Брестский мир и гибель Черноморского флота

С. М. Матвеев, в то время – матрос Черноморского флота, вспоминал впоследствии: «Что греха таить – весной 1917 г. севастопольцы в своем большинстве еще очень плохо разбирались в политике. Бывало, начнется митинг, вылезет на трибуну кадет и вопит: “Война до победного конца!”, “Без Дарданелл нам жить нельзя!” – хлопают ладонями. Кадета сменяет эсер или меньшевик – “За революционную войну против кайзера!”, “Большевики – предатели!” – тоже хлопают. Взойдет на трибуну большевик – “Война войне!”, “Вся власть Советам!”, “Мир хижинам, война народам” – и опять хлопают»[106 - Цит. по: Крестьянников В. В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 г. С. 172.]. Невысокий уровень политической культуры отличал и матросов Черноморского флота. Как и по всей стране, наиболее популярной политической партией в этот период революции стала на флоте Партия социалистов-революционеров (эсеров). 15 марта в Петроград уже прибыла первая делегация матросов, солдат и рабочих Черноморского флота, в большинстве своем эсеров, с требованиями к Временному правительству: войны до победы, усиления работ на оборону и созыва Учредительного собрания[107 - Там же. С. 171.]. Эсеры как партия оборонцев вполне устраивали высшие военно-морские кадры – в частности, адмиральский состав Черноморского флота.

Для сохранения влияния на массы командование не только признало комитеты, но и направило в них своих представителей – офицеров и кондукторов флота. 20 марта в Морском собрании состоялось офицерское совещание, обсудившее вопрос об отношении к матросским и солдатским комитетам. Перед офицерами выступил А. В. Колчак[108 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 24, 25.]. Командующий признал невозможность возвращения офицерству былой дисциплинарной власти и призвал усилить «нравственное влияние» на матросов, развернув широкую пропаганду патриотических идей[109 - Цит. по: Там же. С. 25.]. Матросам надлежало разъяснять смысл происходивших в то время событий, максимально препятствовать их занятию политикой. Собрание решило, что офицеры должны принять участие в работе комитетов, и избрало своих представителей – по одному от каждой части флота, порта и крепости в ЦВИК. В число избранных вошли командир минной бригады капитан I ранга А. В. Немитц[110 - Немитц Александр Васильевич (1879–1967) – контр-адмирал, участник Гражданской войны на стороне красных, советский ученый и военный деятель. С июля по декабрь 1917 – команд. Черноморским флотом. В 1918 г. перешел на сторону советской власти. В 1919 г. за участие в переходе частей Красной армии от берегов Днестра – Буга до Днепра награжден орденом Красного Знамени. С февраля 1920 по декабрь 1921 г. – команд. всеми морскими силами Республики и одновременно управляющий делами Наркомата по морским делам. По окончании Гражданской войны преподавал в Военно-морской академии (1923–1924, 1928–1929, 1940), состоял для особо важных поручений при наркоме по военным и морским делам и председателе РВС СССР (1925–1928, 1929–1938), работал в Военно-морском издательстве НК ВМФ (1938–1940), вел большую преподавательскую и научную работу (см.: Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). Киев, 1963. С. 605–606, коммент.). С 1947 г. в отставке. Проживал в Севастополе по адресу ул. Луначарского, 42.] (позднее – командующий Черноморским флотом), начальник штаба Черноморской дивизии полковник А. И. Верховский (впоследствии – последний военный министр Временного правительства). Вслед за офицерами избрали своих представителей в комитет флотские кондуктора[111 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 25.].

