Сталин против Зиновьева

Не позднее 28 мая В.И. Ленин телеграфировал в «Петроград, Смольный, Сталину»: «Вся обстановка белогвардейского наступления на Петроград заставляет предполагать наличность в нашем тылу, а может быть, и на самом фронте, организованного предательства [! – С.В.]. Только этим можно объяснить нападение [белых] со сравнительно незначительными силами, стремительное продвижение вперед, а также неоднократные взрывы мостов на идущих в Петроград магистралях. Похоже на то, что враг имеет полную уверенность в отсутствии у нас сколько-нибудь организованной военной силы для сопротивления и, кроме того, рассчитывает на помощь с тыла (пожар артиллерийского завода в Ново-Сокольниках, взрывы мостов, сегодняшние известия о бунте на Оредеже). Просьба обратить усиленное внимание на эти обстоятельства, принять экстренные меры для раскрытия заговоров»[54 - Большевик. 1938. № 2. С. 71; РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 10. Д. 284. Л. 198.]. Это – важный момент. Вождь, отправляя «чудесного грузина» в Петроград, прекрасно понимал, что ему не стоит объяснять всю необходимость борьбы с контрреволюцией в тылу: Сталин еще в 1918 г. показал товарищам по партии, как следует искоренять изменников – кинетических и потенциальных. Тогда зачем Ленин отправил Сталину телеграмму? Ведь данное распоряжение вождя не было рассчитано на тиражирование. На наш взгляд, ответ может быть только один. Ленин прозрачно намекнул своему товарищу по ЦК РКП(б), какого рода сообщение он желает от него получить. А прекрасно понявший прозрачный намек вождя Сталин в лучших традициях четвероногого героя «Собачьего нюха» Михаила Михайловича Зощенко принялся находить измену везде, где только мог. Или, если по Александру Сергеевичу Пушкину, «Впереди молва бежала, Быль и небыль разглашала».

В тот же день был получен ответ И.В. Сталина: «Немедля передайте Ленину или, если его нет дома, Склянскому следующее. Сегодня утром после начатого нами успешного наступления по всему району один полк в 2 тыс. штыков со своим штабом открыл фронт на левом участке под Гатчиной, у станции Сиверская, и со своим штабом перешел на сторону противника. Станция Сиверская была у белых, теперь отбита. Поступившие до сих пор подкрепления не одеты, не обуты, не вооружены. Для приведения их в порядок требуется неделя, а время не терпит. Считаю абсолютно необходимым срочно получить от Москвы один надежный, в полной боевой готовности полк и один бронепоезд»[55 - Документы о героической обороне Петрограда в 1919 году. С. 23, 24.].

И.В. Сталин продемонстрировал готовность реализации всех своих суровых предупреждений на практике. 29 мая «на сторону белых, – доложили В.И. Ленину И.В. Сталин и Г.Е. Зиновьев[56 - Последнее установлено по кн.: Корнатовский Н.А. Указ. соч. С. 163.], – перебежал 3?й Петроградский большой полк петроградского формирования [и в 1918 г., и в 1919 г. полки из колыбели революции, вопреки сталинским уверениям в обратном[57 - РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 10. Д. 284. Л. 206.], упорно не хотели сражаться. – С.В.] в 2 тыс. штыков. Коммунистов в нем [насчитывалось] не более 90. При перебежке коммунисты перебиты. По точным данным, весь полк вчера пущен в ход против нас. Сегодня он разбит нашими частями, есть пленные, которые подлежат торжественному расстрелу. Расследование начато. […] Семьи перебежчиков арестованы»[58 - Там же. Л. 203.]. Повторимся: именно И.В. Сталин (на пару с Г.Е. Зиновьевым) начал широкую реализацию на практике приказа Л.Д. Троцкого о заложничестве семей военных специалистов. Со своим «небольшим» дополнением – не только военных специалистов, но изменников в целом, и прежде всего из крестьянства (судя по фразе о конфискации земли), поскольку представителей именно этой социальной группы в Красной армии было больше всего.

