Территория спецназа
– Теперь ты отсюда просто так не выйдешь, – открытым текстом заявила журналистка.
А с этим лохом и не стоило церемониться, он широко распахнутыми глазами, не мигая, смотрел, как расстегиваются мелкие перламутровые пуговицы. Биохимик не мог, да и не хотел сопротивляться. Он лишь не знал, с какой стороны подступиться к очаровательной журналистке. Женщина сложила губы «трубочкой» и застыла, ожидая поцелуя. Военный медик коснулся ее губ.
– Ты такой опытный любовник, – прошептала она после неумелого поцелуя и придержала мужскую ладонь на застежке джинсов.
– А ты… такая… такая… – Молодой человек не находил слов, они в одно мгновение улетучились у него из головы.
– Я знаю, – плохо скрывая отвращение, прошептала женщина, – но я до сих пор не услышала, как тебя зовут. Согласись, это все же неправильно: целоваться, не зная имени… И того, где ты работаешь или служишь? Вот я журналистка…
«Акула» пера и микрофона неплохо знала свое дело, имела богатый опыт. Еще ни разу не случалось, чтобы она не вытянула нужную ей информацию. Перед ее напором не смогли устоять даже полковники и один генерал. Что уж говорить о младшем офицере Королевской медицинской службы?
К счастью журналистки, ей не пришлось на этот раз долго «мучиться».
* * *Очумелый биохимик стоял в коридоре гостиничного номера и, как на королеву крови, смотрел на новоиспеченную подругу.
– Когда мы встретимся завтра вечером? – жарко шептал он, пытаясь словить ее хрупкие ладони.
– Завтра?.. – Тонко выщипанные брови недоуменно сложились «домиком».
– Ты хочешь утром? Но у меня служба.
– Я очень занята. – Журналистка могла бы сказать и более грубо, мол, с чего ты взял, что мы вообще когда-нибудь встретимся, но ей стало жаль наивного молодого человека. – Как-нибудь, когда освобожусь. Я сама найду тебя.
– Правда?
– Конечно же, правда. – Журналистка ненавидела саму себя: парень открылся ей, не упираясь, рассказал все, что ее интересовало, и даже сам не понял этого, а теперь его приходилось выпроваживать и навсегда вычеркивать из своей жизни. – Ты веришь мне?
А что еще оставалось ответить биохимику?
– Конечно, – прозвучало не слишком уверенно.
– Пока.
Журналистка торопливо чмокнула его в щеку, смазав поцелуй. Биохимик, повинуясь взгляду, сделал шаг назад. Дверь захлопнулась перед самым его носом. И он оказался один в гостиничном коридоре.
– Послушай, – проговорил он, – а как же каблук? Я так и не починил…
Дверь, естественно, хранила молчание. Он тупо улыбнулся, пригладил коротко стриженные волосы и, не в силах сдержать радостного возбуждения, вприпрыжку заскакал по коридору к лифту. Теперь и ему, обычно молчаливому в компаниях сослуживцев, было о чем рассказать в баре за пинтой темного, как вишневая смола, портера.
– Какая же я стерва! – одновременно с восхищением и осуждением произнесла журналистка, глянув на себя в зеркало, и высунула язык. – Пять минут позора – и в дамках.
Как и была в белье, она торопливо прошла в номер, подняла крышку ноутбука. Экран засиял неземным синим светом, озарив лицо «акулы» пера, отчего оно сразу же стало неживым – мертвенным. Пальцы с кроваво-лакированными ногтями хищно зависли над клавиатурой. Мозг «щелкал», как калькулятор бухгалтера в день составления годового отчета. Клавиши буквально захрустели, на экране побежала строка:
«От достоверного источника, заслуживающего полного доверия, поступила информация, что в лабораторию Королевского военного госпиталя в Кабуле были доставлены для исследования ампулы с антибиотиком российского производства, поступившие в Афганистан предположительно с гуманитарной миссией Красного Креста и Красного Полумесяца. Окончательные результаты исследований, проведенных британскими военными биохимиками, сенсационны – в ампулах находятся не медикаменты, а смертельный яд. Именно от этого яда скончался британский солдат, чье имя мне пока не удалось установить. Труп был доставлен вчерашним вечером в Кабул. Британское командование тщательно скрывает трагическое происшествие. Насколько мне известно, даже родственники погибшего еще не извещены о его смерти. Есть о чем задуматься. Не значат ли приведенные факты, что заявление российского дипломата, захваченного талибами, получило подтверждение?»
