– Не будем говорить о людях… Смотрите, солнце заходит: пожар во всех окнах Дворцовой набережной.
– Да, солнце всегда будет садиться.
– «Und morgen wird die Sonne wieder scheinen»[1 - «И завтра солнце снова будет светить».].
– И это тоже всегда.
– Очевидно: «Hier vorne geht sie unter und kehrt von hinten zuriick»[2 - «Здесь впереди оно заходит и сзади возвращается опять».].
– Вы ужасно умеете давать настроение и разбивать его. «Мечты, мечты, где ваша сладость»!..
– Вот опять одна из бессмысленных поговорок.
– Во-первых, это не поговорка. Не будьте как тот автор, который писал: «Как гласит французская пословица, – никто не пророк в своем отечестве».
– Неужели! Кто это?
– Кто, это все равно. Только он не знал, что это из Евангелия. А еще в книге по церковному вопросу.
– Ну хорошо, но ведь я же сказал «поговорка» не в смысле происхождения, а в смысле употребления – прибаутка, присказка. Я не понимаю, как и поэт мог написать такую чепуху.
– Почему чепуху?
– Да разве мечты могут утратить свою сладость? Мечты никогда не могут утратить свою сладость.
– Он вовсе не говорит, что мечты свою сладость утратили, а что он утратил мечты, а так как…
– А так как мечты сладки – понимаю… Какой чудный вечер!
– Да, уж вечер.
Уж вечер… облаков померкнули края,
Последний луч зари на башнях умирает…
Последняя в реке блестящая струя
С потухшим небом угасает…
– У-га-са…ет…
– Нельзя почувствовать красоту Петербурга и не вспомнить Пушкина.
– Пушкина?
– Ну да, ведь это «Пиковая дама».
– Да, «Пиковая дама», вставной номер, текст Жуковского.
– Как я завидую вашей канве.
– То есть?
– У вас все впечатления ложатся на канву; даже когда воображение «свой мечет пестрый фараон».
– Уж не знаю… А что мы говорили насчет прибауток… Да, знаете, есть целая масса прибауток, которых я прямо слышать не могу, которые так обтрепались, что больше ничего не значат.
– С этим согласен.
– Я знал одну полковую даму в провинции, которая никогда не говорила просто «но», она всегда прибавляла: «увы и ах».
– Цветистый образ речи?
– Обойного характера – с возвращающимся рисунком. Ах, как у нас любят обои! А все эти «се нон э веро», «де густибус», «а ля гер ком а ля гер»…[3 - Начала поговорок se non e vero, e ben trovato – если и неправда, то все же хорошо придумано; de gustibus non est disputandum – о вкусах не спорят; a la guerre comme a la guerre – на войне как на войне.].
– И «сапиэнти сат»[4 - sapienti sat – для понимающего достаточно.].
– И «сапиэнти сат», которым сдержанная оскорбленность заканчивает свое «письмо в редакцию».
– А кстати, что вы скажете о перестрелке Волконского с Философовым по поводу того, что тот назвал его «культурный князь», а он обиделся.
– Он не обиделся, это было бы глупо.
– Тогда зачем же об этом писать?
– Так он не с личной точки зрения писал, а как признак известного отношения людей друг к другу. И хотя Философов очень пространно не то извинялся, не то пояснял, все же нельзя не сказать, что вообще в известного рода печати с титулами у нас не умеют примириться: их или выплевывают, или проглатывают. В прошлом году, по поводу не помню кого, писали «титулованный лектор». Ну разве интересно – титулованный или не титулованный. Интересно: скучный или занимательный, идиот или не идиот, говорит или шамкает.
– Ну а как же, вы говорите, проглатывают титулы?
– «Присутствовали такие-то: С.А. такой-то, И.В. такой-то и господин Голицын». Это я читал.
– И, очевидно, это должно что-нибудь обозначать, потому что иначе и про других сказали бы «господин». Но что это должно обозначать?.. Не понимаю…
– Много на земле непонятного… Смотрите, звезды зажигаются.
– «И светла адмиралтейская игла».
– Не хочется уходить…
– А что я еще хотел у вас спросить: почему это Волконский так с Далькрозом носится?
– Потому что Волконский – паук, прицепившийся к орлу.
– Ну уж это извините.
– А что, не паук?
– Этого не знаю. А только Далькроз, я думаю, не орел.
– Ах вы!.. Было однажды интервью с одним из актеров Михайловского театра; оно кончалось так: «Vivrons, ver-rons»[5 - Выживем – придем.], – сказали мы симпатичному артисту.