– Мы хотим! – Закричали женщины за столиками.
– Хорошо, тогда, давайте встанем из-за стола.
Женщины с неохотой, но, всё-таки, встали.
– Давайте, поднимем брови вверх, а затем резко их опустим и сильно, сильно натянем вниз. Хмуримся.
Женщины подняли брови, а потом нахмурились.
– Вы видели, самое страшное лицо во вселенной? – Спросил я. – Это лицо хмурого кондуктора. Ха-ха. – Больше никто кроме меня не рассмеялся. – Хмуримся, хмурится. – Несмотря на неудачу с шуткой я продолжал вести программу. – Чувствуете, как уходит седина?
– Ага. – Прозвучал хор троллейбусниц. – Уходит вместе с волосами.
– Второе упражнение: надуваем и сдуваем щёки.
Женщины выполнили задание.
– Чувствуете, как разглаживаются морщины?
– Ага. – Подтвердили они. – Разглаживаются, на лысине, откуда ушли волосы.
– Третье упражнение: Распрямили спину, а затем скруглили. Остались в этом положении,
опустили брови, надули щёки и фиксируем. Раз, два…
И тут выбегает Леший, в руках у него старый фотоаппарат "Смена", он присоединился к троллейбусницам, выпрямил руку, объектив направил на себя и сказал:
– Селфи, я и гиббоны.
Только спустя десять лет я вспомнил этот случай и понял, откуда пошло слово "селфи". Тогда я этого не знал, думал, что Леший просто переборщил с чаем и мухомором.
Барыня сударыня
Уже в каморке Леший сказал:
– Молодец, хорошо отыграл. Только, что ты раньше времени на сцену вылез?
– Подумал, что тебя спасать надо.
– Кого? Меня? – Леший и Иванушка весело рассмеялись. – Это же подстава была Эмма Леопольдовна, руководительница нашего литкружка. Она создавала конфликт в сюжете. Понимаешь?
– А-а. – Догадался я. – То-то у вас так складно батл получился.
– Она и тебе помогала. – Подтвердил Иванушка.
Наконец-то появились Яшка и Пашка два тощих близнеца, они танцевали в ансамбле русской пляски "Ветерок", поэтому на них были одеты красные рубахи с русско-народными узорами, чёрные штаны заправлены в сапоги, а к фуражке прикреплён аленький цветочек.– Что это за костюмы? Мы же с вами договаривались. – Удивился Леший. – Всё должно быть по-американски.
– Да, мы на такси прямо из Филармонии. – Начал оправдываться Яшка.
– Не паникуй, Леший. Щас выступим, будет всё о’кей. – Показав знак «Ок», уверил Пашка.
– Ну-ну, поглядим. – С ухмылкой проговорил Иванушка.
На сцену вышел Леший и объявил:
– А сейчас. – Он выдержал паузу. – То ради чего вы тут собрались. Встречайте Яшка и Пашка!
В колонках заиграло: – Барыня, барыня, барыня сударыня. – С движениями из народного танца с разных сторон сцены появились Яшка и Пашка. Затем музыка резко сменилась на рэп. Включился стробоскоп, парни начали изгаляться, упали на пол, стянули с себя сапоги, рубаху, штаны и остались в одних стренгах с тощими мощами, а на голове фуражка и аленький цветочек.
– Жги, Пашка. – Закричала Леопольдовна и полезла на сцену. Она уже была не в меру пьяна.
– На это лучше не смотреть. – Сказал Леший.
– Вот так происходит подмена смыслов. – Вздохнул Иванушка Дурачок. – Пошли, Леший в гримёрку зарплату делить.
Амортизация
В каморке Иванушка вручил мне пятьсот рублей, это была толстая пачка из десятирублёвых купюр. Я начал пересчитывать. Купюры были, помятыми, грязными, некоторые были заклеены скотчем.
Я пересчитал, не хватало тридцать рублей. – Тут четыреста семьдесят.
– Тридцать вычли за амортизацию костюма Бабы Яги.
– Да ладно, Дурачок, отдай ему тридцатку, он же нас выручил. – Сказал Леший.
Иванушка с неохотой достал Сумму-скоробогатку и высыпал из неё мелочь по десять копеек. – Это за корпоратив кондукторы расплатились. Сказали, что это тоже деньги.
– Оставьте себе, за амортизацию. – Сказал я.
Иванушка довольный сгрёб мелочь обратно в сумму.
– Ну, тогда давайте, отметим это дело, праздник, всё-таки. – Предложил Леший.
– Какой праздник-то? – Усмехнулся Иванушка. – Женский. – И показал на спящую Бабу Ягу. – А у нас вон женщина, уже отметилась.
– Я не бухаю. – Сказал я.
– А что так?
– Я йогой занимаюсь.
– А что йоги не бухают?
– Нет.
– Ну, это смотря, какие йоги, – философски рассудил Иванушка, – но если не хочешь, то не надо, нам больше достанется, верно, Леший?
– Хватит умничать, не на сцене. – Осёк Леший Иванушку, где твой чай?