Имитатор

– Не придётся? – Птицын почувствовал, что у него дёрнулось правое веко, – это было сигналом к новому приступу. Он поднёс руку к голове и принялся тереть висок. – То есть мы будем работать вслепую?

– Отчасти вы правы. До особого указания, на период формирования оперативно-поисковой группы, я не могу посвятить вас в некоторые тонкости предстоящего дела…

– Какой ещё группы? – Птицына уже трясло, но он что было сил старался держать себя в руках. – Янчин на кладбище, Трефилов в больнице. Мы с Кравцом вдвоём остались – вот и весь наш отдел. Вдвоём мы вам много не нароем, или вам не важен результат. Главное – людей назначить, чтобы искать иголку в стоге сена, а потом о проделанном отчитаться.

– В ваше распоряжение поступят прикомандированные сотрудники из других отделов, – уточнил Еленин.

– Нахрена ж они мне сдались?! Я со своими привык работать. И вообще… придумали тоже! Шпионов должна госбезопасность ловить, а не мы.

Фирсов казался невозмутимым.

– Госбезопасность будет вести работу по своему направлению, а мы с вами – по своему?. Моя задача – координировать наши совместные действия. Мы будем искать диверсантов. – Москвич поднялся, подошёл к столу и поставил на него стакан, попутно разбрызгав его и слегка обварив себе руки. – Какой же я неуклюжий!

Бесцветные брови, лоснящийся лоб. Москвич улыбался так приторно, что Птицын решил, что ещё немного – и его стошнит. «Что за клоун, где ж такого откопали? – гадал Владимир Иванович. – Всё даже ещё хуже, чем я ожидал. Нам даже не открывают все карты предстоящего дела…»

Очередная фраза москвича добила Птицына окончательно:

– Ой… а где тут у вас туалет? А то я после вашего чая… – Кирилл Петрович тихо рассмеялся, похрюкивая при этом. – Я же с самого самолёта терплю, а у меня простата шалит.

Птицын не сдержался, и из его груди вырвался глухой стон.

– Туалет прямо по коридору. – Он плюхнулся на стул и задрал голову вверх. – Делать-то нам что?

Фирсов взял со стола папочку и высыпал на стол пачку фотографий шесть на девять. На всех фото был изображён один и тот же человек.

– Вот. Этого человека вам и вашим людям необходимо найти.

Птицын небрежно взял со стола одну из фотографий. С неё смотрел суровый мужчина средних лет в костюме и галстуке.

– Это немецкий офицер – предположительно именно он должен возглавить диверсионную группу. Остальную информацию я, как и обещал, доведу до всех членов вновь сформированной группы чуть позже.

– Позже? – переспросил Птицын, не скрывая презрения.

– Позже, – ответил Фирсов с улыбкой, которая уже начинала бесить.

– Хорошо, раз уж руководство так решило…

Птицын хлопнул обеими ладонями по столу и беззвучно рассмеялся. Лишь бы опять не разболелась голова! Птицын снова вспомнил Женьку, вспомнил, как провожал его на дело, как тот прибежал в отдел и рассказал про Лыскину и Пашины визиты к ней по понедельникам и средам. Вспомнил и торчавшую из груди Женьки финку, когда его обнаружили на руинах попавшего под бомбёжку дома. Нет! Он всего этого так не оставит! Пусть Корнилов ведёт дело по банде – Птицын же будет вести своё расследование, а диверсантов пусть ловят другие.

Когда он вышел из кабинета, и без того никудышное настроение испортилось ещё больше. Возле стойки дежурного Птицын увидел полноватого мужчину в длинном строгом пальто, в шляпе и с портфелем в руках и признал в нём Пичужкина. Когда тот повернулся и заметил Птицына, он тут же весь взъерошился, надул щёки и весь затрясся.

Жаловаться пришёл? Быстро ж ты собрался, ну-ну…

Птицын с видом победителя чинно прошёл мимо стойки дежурного, даже не посмотрев в сторону слегка перепугавшегося толстяка.

Глава третья, в которой Птицын старается успокоить нервы привычным для него самого, но не совсем традиционным способом и в итоге получает неплохой урок

Несколько приглушённых хлопков, напоминавших щёлканье пастушьего кнута, прозвучали один за другим. В воздухе сразу же запахло порохом, и Птицын опустил пистолет.