Заложничество семей в целом стало у большевиков действенным средством обеспечения политической лояльности: по свидетельству литератора Нины Николаевны Берберовой, в 1923 г., когда Виктор Борисович Шкловский «писал свое покаянное письмо во ВЦИК […] жена сидела в тюрьме заложницей, он убежал из пределов России в феврале 1922 г. и теперь просился домой, мучаясь за жену»[59 - Берберова Н.Н. Курсив мой: Автобиография. М., 2009. С. 223.].

Позднейшие сталинские заявления из серии «Сын за отца не отвечает» никакого отношения к репрессивной практике не имели, единственным не митинговым был тезис о том, что «яблоко от яблони недалеко падает». Как справедливо заметил в своем труде о номенклатуре невозвращенец М.С. Восленский, «…в пресловутой статье 58?й Уголовного кодекса РСФСР бегство за границу или отказ вернуться из заграничной поездки были объявлены “изменой Родине” и карались смертной казнью или многолетним заключением, что в большинстве случаев было равносильно смертной казни. Если же бежал военнослужащий, сталинский закон предусматривал не только многолетнее заключение для всех членов семьи, знавших о подготовке побега, но и ссылку для членов семьи, ничего не знавших. Таким образом, даже по опубликованному закону все члены семьи военнослужащих считались заложниками. На практике это относилось к членам семьи любого беглеца»[60 - Восленский М.С. Номенклатура. М., 1991. С. 418.]. Данная практика начала складываться в Советском государстве в годы Гражданской войны.

3 июня 1919 г., отвечая Максиму Горькому, который заступался за арестованных интеллигентов (позднее, в двадцать втором году, Алексей Максимович напишет о том, что «за все время революции» он «тысячекратно указывал советской власти на бессмыслие и преступность истребления интеллигенции в нашей безграмотной и некультурной стране»[61 - Из переписки А.М. Горького // Известия ЦК КПСС. 1989. № 1. С. 243.]), Г.Е. Зиновьев заявил: «Арестов производится, действительно, очень много. Но – что делать? Против нас оперируют граф Пален, Бенкендорф, ген. Родзянко, имеющие массу агентов и шпионов в Питере. А кормит и холит их, кон[ечно], Антанта, которая тоже имеет немало здесь агентов. Я сам в такие дни испытываю самые тяжелые чувства. Но – бороться надо во что бы то ни стало»[62 - Там же. С. 240, 241.]. Налицо вежливый, но решительный отказ в помощи.

Заметим здесь же, что в октябре 1919 г. Г.Е. Зиновьев прочел лекцию «Армия и народ» на собрании военных специалистов Петрограда и Петроградского военного округа во дворце Урицкого. На собрании присутствовало 3 тыс. офицеров. Собравшиеся задали докладчику ряд весьма острых вопросов – о необоснованных арестах бывших офицеров и о заложничестве семей военспецов. После ответа Григория Евсеевича на вопросы столь специфической аудитории все заявления мемуаристов и историков о якобы его трусости можно смело признать банальным оговором. На вопрос, «почему арестовывают офицеров?»[63 - Зиновьев Г. Армия и народ. Пб., 1920. С. 27.], – Зиновьев ответил прямо: «Один говоривший здесь товарищ-офицер указывал на то, что он сам просидел четыре месяца безвинно, без допроса, и за это время у него отросла большая борода. Он знает целые группы таких офицеров, которые сидят невинно, и он говорит, что надо их не расстрелять, а освободить. У нас, действительно, это частенько бывает. Я должен сказать – и кто хочет, пусть поверит, а кто не хочет, пусть не верит – для нас нет ничего более трудного и мучительного, чем эти аресты. Но тот из вас, кто вдумается в обстановку, поймет, откуда это проистекает. […] Вы знаете, что не один и не два офицера на Красной Горке, а командный состав целого форта, за ничтожными исключениями, совершили дело черной измены, готовясь предать Красную горку… А раз такие случаи есть, и они не единичные случаи, то каждый должен понять, на кого приходится тут пенять. Приходится пенять на тех Иуд-предателей, которые вступают в наши ряды для того, чтобы предавать целые города, военные училища, целые форты. Вот что иногда принуждает нас к таким мерам, которые в высшей степени мешают нашему сближению с честным кадровым офицерством, которого мы хотим в интересах самой же революции. […] обстановка часто заставляет нас прибегать к тому, чтобы, действительно, производить массовые аресты, и случается, что люди сидят часто без допроса невинные. Да, лес рубят, щепки летят; никакого другого средства тут не придумаешь; все, что можно сделать, однако, для того, чтобы это свести к минимуму, делается»[64 - Там же. С. 28.].