После вхождения офицеров и кондукторов в ЦВИК он стал называться Объединенным центральным военно-исполнительным комитетом (ОЦВИК). Подавляющее большинство членов ОЦВИК составили эсеры и меньшевики, безоговорочно поддерживавшие Временное правительство и командование Черноморского флота[112 - Там же.]. Юридическая комиссия ОЦВИК достаточно оперативно разработала, под непосредственным руководством А. В. Колчака, «Положение об организации чинов флота Севастопольского гарнизона и работающих на государственную оборону рабочих»[113 - Там же. С. 25, 26.] (по другим данным, Положение разработал А. И. Верховский[114 - Савинов А.М. А.И. Верховский и его походный дневник // Верховский А. И. Россия на Голгофе. М., 2014. С. 5.]). Положение утвердил сам контр-адмирал, а позднее его одобрили Ставка и Временное правительство. В соответствии с Положением целью комитетов ставилось доведение Первой мировой войны до победного конца. Комитеты низводились до хозяйственных и культурно-просветительных органов; им поручались наблюдение за довольствием личного состава, организация празднеств и информация комсостава о непорядках на кораблях и в воинских частях. Подчеркивалось, что все решения ОЦВИК получают законную силу исключительно после их утверждения командующим Черноморским флотом[115 - См. подр.: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 25, 26.].

По свидетельству А. В. Колчака (1920), комитеты были «образованы в Севастополе и Одессе и других портах согласно предложению правительства. Первое время между адмиралом и комитетом сложились отношения «самые нормальные»[116 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 70.]. Адмирал рассказал: «Я считал, что в переживаемый момент необходимы такие учреждения, через которые я мог бы сноситься с командами. Больше того, я скажу даже, что вначале эти учреждения вносили спокойствие и порядок. Дело было постановлено таким образом, чтобы все постановления комитета мне докладывались. Ко мне являлись периодически, несколько раз в неделю, либо председатель комитета, либо его заместитель, вносили постановления комитета и спрашивали меня, с какими я согласен или какие я считаю неприменимыми в силу известных обстоятельств. […] С некоторыми постановлениями я соглашался, некоторые предлагал снова пересмотреть, а некоторые не считал возможными для осуществления. Таким образом, в этом отношении работа не вызывала никаких трений. Так продолжалось первый месяц»[117 - Там же.]. Однако «медовый месяц», как водится, быстро закончился.

Поскольку ОЦВИК уделял второстепенное внимание рабочим Севастопольского порта, солдатам гарнизона и гражданам Севастополя, руководимые меньшевиками рабочие порта признали ОЦВИК чуждой им организацией и приступили к созданию Совета рабочих депутатов Севастополя. Гарнизон Севастопольской крепости, образовавший вначале свой Совет солдатских депутатов Севастополя, постановил объединиться с рабочими в единую организацию – Совет солдатских и рабочих депутатов Севастополя. Новая организация, руководимая дееспособными меньшевистскими лидерами, стала быстро распространять свое влияние на широкие массы Севастополя, «вступив таким образом в открытую оппозицию» к ОЦВИК[118 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 34.]. В данных условиях ОЦВИК, во избежание «двоевластия», пошел на соглашение с Севастопольским Советом солдатских и рабочих депутатов[119 - Там же.].

22 марта совместное заседание ОЦВИК, Севастопольского Совета солдатских и рабочих депутатов, городского исполкома и городской думы постановило образовать единый Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов. Собрание также приняло принципиально новую резолюцию, призывавшую вести войну «до торжества свободы, равенства и братства… пока германский пролетариат не свергнет своими усилиями Вильгельма (курсив наш. – С.В.)»[120 - Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 86.].