Журналистка бегло прошлась взглядом по тексту. Поставила свои фамилию и имя. Это был не анонимный – «редакционный» материал. А ее «именной», и на первой полосе! Такой чести удостаивается далеко не каждый журналист влиятельной газеты. Конечно же, в нем имелись шероховатости – шлифовать и шлифовать. Но сенсация должна быть горячей. Провод мобильника вошел в USB-порт ноутбука. Несколько секунд, и сообщение «ушуршало». Журналистка прикурила, закинула руки за голову и с наслаждением выпрямила голые ноги. Дым струйками стремился к высокому потолку.
Ответ не заставил себя долго ждать – выпускающий редактор газеты получал деньги не зря. На мониторе высветилась-закрутилась пиктограмма почтового конверта. Ленивый удар ногтем по коврику виртуальной мышки компьютера, и сообщение раскрылось. Его содержание журналистка знала заранее, хотела лишь удостовериться: «Пойдет в завтрашнем номере на первой полосе за твоей подписью».
«Все-таки не зря я испортила свои любимые туфли – специально отломала каблук».
Журналистка, не глядя, запустила руку на нижнюю полку журнального столика, вытащила бутылку бренди, прикрытую рюмкой, и пообещала себе, что выпьет не больше трех «drink’ов», хотя заранее знала, что сдержать обещание не получится. Уж слишком хорошо она сегодня потрудилась.
Глава 8
От влажного воздуха в пещере вся одежда промокла. Простуда донимала пленников. Они уже сбились со счета – не знали: день на дворе или ночь. Петр Владимирович Баренцев заснул сразу же, как только в пещеру вернулся сын Мариам. Директор Казанского музея ворочался на подстилке из соломы, кашлял и сопел. Воронцова прижимала к себе сына, гладила его по коротко стриженной голове. Где-то далеко в переходе слышались мерные шаги охранника.
– Думаю, ничего не получится. Зря он это сделал, – тихо проговорил директор Казанского музея.
Его слова негромким эхом отразились от свода пещеры, словно кто-то невидимый расположился там и передразнивал говорившего. Мариам вздохнула:
– С ними невозможно договориться.
Баренцев вскинул голову.
– Я понимаю ваши чувства, – с горечью произнес он, – но поставьте себя на мое место. Что я мог сделать?
– Не корите себя, Петр Владимирович, мы оказались в ситуации, на которую никак не можем повлиять. Единственная надежда, что нас освободят. Я не разбираюсь в тонкостях, но дипломаты умеют договариваться, – не слишком уверенно проговорила женщина.
Сотрудник посольства, взбодрившись, хмыкнул. Кому, как не ему, было знать, что в любых переговорах существуют и тупиковые варианты.
– Конечно, умеют, – подбодрил он Воронцову. – Наверняка переговоры уже идут.
В наступившей тишине стало слышно, как в дальнем углу пещеры мерно капает вода. Капли будто отсчитывали секунды. Вот только до освобождения ли? Но этот вопрос никто из пленников не решался произнести вслух. В конце перехода послышался шум. Охранник кого-то окликнул, прозвучал гортанный ответ, и в темноте заплясали сполохи пламени.
– Идут, – оживился дипломат, – значит, что-то изменилось. – Он сел и надел пиджак, который использовал до этого как одеяло.