Не уклонился Зиновьев и от изложения позиции большевистского руководства по вопросу о заложничестве семей военных специалистов: «Если […] атмосфера накалена, понятно, приходится иногда страдать и невиновным. И человеку военному, знающему, что такое война, меньше всего надо жаловаться в этом отношении; он скорее будет мириться с сверхкомплектными неприятностями, которые приходится терпеть, помимо открытой войны с белогвардейцами. Военному человеку, понимающему боевую обстановку, меньше всего надо обвинять нас. Неприятно, когда сидят близкие или друзья безвинно: это отчаянно тяжело. Я допускаю законность раздражения. Но надо понять, откуда это вытекает. Легко жаловаться и критиковать, но совсем не легко налаживать дело в такой трудной обстановке, как сейчас»[65 - Там же. С. 29.].

Очевидно, примерно в это время состоялось знакомство с Зиновьевым Виктора Сержа (Виктора Львовича Кибальчича). По его мемуарному свидетельству, к которому, впрочем, стоит относиться с изрядным недоверием (воспоминания писал убежденный троцкист, относившийся ко Льву Давидовичу «с восхищением, но без любви»[66 - Серж В. От революции к тоталитаризму. М., 2001. С. 169.], и притом после «капитуляции» Григория Евсеевича), «…Зиновьев, председатель Совета, имел вид чрезвычайно самоуверенный. Тщательно выбритый, бледный, с несколько одутловатым лицом, густой курчавой шевелюрой и серо-голубыми глазами, он просто чувствовал себя на своем месте на вершине власти, будучи самым старым соратником Ленина в ЦК; однако от него исходило также ощущение дряблости и скрытой неуверенности. За границей он пользовался жуткой репутацией террориста, и я сказал ему об этом. “Разумеется, – усмехнулся он, – наши плебейские методы борьбы им не нравятся”. И намекнул на последних представителей консульского корпуса, которые выступали в защиту заложников и которых он послал подальше: “А если бы расстреляли нас, эти господа были бы очень довольны, не так ли?” Разговор перешел к настроениям масс в странах Запада. Я сказал, что назревают крупные события, но слишком медленно, при общем бессилии и несознательности, и что во Франции, совершенно определенно, еще долго можно не ждать революционного подъема. Зиновьев улыбнулся с видом благожелательного превосходства: “Видно, что вы не марксист. История не может остановиться на полпути”»[67 - Там же. С. 90.].

30 мая в Полевой штаб РВСР прислали требование на боевой полк для снятия с Восточного фронта «Главком Вацетис» и «член Совета обороны Сталин»[68 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 625. Л. 1.]. Следует заметить, что Иосиф Виссарионович и Иоаким Иоакимович ненавидели друг друга по меньшей мере с зимы 1918/19 г., однако при всей нелюбви друг к другу, при всем недоверии Сталина к Вацетису совместной работы конфликты не отменяли.

30 же мая В.И. Ленин и Феликс Эдмундович Дзержинский, председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии, член ЦК РКП(б), кандидат в члены Оргбюро ЦК и де-факто один из лидеров этого органа после смерти в марте 1919 года Якова Михайловича Свердлова, выпустили в «Петроградской правде»[69 - Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 38. М., 1974. С. 399.] обращение, в котором писали: «Наступление белогвардейцев на Петербург с очевидностью доказало, что во всей прифронтовой полосе, в каждом крупном городе широко развиты организации шпионажа, предательства, взрывы мостов, устройства восстаний в тылу, убийств коммунистов и выдающихся членов рабочих организаций. Все должны быть на посту. Везде удвоить бдительность, обдумать и провести самым строгим образом ряд мер по выслеживанию шпионов и белых заговорщиков и по поимке их. […] Каждый пусть будет на сторожевом посту – в непрерывной, по-военному организованной связи с комитетами партии, с ЧК, с надежнейшими и опытнейшими товарищами из советских работников…»[70 - Цит. по: Корнатовский Н.А. Указ. соч. С. 215.] 31 мая данное воззвание с заголовком «Берегитесь шпионов!» перепечатал Центральный орган партии большевиков – газета «Правда»[71 - Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 38. М., 1974. С. 399.]. 1 июня вслед за В.И. Лениным листовку «Берегись шпионов!» составил и растиражировал политотдел 7?й армии[72 - Документы о героической обороне Петрограда в 1919 году. С. 56.]. Как видим, вождь мировой революции давал сто очков вперед по части подозрительности и Зиновьеву, и Сталину, и более скромным большевистским организаторам в армии.