27 (по другим данным – 28[121 - Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 24.] или 30[122 - Краснознаменный Черноморский флот. 3-е изд., испр. и доп. С. 87.]) марта путем слияния ОЦВИК и Совета рабочих и солдатских депутатов был образован единый Совет депутатов армии, флота и рабочих (в июне 1917 г. переименован в Севастопольский Совет военных и рабочих депутатов[123 - Там же.]), в состав которого вошли 163 делегата: 55 рабочих, 87 солдат и матросов, 20 офицеров[124 - Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 86.]. Исполнительным органом Совета депутатов армии, флота и рабочих стал Центральный исполнительный комитет (ЦИК)[125 - Краснознаменный Черноморский флот. 3-е изд., испр. и доп. С. 87.]. Большевик С. Г. Сапронов[126 - Сапронов Савелий Гаврилович (1889–1952) – член РСДРП (большевик) с 1917 г. Участник революционных событий 1905–1910 гг. на Балтийском флоте. С 1914 г. матрос эсминца «Капитан Сакен», один из организаторов и первый председатель в 1917 г. большевистского комитета в Севастополе, с 16 декабря 1917 г. член ВРК. Участник Гражданской войны, с 1923 г. – на партийной и советской работе (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 528).] вспоминал впоследствии: «На первом же заседании Совета различные партии начали оформляться во фракции и выставлять своих лидеров. Самой многочисленной была фракция эсеров, лидером которой был доктор С. О. Бируля[127 - Бяльницкий-Бируля Сергей Осипович (1888—?) – из дворян. Инженер путей сообщения. В 1917 г. входил в руководящее ядро Севастопольской городской организации ПСР, член Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов, лидер фракции эсеров в Севастопольском Совете. С 1917 г. – гласный Севастопольской городской думы, во время французской интервенции – председатель этой думы. В 1922 г. в газете «Маяк коммуны» опубликовал заявление с отречением от ПСР. В 1923 г. работал заместителем председателя Черноморской фондовой комиссии (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 528).]. Затем шли кадеты и меньшевики. Мы, большевики, тоже объявили себя фракцией во главе с лидером Каличем[128 - Калич Андрей Иосифович (1892–1946) – член РСДРП (большевик) с 1917 г., солдат электротехнической роты Севастопольского крепостного артиллерийского склада. С апреля 1917 г. – член Севастопольского комитета РСДРП, первый председатель большевистской фракции в Севастопольском Совете. Делегат 2-го Всероссийского съезда Советов. Участник Гражданской войны на Украине, затем – на ответственной советской работе (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 528).]. Заявление наше было встречено смехом: так нас было мало. Кроме Калича и меня во фракцию входили еще два большевика – Сюсюкалов[129 - Сюсюкалов Иван Леонтьевич (1895–1967) – из крестьян Воронежской губернии. Большевик, член Севастопольского комитета РСДРП с 1917 г. В 1914 г. призван на службу в Черноморский флот, машинист 1-й ст. линкора «Евстафий», в 1917 г. председатель судового комитета, член Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов. С 16 декабря – секретарь Севастопольского военно-революционного комитета. С 1921 г. на хозяйственной и преподавательской работе. Делегат 10-го и 11-го Всероссийских съездов Советов, 1-го и 2-го съездов Советов СССР (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 528; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). С. 651, именной ук.).] и Клепиков[130 - Клепиков Аполлон Васильевич (1882–1920?) – член РСДРП (большевик). Из крестьян Олонецкой губернии. После окончания Бакинской школы судовых механиков работа в Петербурге. За революционную работу в Баку и Петрограде неоднократно арестовывался (1906–1909). В 1914 г. переведен в Баку в мастерские Севастопольского порта. В 1917 г. – один из создателей Севастопольской городской большевистской организации (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 528, 529).]. Но нас не смутили вражеские насмешки. Пусть предлагаемые нами резолюции не принимались Советом, зато они показывали массам, за что именно борются большевики. Наши лозунги с требованиями заключения мира, удаления буржуазии из правительства вызывали горячий отклик среди матросов, постоянно переполнявших галерку цирка, в котором заседал Совет»[131 - Цит. по: Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 25, 26.]. Как видим, место Горы французского революционного Конвента в Севастополе заняла Галерка его Совета. А. И. Калича – солдата из семьи безлошадного крестьянина Херсонской губернии, делегированного в Совет электротехнической ротой Севастопольского гарнизона, – В. К. Жуков признал «самой яркой фигурой этого времени»[132 - Жуков В. К. Указ. соч. С. 75.] среди большевиков Севастополя и Черноморского флота. Жуков констатировал, что именно новоиспеченный большевик Калич «первое время он являлся лидером фракции большевиков»[133 - Там же.].

