такое половина Первого? Ответ: жена Михаила Горбачева. И, похоже, не худшая половина».

Несколько раз за эти годы в край приезжали группы иностранных журналистов, чтобы рассказать миру о небывалых успехах самого молодого в СССР руководителя региона Михаила Горбачева. Был создан и показывался по каналу ВВС документальный фильм о нем и Раисе как идеальной советской семейной паре. Делались и собственные карьерные попытки сближения с руководителями страны, прибывающими в их регион на лечение минеральными водами. Как правило, они удавались, но один раз случился и обидный сбой. Приехав к Председателю правительства Косыгину вдвоем, узнали, что он примет только его. Причем высокий гость в ходе беседы сказал, что он принимает местных руководителей для обсуждения важных государственных вопросов и не понимает, при чем тут жены. Другое дело Председатель КГБ Андропов. Он приезжал всегда с женой, и Раиса очень легко, проявляя о них максимум заботливости, нашла ключик к Татьяне Филипповне, а через нее и к влиятельному мужу. В обмен Михаил и Раиса получили его покровительство, открывшее в будущем дорогу для возвращения в Москву. Об этом Раиса мечтала постоянно.

Все эти годы связь Михаила и Зденека не прерывалась. Трижды во время выездов Михаила с Раисой во Францию, Италию и Карловы Вары они встречались лично. Во Франции в течение двадцати дней они втроем на автомобиле проехали от Парижа до Лазурного берега и обратно. Раиса потом признавалась, что из этой поездки они приехали другими людьми. Жизнь и порядки во французских городах и поселках их очаровали. Три-четыре раза в году обменивались открытками. Иногда общались по телефону. И было видно, что расстояния не нарушают их личной и идеологической близости. Зденек выполнил наказ отца. Сначала поработал в Институте государства и права в Праге. Защитил диссертацию. Потом возглавил отдел ЦК Компартии Чехословакии по правовым вопросам. Это не мешало Зденеку поддерживать связь со своими лондонскими «друзьями». Отчасти им он и был обязан научной и партийной карьерой. Никто из чешских коллег не получал в зарубежных научных изданиях такого количества хвалебных рецензий на его не особенно выдающиеся научные труды. Дважды он награждался премиями международных организаций в области права. Вряд ли кто-то смог бы узнать их местонахождение. Премии он получал на счет в банке, не выезжая из страны. Такой способ материальной поддержки своих друзей западные спецслужбы применяли нередко.

Однажды Зденек по приглашению английского друга Гарри прибыл в Вену. Вместе с Гарри на встречу в гостиницу пришел джентльмен, который назвал себя директором Американского института по изучению национальных элит. Он высоко оценил вклад Зденека в изучение персон из элит советского блока. Особенно Дубчека в Чехии, Лукьянова, Зиновьева и Горбачева в СССР. Работу эту надо расширять, посоветовал американец.

«Мы хотим знать, кто есть кто не только в Праге, Москве, но и в важных регионах Чехии и СССР. В борьбе идей без знания сильных и слабых сторон соперников нельзя рассчитывать на победу. А некоторые из них способны стать и нашими союзниками. Среди ваших советских друзей есть Михаил Горбачев. Вы пишете, что Михаил не ортодокс и не испытывает вражды к Западу. Восприимчив к идеям гуманизма. Эти качества указывают на его явное отличие от сталинистов. Недавно он возглавил один из южных регионов. Это самый молодой в СССР и очень перспективный руководитель такого ранга. В досье на него ваши отзывы очень квалифицированные. С ним необходимо продолжать контакты. Нашей целью является продвижение его на один из серьезных постов в Москве. Мы желаем, чтобы вы посетили его в регионе. Организуйте себе поездку в СССР. Нас также очень интересуют элиты Украины и Грузии»

Наконец через двенадцать лет после окончания университета Зденек снова приехал в СССР и навестил своих самых близких друзей. Летел он через Тбилиси, где встретился с Эдуардом Шеварднадзе. Михаил встречал его в аэропорту Минводы. Теперь это была встреча, пусть и личная, но уже не просто друзей по учебе, а членов ЦК двух дружественных партий. Одна из них, чехословацкая, в это время втягивалась в острый кризис, известный как «пражская весна». КПСС, как и страна, в этот период, наоборот, пребывали, пожалуй, в самой лучшей форме за всю свою историю.

Они крепко обнялись и потом долго, долго не могли разъять рукопожатия.