Наращивая «массовидность»[73 - Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 50. С. 106.] (термин 1918 г.) красного террора, В.И. Ленин не забывал поддерживать строгий баланс между соратниками. В частности, он не чинил препятствий командированию в Петроград представителя Л.Д. Троцкого. Что характерно, выбор последнего пал на ненавистного И.В. Сталину члена РВСР, соратника Свердлова, а затем и Троцкого Алексея Ивановича Окулова, в 1919 г. засыпавшего в качестве члена Реввоенсовета Западного фронта вождя мировой революции жалобами на организаторов обороны Северной столицы.

В конце мая 1919 г., получив очередной окуловский доклад, В.И. Ленин запросил И.В. Сталина, верно ли, что командующий 7?й армией был превращен в адъютанта Г.Е. Зиновьева, оторван от своего штаба, чем наносится «…вред делу, усиливаются хаос и паника»[74 - Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 7. С. 248.]. На этом запросы вождя не закончились, не позднее 2 июня В.И. Ленин телеграфировал И.В. Сталину: «Окулов указывает на оторванность 7?й армии от Реввоенсовета Западного фронта, что вносит путаницу и снимает ответственность с работников фронта, лишает их энергии в работе. Петроградский округ (военно-окружной комиссариат. – С.В.), подчиненный Зап[адному] фронту, все свои запасы дает 7?й армии, не предоставляя их фронту и для остальных армий. […] Окулов предлагает либо полное подчинение 7?й армии фронтовому командованию, либо выделение ее на особое положение с прямым подчинением Ставке (в данном случае, судя по всему, не Полевому штабу, но Главнокомандующему и члену РВСР при нем. – С.В.).

Зная постоянную склонность Питера к самостийности, думаю, что Вы должны помочь реввоенсовету фронта объединить все армии. Необходимо позаботиться и о других западных армиях, не только о 7?й. Сообщите, что Вы сделаете.

Надо, чтобы конфликт с Окуловым не разросся. Обдумайте хорошенько, ибо просто отозвать его нельзя [курсив наш. – С.В.].

Сегодня узнал о переходе к врагу еще одного питерского полка и об отказе наступать двух полков. Надо усилить надзор и влияние рабочих»[75 - Цит. по: РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 10. Д. 284. Л. 205.].

Что из этого следует? – А.И. Окулов, который активно действовал в качестве представителя Я.М. Свердлова и Л.Д. Троцкого в 1918 г. в Царицыне, доводя до белого каления Сергея Константиновича Минина, Климента Ефремовича Ворошилова и других организаторов обороны города, «большевиков невчерашнего дня», был перекинут в 1919 г. в Петроград для отстаивания интересов Л.Д. Троцкого на Западном фронте, и в частности в 7?й армии, и объективного информирования вождей мировой революции и Красной армии о сталинско-зиновьевских действиях. Ленин неуклонно поддерживал баланс между Троцким и Сталиным, оставляя себе роль суперорбитра, а по сути – «третьего ликующего». Здесь ничего нового не было, однако теперь во всячески раздуваемый Лениным конфликт Сталина и Троцкого оказался втянут и Зиновьев.

2 июня И.В. Сталин отправил вождю телеграмму: «Командарм[-7] пробудет в Питере еще дней пять: это необходимо для дела, это признано всеми вплоть до Главкома. Карикатурные изображения отношения командарма к Зиновьеву – гнусная сплетня мелких карьеристов, разъезжающих в шикарных вагонах, чуждых делу фронта, способных лишь на мелкую болтовню. Считаю своим долгом констатировать, что Зиновьев своими ежедневными разъездами по фронту [делает] несравненно большее для укрепления фронта, чем наши немощные военные своими стратегическими благоглупостями»[76 - Цит. по: Там же. Л. 206. В тот же день Сталин запросил Ленина, «не находит ли нужным Совет обороны решительно обуздать вакханалию эвакуации, идущую от т. н. военных властей» (Там же. Л. 212).].