При этом, несмотря на создание объединенного Совета, фактическую власть в Севастополе в значительной мере удалось удержать командованию Черноморского флота. Как указала работник Севастопольского Совета М. М. Заславская, «Совет военных и рабочих депутатов находился под чрезвычайно большим влиянием Колчака»[134 - Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. С. 86.]. Начальник Главного морского штаба доложил 1 апреля 1917 г. в Ставку Верховного главнокомандующего: «…происшедшие события до настоящего времени на боеготовности Черноморского флота не отразились; авторитет старших начальников и офицеров мало поколеблен, почему полагаю, что при надлежащих условиях общественной жизни Черноморский флот может считаться боеспособным»[135 - Цит. по: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 26.]. В 1920 г. сам А. В. Колчак показал на допросе в Иркутской ЧК: «…много способствовал известному порядку и лояльности, которую проявляли Советы депутатов в отношении меня и командования, начальник штаба ударной дивизии десанта, который готовился у меня – Верховский», который впоследствии был вызван Керенским в Москву и затем стал военным министром[136 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 71. А. И. Верховский, будучи арестованным, направил 2 апреля 1938 г. «Заявление народному комиссару внутренних дел Союза ССР» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 350. Л. 70). Данное «заявление» представляло собой признательные показания, в которых помимо самооговора содержалась и вполне объективная информация. Верховский, в частности, указал: «Впервые мое знакомство с социалистами-революционерами имело место на съезде Румчерода в Одессе в 1917 г., где я присутствовал с делегацией от Севастополя и Черноморского флота в качестве товарища председателя Севастопольского Совета. На этом съезде я познакомился с Керенским и установил единство моих взглядов с ним по вопросу защиты отечества против внешнего врага, защиты капиталистического строя от нараставшей социалистической революции и построения демократического устройства государства. Результатом этого знакомства было мое назначение на должность сначала командующего войсками Московского военного округа, затем (после подавления при моем активном участии мятежа Корнилова в августе 1917 г.) – назначение военным министром» (Там же. Л. 71).]. А. И. Верховский же в свою очередь записал в своем дневнике: «Центральный исполнительный комитет офицеров, солдат, матросов и рабочих»[137 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 75.], как он назвал ЦИК Совета депутатов армии, флота и рабочих, был создан в Севастополе «в качестве буфера между массой и офицерством»[138 - Там же.] и работал «необычайно напряженно. Масса кипит и волнуется, стремясь сбросить с себя всякую узду, но система организаций, в которых выборные из этой самой массы играют видную роль, сдерживают ее, и это единственное, что ее сдерживает. […] В комитетах как бы происходит перевоспитание масс»[139 - Там же. С. 75, 76.]. А. И. Верховский, вполне в духе более поздних показаний А. В. Колчака, с гордостью писал в своем дневнике: «Тот факт, что у нас офицеры стали во главе движения, позволил нам добиться гораздо лучшего порядка, чем во всей остальной России»[140 - Там же. С. 78.]. Впоследствии немецкий военный историк Г. Лорей признал в своей монографии, что Февральская революция, «несмотря на влияние на личный состав, не отразилась на боевой деятельности флота. Почти ежедневно русские эскадренные миноносцы и подводные лодки появлялись у Анатолийского побережья и топили каждое судно, попадавшееся им под руки. Перед Босфором постоянно оказывались новые мины, и ни одного дня нельзя было пропустить без траления»[141 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 39.].

А. В. Колчак показал на допросе: «Рабочие также образовали у себя Совет рабочих депутатов, но этот Совет не сливался с Флотским комитетом и существовал независимо. Слияние произошло позже, примерно в мае месяце. Нужно сказать, что рабочие Севастопольского порта прямо заявили мне, что они будут поддерживать меня во всех военных работах, что они будут выполнять свои работы так же, как раньше, даже вначале заявили мне, что они не признают 8-часового рабочего дня и будут работать столько, сколько потребуется для военных надобностей флота. Такое заявление установило самое лучшее отношение с рабочими Севастопольского порта; во всех тех постановлениях, которые касались известных экономических вопросов, которые я мог своей властью разрешить, я всегда шел им навстречу»[142 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 70.]. По свидетельству адмирала, обычно к нему «являлся Васильев[143 - Васильев Александр – рабочий. Участник вооруженного восстания в Севастополе в ноябре 1905 г., осужден на длительный срок каторги. В 1917 г. вернулся в Севастополь из заключения, в марте – апреле избран председателем комитета Севастопольского порта, товарищем председателя Севастопольского Совета депутатов армии, флота и рабочих (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 524).] – председатель (товарищ председателя. – С.В.) Совета рабочих депутатов Севастопольского порта, и мы с ним долго обсуждали эти вопросы. Некоторые я удовлетворял, другие направлял в дальнейшую инстанцию – Ставку [Верховного главнокомандующего] – и сообщал [Временному] правительству»[144 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 71.].