– Это мои края, моя родина. Наконец ты ее посетил. Помнишь, как часто я тебе о ней рассказывал в первый год знакомства в Москве, – взволнованно проговорил Михаил. Потом усадил друга в автомобиль, и они помчались в его родительское село. На следующее утро выехали на юг края в горный поселок Архыз. И там, в новой уютной даче на берегу реки с водой изумрудного цвета провели они три дня в окружении покрытых хвойным лесом остроконечных хребтов. На второй день к ним присоединился недавний лидер комсомола Грузии, а теперь министр охраны общественного порядка Эдуард Шеварднадзе, с которым Михаил дружил, а Зденек только что познакомился в Тбилиси. Разговоры и раздумья были непростыми. Чехословакия первой в советской мировой системе вошла в системный кризис. От того, как он будет разрешен, очевидно, зависит судьба всей системы. И как не допустить возврата в прошлое, а используя кризис, двинуться вперед к более гуманному обществу. Нужен был интеллектуальный прорыв в понимании ситуации. Михаил, Эдуард и Зденек подробно обсуждали пути выхода из кризиса. Хотя Зденек хорошо знал, чего хотят он и его западные друзья.

– Помнишь, мой отец предупреждал, что в нашем социализме мало человеческого. Прошедшие годы эту оценку подтвердили. Новотный и команда оказались не способными реформировать созданную Готвальдом советскую систему в «социализм с человеческим лицом». Поэтому я и мои товарищи хотим сменить Новотного на Александра Дубчека – гуманного и прогрессивного человека. Кстати, он тоже юрист и учился в СССР. По твоему мнению, какова будет реакция Брежнева и Политбюро?

– На замену, думаю, нормальная. А дальше? Как поведете дело. «Социализм с человеческим лицом». Красиво, но реально ли такое? Не знаю. Тут надо еще думать. Но кому-то начинать надо. О нашей встрече в ЦК КПСС я скажу, что ты приезжал как частное лицо. По старой дружбе. Так лучше и для меня, и для тебя. У нас тоже надо многое менять. Иногда думаю, что вообще любой социализм это выдумка. Многое в нем не работает. Но здесь в регионе ничего не сделаешь. Нужно пробиваться в Москву. Недавно я близко познакомился с Андроповым, новым главой КГБ. Он приезжал на отдых. Вот здесь, в этом месте мы провели неделю. Он высказал интересную мысль о том, что мы не знаем общества, которое построили. Думаю, что в будущем он может возглавить страну.

Услышав такое про Андропова, Зденек чуть не подпрыгнул. Только ради этого стоило ехать к Михаилу в такую даль. Молчавший до этого Эдуард добавил: «СССР очень разная страна и понять ее не просто. Мы не знаем мира, а он не знает нас. Для начала неплохо убрать железный занавес между системами. А потом поменять все с головы до ног». Позже он станет министром иностранных дел СССР и станет соавтором курса во внешней политике под названием «новое политическое мышление».

По пути домой Зденек заехал в Киев для встречи с теперь уже профессором местного университета Александром Зиновьевым. И здесь снова удача. Саша вручил ему для публикации на Западе свою рукопись о проблемах и отсутствии перспективы реального социализма. Тогда это пройдет незамеченным для советских властей. Но за напечатанную впоследствии за рубежом книгу «Зияющие высоты», в которой Александр предрекал крах советской системы, его из страны выдворили. И он же при конце жизни написал и издал выдающуюся работу «Русская трагедия», в которой предал анафеме самого себя и всех тех, кто разрушал СССР.

Через месяц в Праге на Пленуме ЦК Новотного сместили. Дубчек стал первым, а Зденек Млын – секретарем ЦК Компартии Чехословакии по идеологии. Зденек написал Манифест о социализме с человеческим лицом под названием «Пражская весна». Однако цветы пражской весны цвели недолго. Как только в Москве поняли, что Дубчек и Млын ведут дело к выходу Чехословакии из советской социалистической системы, с ними встретился Брежнев и заявил, что пересмотра послевоенного мира он не допустит: «Слишком большую цену в войну и после нее Советский Союз заплатил за то, чтобы мир стал более стабильным. И мы не позволим американцам хозяйничать в Европе, насаждать в мире свою диктатуру или новый мировой порядок, что одно и то же, которую только кретины и идеалисты по недоразумению называют демократией».

Но чешские реформаторы угрозу не восприняли всерьез и продолжили разрушительные действия. Тогда в Прагу и в другие важные города Чехии были введены войска пяти стран Варшавского Договора. Дубчека отправили послом в Турцию. Зденек эмигрировал в Вену и там описал неудавшийся эксперимент в книге «Мороз ударил из Кремля». Встречи с Михаилом стали редкими и только в третьих странах. Он и его британо-американские друзья о Михаиле Горбачеве не забывали. По их оценкам, в последующих сражениях против СССР и советской системы он идеально подходил на роль одного из могильщиков советского социализма. Однако и в самых смелых их планах они еще не видели в нем того, кто возглавит разгром собственной страны.