Что главное для нас в этом послании? – Тот факт, что, вопреки заявлениям Л.Д. Троцкого в его бессмертных воспоминаниях и основанным на них историографическим штампам, Г.Е. Зиновьев организовывал оборону Петрограда вполне деятельно и потому направление на защиту колыбели революции то И.В. Сталина, то Л.Д. Троцкого не было попыткой его фактической замены в политическом и военном руководстве Петрограда и 7?й армии.

В начале июня 1919 г. получивший поддержку ЦК РКП(б) в лице И.В. Сталина Г.Е. Зиновьев направил В.И. Ленину письмо с обоснованием необходимости удержания Петрограда. Зиновьев оценивал возможное падение колыбели революции как «на 30 % общее поражение»[77 - РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24337. Л. 1.], но Ленин его опасения явно не разделял[78 - См.: Там же.].

В мае – июне 1919 г. в руководстве Красной армии обострился и без того серьезный конфликт между Главнокомандующим всеми вооруженными силами Республики И.И. Вацетисом, с одной стороны, и командующим войсками Восточного фронта Сергеем Сергеевичем Каменевым – с другой. Каменева поддержал находившийся с ним в прекрасных рабочих и личных отношениях старый большевик Сергей Иванович Гусев, Вацетиса – Троцкий, сумевший весной 1919 г. наладить взаимоотношения с Главкомом. Гусев апеллировал к авторитету Ленина, который поддержал своего давнего товарища по созданию «партии нового типа». На заседании ЦК РКП(б) 3–4 июля был нанесен мощный удар по Л.Д. Троцкому и его группировке.

4 июня находившийся в это время в Петрограде И.В. Сталин в письме В.И. Ленину, утверждая, что Всероссийский главный штаб и Полевой штаб работали на белых, и ссылаясь на участие военспецов в контрреволюционном заговоре в Петрограде, предложил высшему руководству РКП(б) подвергнуть коренному пересмотру всю политику в отношении использования бывших офицеров. Точный текст:

«Посылаю взятый у швейцарцев документ. Из документа видно, что не только Всероглавштаб работает на белых (помните переход 11?й дивизии на сторону Краснова осенью прошлого года под Борисоглебском или переход полков на Пермском фронте), но и Полевой штаб Рев[воен] совета Республики во главе с [бывшим генералом Федором Васильевичем] Костяевым (резервы распределяются и направляются Костяевым).

Весь вопрос теперь в том, чтобы ЦК нашел в себе мужество сделать соответствующие выводы. Хватит ли у ЦК характера, выдержки?

Разбор материалов продолжается, причем открываются новые “неожиданности”. Я бы написал подробнее, но нет ни минуты свободного времени. Пусть [Яков Христофорович] Петерс (начальник внутренней обороны Петрограда, позднее комендант Петроградского укрепленного района. – С.В.) расскажет.

Мое глубокое убеждение:

1). [Дмитрий Николаевич] Надежный не командующий, он не способен командовать, он загубит вконец [Западный] фронт.

2). Работники вроде Окулова, натравливающие спецов на наших комиссаров (и без того пришибленных), вредны, ибо они деморализуют соки нашей армии.

Сталин»[79 - Там же. Ф. 71. Оп. 10. Д. 284. Л. 209.].

В тот же день, 4 июня, В.И. Ленин телеграфировал в ответ:

«Петроград, Смольный, Сталину

Шифровку получил.

Рад, что сообщенное мне оказалось неверным. Информируйте возможно чаще шифром и оказиями. Пришлите с надежным человеком карту фронта.

Посольства и иностранцев надо выселить всех. Хорош ли оказался только что прибывший полк?

Ленин»[80 - Ленинский сб. XXXIV. С. 174.].

Как видим, основные сталинские предложения вождь мировой революции на данном этапе предпочел не заметить.