После сплошной темноты огонь факелов показался ослепительно ярким. Четверо талибов решительно направлялись к пленникам. Впереди, широко шагая, двигался Ахмуд, за ним еле поспевал его подручный, сжимая под мышкой треногу. Камера в матерчатом футляре моталась у него на шее. Замыкали процессию двое вооруженных охранников – они и несли факелы.
Ахмуд встал в центре пещеры, руки заложил за спину. Рядом с ним высилась тренога. «Оператор» старательно прикручивал к ней камеру.
– Что случилось? – первой не выдержала Мариам.
Ее вопрос остался без ответа. Покончив с камерой, подручный Ахмуда взял автомат у одного из охранников. Второй передал оружие командиру. Лицо Ахмуда приняло официальное выражение, он чеканил слова:
– На все наши предложения ваше правительство никак не отреагировало. Они попросту игнорируют нас и делают вид, что ничего не случилось. О вашем похищении не сообщила ни одна российская газета, ни один телеканал. – Тонкая улыбка зазмеилась на его губах, и тон из официального стал притворно-доверительным. – Значит, вы никому на Родине не нужны.
Ахмуд закатил театральную паузу. Баренцев расправил плечи, глубоко вздохнул:
– Я не понимаю. Это недоразумение… Такого быть не может. Я сделал все, о чем вы просили.
– Никто и не спорит, – примирительно произнес Ахмуд. – На войне, как на войне. Все вы будете показательно казнены. – Он выразительно посмотрел на камеру.
Крик отчаяния вырвался из груди Мариам, хоть она и была готова услышать именно эти слова.
– Пощадите хотя бы сына. Он ребенок, ничего плохого вам не сделал.
Стволы автоматов уже в упор смотрели на мужчин. Талибы отслеживали любое движение пленников.
– Пощадить? – задумчиво проговорил Ахмуд.
Мальчишка сжался в комок, дрожал. Мать прикрывала ладонями его уши.
– У вас есть дети? – сквозь слезы сказала женщина.
– Нет! – покачал головой Ахмуд. – Из-за войны мне некогда было обзавестись семьей.
– Но ведь вы сын своей матери! Брат своих сестер.
– Что ж? Мы не звери, какими вы себе нас представляете. Мы сохраним мальчику жизнь. Тем более что при хорошем воспитании из него получится отличный моджахед. Иди сюда, – поманил он пальцем мальчишку и тут же крикнул: – Да открой ты ему уши!
Мариам тут же исполнила приказание. Миша изо всех сил обхватил мать за шею, прижался к ней.
– Иди к ним, иди… – шептала Воронцова своему сыну, – ты должен. Не бойся, все будет хорошо.
– Они убьют тебя? – наивно и в то же время совсем по-взрослому спросил мальчик.
– Нет. Они только пугают. – И женщина с силой расцепила руки сына. – Иди. Мы скоро встретимся снова.
– Ты обещаешь?
– Я когда-нибудь обманывала тебя?
Миша отрицательно покачал головой. Мариам с надеждой смотрела на Ахмуда, тот отвел взгляд и указал рукой в темное жерло прохода.
– Иди. Часовой отведет тебя на новое место.
Мальчик поколебался и медленно двинулся в темноту. Когда его шаги затихли, Ахмуд негромко произнес:
– Начинайте.
Двое охранников тут же навалились на директора Казанского музея. Действовали сноровисто. Не прошло и десяти секунд, как мужчина уже оказался связан и поставлен на колени, после чего сразу потерял волю к сопротивлению. Баренцев не стал дожидаться, когда его схватят. Он поднялся и заложил руки за спину. Веревка туго обмотала запястье. Охранник схватил его за воротник и заставил опуститься на колени. Вскоре и женщина оказалась рядом с ним.
– Я в самом деле сделал все, что мог, – прошептал ей Петр Владимирович.
Ярко вспыхнула лампа подсветки на видеокамере. «Оператор» развернул экранчик, чтобы лучше видеть, каким получается кадр. Один из охранников зашел Баренцеву за спину. Тот зажмурился, ожидая выстрела в затылок. Но все произошло иначе. Охранник набросил ему на голову черную повязку, закрыв глаза. То же самое он проделал и с директором музея, и с Мариам.