– Ну что, Иваныч, давай поглядим, – поднимаясь с табурета, сказал Кривов.

Птицын бережно положил пистолет на стойку и двинулся к мишени. Белый лист, на котором чёрной краской был намалёван злобного вида мужик с ножом и пистолетом, был испещрён дырочками от пуль.

– И что у нас сегодня? – Птицын провёл пальцем по мишени. – Одна, две, три, четыре… а пятая-то где? Неужто промазал?

– Вон твоя пятая, прямо промеж глаз, вместе с четвёртой вошла, – успокоил Птицына Кривов. – Видишь, как край надорван?

– Ну, слава тебе, Боженька, что я с горя не окосел! А то я уж думал, что вовсе навык растратил.

В тире было сыро и прохладно, гудела вентиляция, из подсобки пахло опилками и краской. Кривов достал из кармана мелок и принялся отмечать пробоины.

– Ещё хочу, – сказал Птицын и посмотрел на Кривова вопросительно.

– Так стреляй, чего уж? Патронов, слава Богу, пока хватает.

Птицын снарядил ещё два магазина, расстрелял их, почти не целясь, и снова двинулся к мишени.

– А вот теперь хуже – глянь как всё разбросал.

Птицын сорвал мишень, скомкал её и вернулся на исходный рубеж. Он уселся на скрипучую лавку, достал пачку и закурил. Кривов сходил в подсобку, принёс маслёнку и банку с ветошью и поставил на стол.

– Ну, значит, хватит. – Кривов глядел на Птицына с плохо скрытой тревогой.

– Да не прёт чего-то. Раз уж не задался день – так не задался. – Птицын отсоединил затвор и принялся водить ёршиком по каналу ствола. Кривов посмотрел на него искоса.

– Всё по поводу Женьки убиваешься? Весь осунулся – лица на тебе нет. Тебе с твоими болячками покой нужен да лечение соответствующее, а ты всё на оперативные просторы рвёшься. Ох, доиграешься ты, Володя! Помяни моё слово: доиграешься!

– Да как же ты не поймёшь?! – вспылил Птицын. – Женька – он же для меня как сын… ну не как сын, так как брат был. Сам ведь понимать должен…

– А я и понимаю! – строго сказал Кривов. – А вот ты – нет. Жизнь – она штука такая, да… Нет твоей вины в Женькиной смерти. Сам он в органы работать пошёл – сам и путь этот опасный выбрал. Так что ты не о Женьке теперь, а о болячках своих подумай. Доиграешься ты, дружок, – и за Женькой вослед. Только вот он за дело сгинул, а ты так пропадёшь, по дурости своей. А Женька – он что? Что сделано, того уж не воротишь. Твоя-то жизнь с его смертью не закончилась.

Птицын глухо рассмеялся:

– А вот для Женьки закончилась. Хреново ты утешаешь, Сергей Михалыч. «Сам знал, сам выбрал»… Это всё я… Я виноват в его смерти, и хоть что хочешь мне говори, пока скота этого Кастерина в землю не зароют, не успокоюсь я.

Кривов сверкнул глазами:

– Прекрати! Ишь, нюни распустил! Ты у нас кто – начальник угро! Тебе киснуть не положено. Говорю тебе: в смерти Янчина ты не виноват – и точка!

– Да как же не виноват? Это я же ему в банду внедриться приказал. Мог бы сам пойти, а я его… Теперь как мне его жене и сынку в глаза смотреть? Пацанёнку Женькиному только четыре, а он всё уже понимает. Видел я его глазки на похоронах. У… – Птицын поморщился и схватился за висок.

– Что, опять? – забеспокоился Кривов.

– Да нет, ну разве только чуть-чуть.

Он отбросил затвор и тряпку, откинулся назад. Под потолком включилась вентиляция. Некоторое время они сидели молча, потом Птицын вынул пачку и закурил.

– Куришь ты, Володя, без меры – вон как и руки у тебя дрожат, хоть и молодой ещё. Оттого и в стрельбе у тебя результат слабенький. Глянь-ка на мои ручонки. – Кривов вытянул руки ладонями вниз. – Я тебя старше лет на десять, а пальцы у меня не дрожат. Да и глаза ещё зоркие, видят мушку – потому и стреляю хорошо.