8 июня Г.Е. Зиновьев направил В.И. Ленину очередное письмо, в котором декларировал: «…Питер теперь – ворота к Москве»[81 - РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24337. Л. 4.]. Зиновьев усомнился, что основатель партии отдавал «себе отчет»[82 - Там же. Л. 1.], какие последствия могло повлечь за собой оставление Петрограда. В Центральном Комитете-де «привыкли» считать возможную сдачу колыбели революции не великой бедой, а «локальным поражением». Зиновьев убеждал, что «… потеря Питера уже через две недели (если не скорее) поставит Москву в такое же положение, в каком сейчас находится Петроград – иными словами, поставит под вопрос все»[83 - Там же.]. Предвидя, что Ленин спишет филиппики на склонность Зиновьева к панике[84 - См.: Там же.] и его невладение ситуацией на фронтах в целом, а также хорошо известный председателю Совнаркома бюрократизм петроградского советско-хозяйственного аппарата[85 - Там же. Л. 4.], лидер Северной столицы заранее указал: «Все это абсолютные пустяки»[86 - Там же. Л. 4.]. Аргументы Григория Евсеевича: 1) 7?я армия после падения Петрограда будет «в ужасном положении» (в т. ч. и моральном, хоть об этом Зиновьев и не написал); 2) положение на севере и в Вятке крайне осложнится, что «опять-таки» приведет к прямой угрозе Москве[87 - Там же. Л. 2.]; 3) Антанта не замедлит оказать поддержку белым «в стократном»[88 - Там же. Л. 1.] объеме, а Финляндия получит возможность, «не объявляя России открытую войну, всю свою армию дать белым в качестве хотя бы фактических арьергардов»[89 - Там же. Л. 1.]; 4) измена командного состава Красной армии в условиях военной катастрофы «будет увеличиваться прямо пропорционально»[90 - Там же. Л. 1.] успехам противника; 5) в связи с отсутствием войск между Петроградом и Москвой начнется восстание кулацких элементов в тылу Красной армии; 6) в связи с приближением «самых голодных» месяцев будет нетрудно «разжечь» недовольство на «этой почве»[91 - Там же. Л. 1.]. Добавим, что последнее было задано курсом Свердлова и Троцкого на «Гражданскую войну в деревне» 1918 года.

Из доклада Г.Е. Зиновьева четко следует, что при обороне Северной столицы начала в полном объеме сказываться нехватка петроградских большевиков, сгоревших в 1918 – начале 1919 г. в горниле Гражданской войны. Теперь, в условиях наступления белых, в самом Петрограде ставить под ружье оказалось некого. «Когда был брошен клич “На Юг!”, туда двинулись десятки броневых поездов и машин, десятки полков, сотни лучших работников. То же с Восточным фронтом. А теперь?»[92 - Там же. Л. 2.] – резонно вопрошал Григорий Евсеевич и добавлял, что обещанные Моссоветом большевики до сих пор не прибыли, а подкрепления питерцы получили «ничтожные численно и, главное, гнилые»[93 - Там же.], то есть «нестойкие» и, судя по двум уточнениям («…яблочко с червоточинкой»[94 - Там же.] и «хорошего командного состава нет»[95 - Там же.]), со случаями измены комсостава.

Г.Е. Зиновьев изложил свои предложения по изменению ситуации, в числе которых, помимо вполне логичного требования о направлении в Петроград 10 бронепоездов и 10–15 обстрелянных полков, предусматривались и политические меры, среди которых (очевидно, дополнительно накрученный И.В. Сталиным) Г.Е. Зиновьев не позабыл отметить необходимость чистки центрального аппарата управления РККА:

1 и главное). «Надо всем губерниям центральной России приказать посылать коммунистов сюда. Надо отдать сюда лучших комиссаров и командиров. Надо, чтобы Вы лично и ЦК забили тревогу по поводу Питера»[96 - Там же. Л. 3.]. Зиновьев настаивал на немедленном решении вопроса, «ибо тут промедление в неделю [или на несколько дней] может стать роковым»[97 - Там же. Л. 4.].

«2). […] для разложения противника в возможно более торжественной форме заявить финнам, эстонцам и латышам, а заодно и полякам, и литовцам, что мы готовы с ними заключить мир и признать [их] независимость. Кон[ечно], буржуа не поверят и пр. Но это увеличит разложение у них. И это укрепит наших солдат, среди которых признаки усталости и нежелание воевать растут с каждым днем. Лучше всего сделать это в такой форме: созовите [В] ЦИК и выступите там сами с речью и пошлите одновременно декларацию всем им. В нынешней новой своеобразной фазе интервенции это будет иметь значение.