– Даю вам минуту на то, чтобы помолиться, – сухо объявил Ахмуд.
Капли в углу пещеры мерно отсчитывали время. Гудел моторчик видеокамеры.
– Все! Минута истекла, – звонко разнесся по пещере голос Ахмуда.
Лязгнули передергиваемые затворы автоматов. Но отдавать команду Ахмуд почему-то медлил.
* * *Весь день десантники провели в укрытии. Выдвинулись ближе к закату. Солнце уже клонилось к западу. Небо над зубчатой горной грядой сделалось нежно-розовым. Дневная жара немного спала. Нагретые солнцем камни дарили теперь свое тепло воздуху. Десантники шли по неширокой горной тропе. Майор Лавров дышал ровно, будто передвигались не по горам, а по асфальту. Старлей Дуглас шагал рядом с ним. Авдеев следовал за британцем, чуть не наступая ему на пятки.
– Думаю, не стоит полностью доверять этому старику, – в очередной раз напомнил британский офицер. – Поверьте мне, я неплохо изучил афганцев. Они могут улыбаться вам, радушно принимать, как гостя, но они всегда себе на уме. Никогда не знаешь, что делается в их головах. В прошлый раз мы зашли в пещерный город другим путем. А если эта тропа – ловушка?
– Вполне может быть, – почти равнодушно ответил комбат, глядя прямо перед собой, – но альтернативы у нас нет. Однако, если существует засада, она расположена выше, за перевалом. На него мы выйдем, когда уже совсем стемнеет, и появимся не в том месте, где нас могут поджидать.
Пока группу скрывала от возможных наблюдателей практически отвесная скала. Сумрак под ней стремительно сгущался. Майор Лавров остановился, поднял руку, давая знать, чтобы замерли остальные. Предстояло разведать обстановку.
– Лейтенант Авдеев, пойдешь со мной.
– Есть, товарищ майор! – коротко, по-уставному ответил десантник.
Дуглас вопросительно посмотрел на майора, по его взгляду нетрудно было догадаться, что он готов идти с Лавровым.
– Вы уверены в своей подготовке?
– Когда-то занимался альпинизмом, как любитель.
– Хорошо, идем втроем. Но если будете отставать, придется возвращаться одному.
Британец сдержанно кивнул. С той стороны скалы, где был более-менее доступный склон, выветренная доломитовая порода шла огромными ступенями в человеческий рост, словно кто-то вертикально составил гигантские блоки. Андрей Лавров перебросил автомат за спину, плотно затянул матерчатый ремень. Придирчиво осмотрел своих спутников: ничего не должно было болтаться. Выдать себя случайным звуком в вечерней тишине легко.
Карабкались по скале рядом, помогая друг другу. Старший лейтенант Дуглас оказался неплохо подготовленным для передвижения в горах, разве что дышал чаще, чем российские десантники.
Солнце уже скрылось за горизонтом и напоминало о себе узким бордовым окаймлением над горным хребтом. Первым на широкую площадку на вершине скалы выбрался комбат. Дуглас поднапрягся и оказался рядом с майором раньше, чем Авдеев. Было странным встретить на такой высоте кусты, траву и даже несколько чахлых деревцев. Казалось, что кто-то просто вырезал небольшой кусок каменистой равнины и вознес его над скалами. Отсюда открывалась величественная панорама гор, накрытая темно-ультрамариновым небосводом.
– Красотища-то какая, – молвил Батяня, – такую за деньги не купишь.