В условиях 1917 г. часть комсостава Черноморского флота активно включилась в общественно-политическую деятельность. Возникла группа давления, которая оказала заметное влияние на политическую обстановку в начале Февральской революции. Немногочисленные офицеры приняли участие в работе партий и общественных движений. Комсостав активно участвовал в работе черноморских Советов и других выборных органов власти в 1917 г. Эти офицеры оказали значительное влияние на работу выборных учреждений весной – летом 1917 г., направляя её в конструктивное русло, используя легальные возможности этих органов для борьбы с анархией[145 - Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Автореф. дисс. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2015 [электрон. ресурс] // http://cheloveknauka.com/ofitsery-chernomorskogo-flota-rossii-v-revolyutsii-1917-g-i-nachale-grazhdanskoy-voyny].

Весной 1917 г. офицеры оказали значительное влияние на деятельность комитетов, сохраняли возможность командования подчиненными. Участие их в работе указанных учреждений в большинстве случаев стало продолжением служебной деятельности. Правда, выборные органы постепенно расширяли сферу своей компетенции, неуклонно снижалось влияние офицеров. Была введена выборность комсостава. Характерным явлением в обстановке на Черноморском флоте стали конфликты между нижними чинами и командирами. Истоки этого явления можно найти как в предшествующей истории вооруженных сил (социальное неравенство офицера и матроса, грубость со стороны командного состава), так и в конкретной ситуации на флоте 1917 г.: борьба офицеров за сохранение дисциплины, конфликт командования с выборными органами, месть со стороны нижних чинов за ранее наложенные взыскания, подозрения в контрреволюционности и др.[146 - Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Автореф. дисс. канд. ист. наук…]

Судя по заявлениям А. В. Колчака на допросе в 1920 г., положение начало меняться в апреле 1917 г. – вместе с приездом на Черноморский флот депутаций с Балтийского флота[147 - По имеющимся в историографии сведениям, к 15 марта 1917 г. Балтийский флот потерял 120 офицеров, из которых 76 убили (в Гельсингфорсе – 45, в Кронштадте – 24, в Ревеле – 5 и Петрограде – 2). В Кронштадте помимо этого убили не менее 12 человек сухопутного гарнизона, 4 офицера покончили жизнь самоубийством, 11 человек пропали без вести. Более 600 морских офицеров арестовали (см.: Соколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. С. 22).]. Адмирал Колчак констатировал, что на Черноморский флот «хлынула масса самых подозрительных и неопределенных типов, началось ведение совершенно определенной пропаганды, направленной к развалу флота, начали обвинять офицеров в империализме, в обслуживании интересов буржуазии»[148 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 73.]. О том же написал в своих воспоминаниях морской офицер Н. А. Монастырев. По его свидетельству, «на базах Черноморского флота появились подстрекатели и убийцы, прибывшие с Балтики (революционные матросы – большевистские агитаторы-пораженцы. – С.В.). Они яростно и открыто начали агитировать против адмирала Колчака и вообще против офицеров как таковых. “Почему вы еще терпите офицеров – этих врагов народа, которые ради собственной выгоды стремятся затянуть братоубийственную войну? Они всегда были опорой трона, а потому являются злейшими врагами революции! Не верьте им! Посмотрите, чего мы достигли на Балтике, перерезав этих гадов! Хватит войны! Немцы – это наши друзья, и мы хотим жить с ними в мире. Да здравствует всеобщая свобода! Мы, большевики, укажем вам правильный [курс]!” Результаты подобной агитации не замедлили сказаться. На офицеров действительно стали смотреть как на врагов государства»[149 - Монастырев Н. А. Гибель царского флота / Пер. с нем. СПб., 1995. С. 86.]. А. И. Верховский, воспоминания которого носят неизгладимый отпечаток самоцензуры и цензуры, ограничился лишенной подробностей констатацией того факта, что контр-адмирал «был бессилен, окруженный только своими офицерами»[150 - Верховский А. И. На трудном перевале. С. 233.]. Впрочем, положение А. В. Колчака несколько скрашивало то обстоятельство, что «массовую базу» ему создавали эсеры: «Живые и энергичные агитаторы сновали по кораблям, превознося и военные таланты адмирала, и его преданность революции»[151 - Там же. С. 234.].