3). Надо внести поправку к нашему курсу в вопросе о команд[ном] составе. Местами мы прямо создаем ячейки для белых (начвосо, упвосо и пр.). До сих пор для нашего комиссара заповедь была: “Не вмешивайся в чисто воен[ное] дело”. Теперь надо ему сказать: “Учись, готовься заменить специалиста”. Теперь сплошь и рядом комиссар только прикрывает командира перед солдатами в особо тяжелых вопросах и перед нами (снимает часть ответственности). Собственными глазами вижу, как часть наших лучших работников глупеет при “спецах”, частью ассимилируется ими. Надо выправить тут линию. Здесь хватили через край: не принципиально (принцип верен), а [98 - Начальники управлений военных сообщений, управления военных сообщений.]при практическом проведении [курсив наш, ни о каком отказе от использования военных специалистов речь не шла. – С.В.]. И не только в военной сфере»[99 - Там же. Л. 3.]. Зиновьев указывал, что вопрос «очень важен» и должен стать предметом обсуждения Пленума ЦК РКП(б) – «как только» его членам «удастся собраться»[100 - Там же. Л. 4.].

С точки зрения организации использования советской властью старых специалистов, и в т. ч. военных, ничего нового в заявлении главного ленинского соавтора не было. Пожалуй, напротив: перед нами – фиксация опасений аппаратного перерождения партии, которое развернулось в полном объеме после «избрания» И.В. Сталина генеральным секретарем ЦК РКП(б) в 1922 г.

Вождь ознакомился с зиновьевским посланием между 8 и 10 июня 1919 г. и направил его «в архив»[101 - Там же. Л. 4 об.]. Что характерно, без уточнения – «для близкой справки».

8 июня И.В. Сталин и Г.Е. Зиновьев имели беседу с назначенным в мае 1919 г. помощником командующего 7?й армией Жаном Карловичем Блюмбергом, которого Г.Е. Зиновьев ставил как военспеца достаточно высоко: по оценке петроградского легата Ленина, это был «опытный и свой человек»[102 - Там же. Л. 4.]. Поскольку, невзирая на предпринятые цекистами меры, положение на Петроградском фронте стало еще более тяжелым, чем было раньше, Зиновьев со Сталиным предпочли перестраховаться. Они еще раз обратили внимание товарищей по ЦК РКП(б): «Позовите к себе военного и спросите его мнение [по затронутым вопросам] – только не такого, у к[ото] рого всегда все обстоит благополучно»[103 - Там же. Л. 4.].

9 июня И.В. Сталин телеграфировал В.И. Ленину: «Учитывая положение на других фронтах, мы (у Сталина, когда все было хорошо – “я”, когда плохо – “мы”. – С.В.) до сих пор не просили новых подкреплений, но теперь дело ухудшается до чрезвычайности. Опасность угрожает непосредственно Петергофу. С его падением Питер висит на волоске. Для спасения Питера необходимо тотчас же, не медля ни минуты, три крепких полка. Предлагаем дать их с Архангельского фронта […]. Полки должны быть самые надежные. Из пришедших от Всероглавштаба пополнений ярославского формирования полтора батальона вчера опять сдались по инициативе своих командиров. Недостаток надежных командиров сказывается все время. Подготовка к обороне идет полным темпом. Организована вторая цепь обороны, проходящая через готовые окопы, приготовленные еще при Керенском по линии Петергоф – Гатчина – Виры. Ждем ответа»[104 - Там же. Ф. 71. Оп. 10. Д. 284. Л. 218.]. Э.М. Склянский тотчас же отдал распоряжение Полевому штабу РВСР направить в Петроград три затребованных И.В. Сталиным полка[105 - Там же.]. Примечательно, что надежные полки вождь предпочел выписать именно с Восточного фронта, то есть попросту отобрать их, вступив по этому поводу в очередную телеграфную переписку с Гусевым[106 - См.: Там же. Л. 221.].