Авдеев хмыкнул. Британец сдержанно улыбнулся, не поняв произнесенной по-русски дежурной шутки майора. К противоположной стороне обрыва подбирались осторожно. Сперва пригнувшись, а последние сто метров ползком. Группа расположилась вблизи камня в человеческий рост, под ним чернело углубление. Пещерный город, о котором говорили британцы, лежал за руслом пересохшей реки. Талибы особо и не скрывали своего присутствия, во всяком случае, на первый взгляд. Несколько старых грузовиков жались к скалам под растянутой над ними камуфляжной сеткой. Сложенные из каменных обломков хозяйственные постройки растянулись у подножия скалы. Вертикальный склон был буквально испещрен черными провалами входов. Правда, людей не было видно.
– Словно пчелиные соты, – усмехнулся Авдеев.
– Скорее осиное гнездо. – Лавров влип глазницами в бинокль.
Первое впечатление о городе, казавшемся безлюдным, тут же рассеялось. Майор навел резкость на большой вход в пещеру, расположенный у самой земли. Туда спокойно мог бы въехать средних размеров джип. В глубине виднелись всполохи то ли костра, то ли факелов. Угадывался силуэт вооруженного автоматом охранника. Минут через пять на карнизе второго яруса прямо над входом показался еще один талиб. Он, как это положено у мусульман, сел и справил малую нужду.
Полчаса наблюдений кое-что прояснили. Обитаемыми оказались все три яруса пещерного города. Произошла одна смена караула. Четверо талибов ушли в горы, и четверо вернулись с западного направления по еле заметной дороге. Выяснилось, что в одной из пещер идет нечто вроде гулянки. Когда переменчивый ветер дул в сторону разведчиков, до них долетали возбужденные голоса.
– Старик в самом деле хотел нам помочь. Заложников наверняка держат именно здесь, лучшего места не придумать. Вряд ли главарь талибов рискнет держать их дальше чем на расстоянии вытянутой руки от себя. Но все равно хреново, – пробурчал комбат.
Особо пояснять, чем именно хреново, не требовалось. Сиди тут хоть круглые сутки, не поймешь, сколько бойцов скрывается в пещерах, каким вооружением располагают.
– Теперь понятно, почему ваши никак не могут выкурить их отсюда. Авиация с ними не справится, здесь и ядерную войну пересидеть можно, – обратился Андрей Лавров к Дугласу. – Мы тоже в прошлой войне полагались на удары с воздуха, а потом пришлось поменять тактику, и сразу же потери стали большими. Удивляюсь, как это вам удается терять значительно меньше людей, чем американцам. Не думаю, что подготовка у них хуже.
Дуглас пожал плечами.
– Дело не в подготовке. Британия начала воевать в этих краях больше двухсот лет назад, а потому мы неплохо изучили местные нравы и обычаи. Британцу никогда не придет в голову пытаться принять пуштуна или таджика за европейца. А американцы слишком самоуверенны, они думают, будто каждый моджахед мечтает жевать резинку, пить кока-колу и заедать голливудские фильмы попкорном, – очень не политкорректно отозвался старший лейтенант о союзниках по коалиции. Но он справедливо полагал, что русский должен не любить американцев еще больше, чем он сам.
– Вы, британцы, мне тоже более симпатичны, – признался Батяня, – хотя и американцы парни неплохие, доводилось несколько раз с ними сотрудничать.
Старший лейтенант Дуглас хотел что-то ответить, но мгновенно смолк и прислушался. Из углубления под камнем, рядом с которым он лежал, послышался странный и малоприятный звук. Тонкий луч фонарика, прикрытого со стороны пещерного города ладонью, осветил углубление. Дуглас отшатнулся. В прохладной глубине копошился клубок змей, скрывавшихся там от дневного зноя. Теперь же, когда жара спала, они готовы были выползти на ночную охоту. Британец отполз назад.
– Конечно, для нас это лучше, чем талибы, но соседство неприятное.
– Слушай, Авдеев, ты в детстве школу юннатов посещал? – Комбат перевернулся на бок и принялся выкладывать из подсумка рожки с патронами.
– Ну… Ходил в пятом классе, – растерялся лейтенант-десантник, не понимая, к чему задан вопрос.
– И кем ты там занимался – мышками, птичками? Знаешь, что такое серпентарий?