А. В. Колчак свидетельствовал в 1920 г.: «…рабочие Черноморского флота стояли, если так можно выразиться, выше команд в смысле дисциплины, порядка и организованности. Я прямо докладывал правительству и приписывал улаживание конфликтов спокойствию, внесенному со стороны рабочих и их органов. Когда под влиянием пропаганды Совет матросских депутатов поднимал вопрос о том, что надо требовать ликвидации войны и так далее, рабочие приходили […] и вносили известное успокоение своим трезвым, спокойным отношениям ко всем событиям. В половине апреля мне стало ясно, что если дело пойдет таким образом, то, несомненно, оно кончится тем же, чем и в Балтийском флоте, т. е. полным развалом и невозможностью дальше продолжать войну»[152 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 73.].

С 15 апреля по 21 апреля командующий Черноморским флотом находился в Петрограде, принял участие во встречах с военными и политическими деятелями[153 - Cмолин А. В. Указ. соч. С. 30.]. Перед уходом из Севастополя А. В. Колчак «собрал все команды, сообщил им о своем отъезде и спросил их, имеются ли у них какие-либо настоятельные нужды и требования, чтобы я мог передать их правительству. Заявлений никаких не было сделано…»[154 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 75.]. В центре революционных событий, а также в Пскове, где А. В. Колчак принял участие в совещании высшего командного состава (присутствовали генерал М. В. Алексеев, сдавший царя и, как следствие, подставивший нашу армию, которая в условиях кризиса власти стала разваливаться буквально на глазах, и генерал Н. В. Рузский, который, «командуя армией в Галиции на Юго-Западном фронте, проделал штуку, которая очень характерна вообще для наших больших военных: во-первых, забыл об интересах русской армии и очень [хорошо] помнил об интересах генерала Рузского; во-вторых, не исполнил отданного ему приказания, сознательно его нарушив»[155 - Лемке М. К. 250 дней в царской Ставке (25 сент. 1915 г. – 2 июля 1916). Пб., 1920. С. 77.], и другие), у адмирала возникло стойкое убеждение о скорой государственной катастрофе[156 - Смолин А. В. Указ. соч. С. 30.]. По более позднему (1920) признанию А. В. Колчака, в армии царил «полный развал. Никаких мер, чтобы остановить этот развал и выйти из затруднительного положения, в сущности, никто не мог предложить»[157 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 82, 83.]. А. В. Колчак убедился в том, что Временное правительство «совершенно бессильно» и «единственный орган, который выдвигается и вполне определился – Совет рабочих и солдатских депутатов – ведет совершенно открыто разрушительную работу в армии и вообще в отношении вооруженной силы открыто выставляет лозунги прекращения войны с Германией и так далее. Правительство бороться с этим совершенно бессильно, хотя бы даже оно располагало силами, т. к. оно принципиально применять эту силу не хочет, а рассчитывает на возможность чисто морального воздействия и держится на чисто моральном воздействии (то есть ни на что в действительности не опирается. – С.В.)»[158 - Там же. С. 86.]. Это всё притом, что в указанное время в распоряжении Временного правительства состояло «достаточно дисциплинированных сил, чтобы подавить [пораженцев]»[159 - Там же. С. 88.] в случае отдания соответствующего приказа.