«Сон» Леонида Ильича

Специальный поезд мчал Брежнева в Баку. Лидер страны ехал с визитом в республику Азербайджан. По пути на всех станциях, где меняли электровозы, его встречало местное начальство. Это скорее ритуальное, чем деловое мероприятие было обязательным. Не встретишь Генерального секретаря, прощайся с должностью. Не понравишься, тоже добра не жди. Крайне желательно было угодить и с дарами. Не очень дорогими, но чтобы с местным колоритом. В Ростове-на-Дону – рыба, черная икра и игристое «Цимлянское». В Кавказской – коньяки Краснодарского края, балыки, икра, шампанское «Абрау-Дюрсо», чай, фрукты, виноград. В Минеральных Водах – колбасы, коньяк «Прасковейский» и обязательно настойка «Стрижамент». А дальше по ходу несли кубачинскую серебряную чеканку, кизлярские и дербентские коньяки. В такой дальней и длительной поездке с многочисленной свитой годилось все. О самих дарах, конечно, докладывали. Но об истинных их объемах Леонид Ильич даже не догадывался. Да и не царское это дело принимать и считать ящики, мешки и коробки. Нередко преподносили подарки-символы. Например, краснодарские и кисловодские вазы и сервизы.

В этот раз руководитель Краснодарского края Медунов приказал изготовить и привезти в Кавказскую, в качестве главного подарка, сноп кубанского риса из нового урожая. Не знал Медунов, что накануне начальник управления КГБ по Краснодарскому краю направил своему шефу Юрию Андропову в Кисловодск, где тот отдыхал, депешу с убийственной информацией о коррупции на курортах края и приписках при уборке урожая риса. Андропов в соответствии с заведенным порядком срочно переправил ее Брежневу.

Сноп приняли, но Брежнев к Медунову из вагона не вышел. Объяснили тем, что Леонид Ильич с трудом заснул и врачи будить не рекомендуют. Однако начальник его охраны успел шепнуть местным чекистам о нежелании Генсека видеться с главой края. Вместо Брежнева пришлось прогуляться вдоль состава с его бессменным помощником Черненко. Уезжал глава мощнейшего советского региона из Кавказской мрачнее тучи. Интуиция опытного партийного деятеля подсказывала, что сон Генсека это лишь предлог. Да еще в сообщениях телеграфных агентств, будто в издевку, говорилось о теплой встрече Медунова с Брежневым. Видимо журналисты забыли внести изменения в заранее заготовленные тексты. После Кавказской следующая остановка планировалась в Минеральных Водах. Там Брежнева должен был приветствовать глава соседнего региона. Им то и был Михаил.

Накануне он выезжал в Москву на похороны другого давнего опекуна, бывшего главы Ставропольского края Федора Кулакова, руководившего в СССР сельским хозяйством. После ухода Кулакова заговорили о преемниках. Чаще других называли Медунова, полтавского главу Моргуна и Горбачева. За каждым стояли свои покровители. Михаила продвигали члены Политбюро Косыгин, Суслов и Андропов. Все трое – завсегдатаи кисловодских Минеральных Вод. И всегда в компании Михаила и Раисы. Моргуна двигал земляк, второй секретарь ЦК Кириленко. Медунова – сам Брежнев, но до той злополучной телеграммы о коррупции и приписках. Теперь оставались двое. Моргун не имел курортного ресурса, но Кириленко стоил троих горбачевских опекунов. Складывалась ничья. И последнее слово оставалось за Брежневым.

После похорон Кулакова Михаил прямо из аэропорта проехал в «Красные камни» – самый элитный кисловодский санаторий. Здесь Андропов с женой, в компании с Раисой, ждали его возвращения.

Когда «Волга», проскочив мимо памятника Дзержинскому, резко пошла в гору, слева у санаторного трехэтажного особняка он заметил, как Юрий Владимирович фотографирует Татьяну Филипповну и Раису.

– Останови, – приказал он водителю. Увидев выходящего из авто Михаила, Раиса обрадовалась и позвала к себе, сообщив, что Юрий Владимирович сегодня выступает в роли семейного фотографа.

– Ну, ты скажешь, фотографа. Не обижай члена Политбюро. – Он подошел к Андропову, и они обнялись.

– Юрий Владимирович, как вы насчет обеда. Я с дороги, проголодался.

– Охотно поддержу голодного путника, – отозвался Андропов, – да и дамы намекали, что пора бы за стол.