Вдогонку за первым докладом Зиновьева Ленину был направлен совместный доклад Зиновьева со Сталиным об угрожающем положении защищавшей Красный Петроград 7?й армии. Ознакомившись с документом, вождь набросал проект постановления ЦК РКП(б), которым предусматривалось признание «Питерского» фронта «первым по важности»[107 - Реввоенсовет Республики. 1918–1919. Протоколы. М., 1997. С. 247 (коммент.).].

10 июня, обсудив доклад Э.М. Склянского о положении на всех фронтах и письмо Г.Е. Зиновьева «…о важности Петроградского фронта для положения всей Советской республики»[108 - РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25839. Л. 1.], ЦК РКП(б) по предложению В.И. Ленина постановил: «1). Признать Петроградский фронт первым по важности. Руководиться этим при распределении войск и т. д. 2). Из дивизии, снимаемой с Вост[очного] фронта, дать две трети Питеру, одну треть – Юж[ному] фронту»[109 - Там же.]. Центральный Комитет предложил В.И. Ленину направить в Реввоенсовет Восточного фронта телеграмму с указанием на важность энергичных и быстрых мер для подавления восстания Уральского и Оренбургского казачества[110 - Там же.]. Кроме того, ЦК принял ряд решений, в т. ч. поручил Оргбюро, Совету обороны и Совнаркому «…принять ряд энергичнейших и экстреннейших мер к усилению снятия коммунистов с советской работы (центральной и местной) на военную работу, особенно в глубоком и ближайшем к фронту тылу (борьба с дезертирством, склады, ускоренные мобилизации и т. д.)»[111 - Там же.]; вследствие «…необходимости усилить контроль за военспецами на Петроградском фронте поручить Оргбюро выделить нескольких товарищей, способных к этой работе, в Особый отдел ВЧК»[112 - Там же.], то есть на работу в военную контрразведку. ЦК РКП(б) попросил И.В. Сталина «почаще наезжать» в Реввоенсовет Западного фронта для «проведения действительной централизации управления»[113 - Там же.] фронтом. Последнее было уступкой, поскольку позволяло Сталину поумерить пыл ненавистного ему Окулова.

Рассмотрев отдельным пунктом повестки дня предложение И.В. Сталина и Г.Е. Зиновьева о созыве 15 июня Пленума ЦК РКП(б) «для обсуждения военных вопросов, и в частности, вопроса о военспецах»[114 - Там же. Л. 1 об.], ЦК постановил «…переслать все решения по военному вопросу» Сталину и Зиновьеву и запросить, «настаивают ли они» по-прежнему на необходимости созыва Пленума. В случае получения положительного ответа ЦК предполагал запросить Л.Д. Троцкого, «возможен ли его приезд»[115 - Там же.].

11 июня командующему 7?й армией Александру Кондратьевичу Ремезову и в копии начальнику штаба армии и комиссару [Ивану Ивановичу] Лепсе была направлена следующая телеграмма: «Предлагаем от имени реввоенсоварма за надлежащими подписями вновь распубликовать для неуклонного выполнения следующий приказ наркомвоена Троцкого: “Мною отдан был приказ установить семейное положение командного состава на бывших офицеров и сохранить на ответственных постах только тех из них, семьи которых находятся в пределах Советской Республики, сообщить каждому под личную расписку, что его измена и предательство повлечет арест семьи его и что, следовательно, он сам берет на себя таким образом судьбу своей семьи. С того времени произошел ряд фактов измены со стороны бывших офицеров, занимающих командные посты, но ни в одном из этих случаев, насколько мне известно, семья предателя не была арестована, так как, по-видимому, регистрация бывших офицеров не была вовсе произведена. Такое небрежное отношение к важнейшей задаче совершенно недопустимо”. Приказ этот у Вас, несомненно, имеется. Мы просим воспроизвести текст этого приказа полностью и напечатать его в газетах»[116 - Там же. Ф. 71. Оп. 10. Д. 281. Л. 43.]. Вначале Сталин арестовал семьи бывших офицеров и других дезертиров, а уже потом совместно с Зиновьевым напомнил о приказе Троцкого. Впрочем, суть от этого не меняется. Тот факт, что армию нельзя построить без репрессий, признавали все вожди мудрой партии большевиков. В данном случае, как, кстати, и во многих других (о чем писать как-то не принято), дуэт у Троцкого со Сталиным получился образцовый.