Чуть позднее А. В. Колчак написал в письме А. В. Тимиревой: «То, что я пережил в Петрограде, особенно в дни 20 и 21 апреля, когда я уехал, было достаточно, чтобы прийти в отчаяние, но мне несвойственно такое состояние, хотя во время 2?-дневного пребывания в своем салон-вагоне я мог предаться отчаянию без какого-либо влияние на дело службы и командование флотом. Кажется, никогда я не совершал такого отвратительного перехода, как эти 2? суток»[160 - Волшебный сад души. С. 239.]. В письме всего не напишешь. Именно в эти дни, в дороге или чуть позднее, уже в Севастополе, А. В. Колчак осознал необходимость самому попытаться вытянуть страну из бездны. Вероятно, тогда он и написал свой доклад, а фактически программную речь, с которой хотел обратиться сперва к Черноморскому флоту, а затем и ко всей России[161 - Смолин А. В. Указ. соч. С. 30.]. На допросе в 1920 г. адмирал показал: «…я собрал все свободные команды в нескольких местах и, как я это делал раньше, совершенно откровенно высказал все то, что узнал в Петрограде, обрисовал им положение вещей, указал на бессилие правительства, на то, что фронт у нас в последние дни разваливается совершенно; удастся ли его восстановить – неизвестно, и что оказать сопротивление неприятелю невозможно. Я главным образом базировался на следующем положении: для меня как для человека военного и все время занятого исключительно своими военными делами казалось необходимым рассматривать происходящую у нас революцию с точки зрения войны. Для меня казалось совершенно ясным, что в такой громадной войне, в какой мы участвуем, проигрыш этой войны будет проигрышем и революции, и всего того, что связано с понятием нашей родины – России. Я считал, что проигрыш обречет нас на невероятную вековую зависимость от Германии, которая к славянству относится так, что ожидать хорошего от такой зависимости, конечно, не приходилось»[162 - Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 90.].

25 апреля 1917 г. в севастопольском цирке на делегатском собрании солдат и матросов флота и гарнизона А. В. Колчак выступил с докладом «Положение нашей вооруженной силы и взаимоотношения с союзниками», в котором констатировал: армия накануне распада, главная причина этого – германская пропаганда, которая вела к братаниям на фронтах и дезертирству[163 - Cмолин А. В. Указ. соч. С. 30.]. Доклад командующего флотом произвел на присутствующих сильное впечатление. Под его влиянием ЦВИК решил послать на фронт и на Балтийский флот делегацию во главе с матросом Ф. А. Баткиным[164 - Баткин Федор Анисимович (по другим данным – Исаакович) (около 1897–1924) – уроженец г. Севастополя, не окончил гимназию (по другим сведениям – студент Льежского университета). В марте 1917 г. – делегат Севастопольского Совета от союза учащейся молодежи, член согласительной комиссии при слиянии двух Советов. По свидетельству А. Вертинского, «краснобай, демагог и пустомеля». Своими речами о патриотизме привлек внимание адмирала А. В. Колчака. Был призван на флот и отправлен на флот и на Балтийский флот в составе Черноморской «патриотической» делегации, фактически возглавлял указанную организацию. В июле 1917 г. награжден Георгиевским крестом 4-й ст. В августе 1917 г. участвовал в качестве делегата от Черноморского флота в Государственном совещании. В годы Гражданской войны служил в ОСВАГе армии генерала Деникина. Эмигрировал с армией Врангеля, в 1922 г. вернулся на Родину. По некоторым сведениям, арестован за спекуляцию и расстрелян Харьковской ЧК (См., напр.: Крестьянников В. В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 г. С. 173; Он же. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов).] для агитации за продолжение войны. Чуть позднее, 30 мая, А. В. Колчак отписал А. В. Тимиревой: «Политическая деятельность, которой я занялся, чтобы отвлечь себя, создала два крупных эпизода: вернувшись из Петрограда, я решил заговорить открыто, и мне пришлось первому, ранее чем высказались правительство и командование, громко сказать о разрушении нашей вооруженной силы и грозных перспективах, вытекающих из этого положения. Мне удалось поднять дух во флоте, и результатом явилась черноморская делегация, которую правительство и общество оценили как акт государственного значения. Против меня повелась кампания – я не колеблясь принял ее и при первом же столкновении поставил на карту всё – и выиграл: правительство, высшее командование, Совет р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов] и почти все политические круги стали на мою сторону»[165 - Волшебный сад души. С. 261.]. Здесь все же следует уточнить, что второй «эпизод» не стал таким уж «крупным».