Обед подали на веранду. Обслуживала как всегда Неля, знающая все привычки и кулинарные пристрастия Андроповых и Горбачевых. Они мало чем отличались и это тоже их сближало. В этот день был борщ с пампушками и чесноком. Пельмени в курином бульоне. Салаты из овощей с сухариками и вареным языком. На десерт кофе с мороженным. И по бокалу красного сухого. Крепких напитков Андропов не употреблял. Не позволяли почки. Поэтому и Михаил с Раисой никогда при нем не пили ничего другого. Хотя без высоких гостей могли позволить себе одну-две рюмочки «Стрижамента» или «Прасковейского». По настроению.

После обеда Татьяна Филипповна взяла любимый сборник поэзии Степана Щипачева и ушла отдыхать. Андропов сказал, что приляжет позже, и пригласил Михаила в кабинет. При этом Раиса не могла скрыть явного желания составить им компанию. Почувствовав это, мужчины позвали ее с собой. Андропов даже пошутил: «Куда же вы друг без друга, да и философ нашему обществу не помешает». Он очень ценил ее цепкий ум и педантичный характер.

– Ну, что, Михаил, было тяжело? – посочувствовал Андропов.

– Да, приятного мало. Похороны человека, которого близко и столько лет знал, это нелегкое испытание. Он же из нашего края. Меня первым секретарем крайкома комсомола ставил. И обстановка была нервозной. Первые лица партии и государства на погребении члена Политбюро не участвовали. Неужели правда самоубийство? Слухи ходят всякие. Вы-то уж знаете.

– Председатель КГБ знает много, да мало чего может сказать. Придет время, узнаешь и ты. Власть такая штука, которая света и огласок не любит. Не заметил, в кремлевских коридорах даже окон нет. Вот так. Жалко Федора Давыдовича. Рано ушел. Но речь не об этом. Теперь нужен преемник. Я хочу предлагать тебя. Косыгин и Суслов согласны, что надо двигать молодых. В Правительстве и Политбюро одни старики. Что скажешь?

– Я же понимаю, что это вопрос Леонида Ильича. Говорят, он видит на этом месте Медунова.

– Так до недавнего времени и было. Но сейчас у него проблемы с урожайностью по рису, да и с кадрами не все в порядке. Арестовано или под следствием около двухсот человек, в том числе из партактива, а он твердит, что с кадрами в крае порядок. Явно потерял нюх Сергей Федорович.

Андропов поднялся и прошелся по кабинету. Михаил молчал. Как будто боялся спугнуть удачу. Столько лет двигался он с Раисой к такому моменту, и вот он наступил.

– Миша, ты что, не уверен? – не выдержав паузы, заволновалась Раиса. – Юрий Владимирович, вы же знаете, он справится. Если не Миша, то кто?

– Раиса Максимовна, я в Михаиле уверен. Поэтому и буду завтра в Минводах рекомендовать его Леониду Ильичу. Все, отдыхаем.

Кроме чисто человеческого желания помочь своим молодым друзьям вырваться из провинции, продвигая Михаила, да еще в тандеме с расчетливой Раисой, Андропов преследовал и тайный интерес: укрепление собственных позиций за счет кадров, обязанных ему своим выдвижением. В своей политической карьере он давно действовал в соответствии с правилом: «кто не думает о настоящем, тот не имеет будущего».

На другой день к приходу специального поезда в Минеральные Воды на перроне уже были Андропов, Горбачев с Раисой и начальник местного Управления КГБ Нордман. Когда состав остановился, Андропов с Михаилом направились к вагону Генсека.

– Мне позвонили в машину и сообщили, что в Кавказской к Медунову он не вышел. Поэтому не тушуйся. Бери инициативу в разговоре на себя. Леонид Ильич после болезни еще слаб и говорит с затруднением. Проблемами не грузи, его надо беречь. Кратко доложи о достижениях и планах. Следи за его состоянием. Увидишь, что устал, прощайся. Я зайду в вагон и там скажу о тебе, – продолжал по ходу наставлять Андропов.

Через минуту-две из ближнего вагона на перрон вышел Черненко. Одет был по-дорожному, в спортивный костюм. Обнявшись с Андроповым и пожав руку Михаилу, поинтересовался, как отдыхается.

– Хорошо, да быстро заканчивается. Ну, бог с ним, с отдыхом. Как настрой, здоровье у шефа?

– Сейчас сами увидите. Обещал, что выйдет.

– А по преемнику Кулакова есть информация?

– Да, Леонид Ильич склонен к вашему предложению. Я тоже поддерживаю. Пошли встречать.