Ф. А. Баткина заметил начальник штаба Черноморского флота М. И. Смирнов[166 - Смирнов Михаил Иванович (1880–1940) – капитан I ранга, окончил Морской кадетский корпус и Морскую академию. Участник Первой мировой войны на Балтике, награжден Георгиевским оружием. С 1916 г. на Черном море, с 4 июня 1917 г. – начальник штаба командующего Черноморским флотом. В ноябре 1918 г. назначен управляющим Морского министерства правительства адмирала А. В. Колчака с производством в контр-адмиралы. Эмигрировал в США, умер в Лондоне (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. – Симферополь: Крымский архив, 2007. – С. 521).], когда тот, ударяя себя кулаком в грудь, агитировал матросов: «Черноморский флот имеет право сказать, что в море крови, пролитой за русскую свободу, есть и кровь Черноморского флота. […] Мы имеем право говорить, что с изменниками родины и свободы мы не пойдем, а все, кто требуют сепаратного мира, – изменники»[167 - Верховский А. И. На трудном перевале. С. 248, 249.]. Впрочем, никаких серьезных результатов поездка Баткина не принесла[168 - Смолин А. В. Указ. соч. С. 31.]. Ф. Ф. Раскольников, превращая рассказ о «балтийской командировке» Ф. А. Баткина в фарс, ядовито заметил в 1931 г.: «Во главе […] пресловутой делегации был поставлен фиктивный моряк Федор Баткин, только что принятый Колчаком во флот и по этому случаю срочно переодетый в матросскую форму. Фактически никогда не служивший во флоте, Федор Баткин, кокетничая новенькой, только что выданной из цейхгауза, форменкой и голландкой, бия себя в грудь, пытался разыгрывать роль старого “морского волка”, бесстыдно выступая от имени моряков Черноморского флота, патетически восклицая: “Мы, матросы… мы, черноморцы” и сопровождая эти самозваные возгласы обычным барабанно-патриотическим пафосом социал-оборонческих речей. Однако, несмотря на заботливые приготовления эсеров и меньшевиков, Баткин в Балтфлоте никакого успеха не имел. После скандального провала в Гельсингфорсе он даже не рискнул проехать в Кронштадт»[169 - Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 5.]. В действительности провал миссии черноморцев был связан не с личностью Ф. А. Баткина, а полным, окончательным и бесповоротным разложением Балтийского флота.

29 (16) апреля был издан приказ А. В. Колчака о переименовании кораблей Черноморского флота: линкора «Екатерина II» в «Свободную Россию», строящиеся линейные корабли «Император Александр III» – в «Волю», «Император Николай I» – в «Демократию» (что особенно пикантно, учитывая взгляды Николая Павловича), авиатранспорты «Император Александр I» и «Император Николай I» – в «Республиканец» и «Авиатор» – соответственно[170 - Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 34; Соколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. С. 25.].

Революционные матросы довольно быстро перешли от простых требований сменить неугодных офицеров к самосудам. Расправы над офицерами явились прямым следствием раскола личного состава в условиях начала Гражданской войны, роста числа столкновений между командирами и матросами, падения дисциплины и роста крайних настроений среди нижних чинов[171 - Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Автореф. дисс. канд. ист. наук…].

К маю 1917 г. положение на Черноморском флоте и в Севастополе изменилось – как водится, к худшему. А. И. Верховский сделал в своем дневнике весьма характерную запись: «Мы определенно стоим на грани анархии. Все прежние устои жизни сорваны, а новые создаются годами, если не десятилетиями. В народе нет сознательности. […] Раньше приказы исполнялись, за ними была сила. Теперь все рассуждают. Каждого нужно убедить. Вместо “командармов” […] у нас теперь “убеждармы”. Все разваливается, особенно тыловые гарнизоны, где агитация направилась на разрушение дисциплины и на проповедь мира, а командный состав, конечно, много слабее, чем на фронте (тут Верховский явно заблуждался. – С.В.). Стали вспыхивать бунты и погромы. Многие и в Севастополе считают, что революция здесь прошла “неправильно”, не то что у балтийцев. Без убийств офицеров какая же это революция?»[172 - Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 79.]