– Кроликов разводил, товарищ майор.
– А зря. Надо было хладнокровными интересоваться.
Лавров выверенным молниеносным движением схватил уже готовую выползти на площадку змею поближе к голове и хвостом вперед опустил в подсумок. Тут же завернул горловину и передал Авдееву.
– Будешь принимать, только, смотри, осторожнее, сыворотки-противоядия с собой нет. А после того, что случилось с британским сержантом, я умирать буду – не дам Бортоховой вколоть себе даже безобидный физраствор. Хрен знает, чего эти горные умельцы нам еще могли подсунуть.
Старший лейтенант Дуглас округлившимися глазами следил за тем, как Лавров таскает одну змею за другой.
– Зачем? – прошептал британец.
Батяня не ответил. Авдеев тоже не знал. Единственное применение змеям, которое пришло ему в голову, была не слишком вкусная, но калорийная пища, однако сегодня день был явно не подходящий для демонстрации изысков десантной кухни. Небольшой подсумок оказался полон. Пришлось освободить еще один. Выползшая из углубления метровой длины змея с яркой чешуйчатой, будто составленной из кусочков разноцветного перламутра спиной агрессивно подняла голову. В широко раскрытой пасти виднелись загнутые ядовитые зубы, раздвоенное жало быстро-быстро вонзалось в воздух. Майор прищурился и стал делать «магические» пассы перед мордой. Лишь только змея делала выпад, он тут же отдергивал руку.
– Да, может, черт с ней, пусть себе ползет, – прошептал Авдеев. Его поддержал и Дуглас.
А у Лаврова азартно блестели глаза. Он «священнодействовал» левой рукой, а правую осторожно заводил сзади. Доля секунды – и пальцы сомкнулись чуть ниже змеиной головы.
– Красавица, – произнес комбат, разглядывая добычу.
– Как она хоть называется? – поинтересовался Авдеев.
– А кто ее знает? Сама она не ответит. Что гадюка из среднерусской полосы, что местная гадина – одна дрянь. Разница лишь в размере и силе яда.
– Где вы научились так ловко с ними обходиться? – восхитился Авдеев, когда метровая змеюка была надежно запакована в подсумок.
– Нигде не учился. Тактика отношений с любым противником всегда одна и та же. Делаешь обманный маневр, а сам ударяешь оттуда, где тебя не ждут. Все, возвращаемся. У меня есть план, и дай бог, чтобы он сработал. Я практически уверен, главного командира с ними нет.
– Почему вы так считаете? – удивился Дуглас.
– Дисциплина хромает. Гуляют так, что мы их здесь слышим. Вы бы допустили такое в своем подразделении? И я бы не допустил, будь на месте Абу Джи Зарака.
Британец терпеливо ждал, когда Лавров решит его дальнейшую участь.
– Возвращайтесь к вездеходам, прямо сейчас, – определил комбат, – что могли, вы для нас уже сделали. В дальнейшем ваше присутствие только скует свободу действий моих людей.
* * *Звезды усыпали небосвод, но луна еще не взошла, а потому узкий серпантин горной дороги был виден лишь участками, там, где светлая колея контрастировала с темной растительностью. Среди камней пронзительно стрекотали цикады. Прохладный ночной воздух беззвучно прорезали крыльями летучие мыши. Изредка в кустах вспыхивали зеленоватые огоньки светлячков.
По горной дороге, под уклон, с тихо работающими двигателями катилась небольшая колонна: микроавтобус с эмблемой Красного Полумесяца на борту и два грузовика. Катили с погашенными фарами. Наверняка водители знали здешние места, как собственные ладони. Машины слаженно остановились на развилке. Дверца микроавтобуса мягко щелкнула. Темнота скрывала лицо человека, сидевшего рядом с водителем. Он неторопливо выбрался из машины, ступил на пыльную землю. Тут же от грузовиков к нему подбежали двое талибов. Зашелестела подробная топографическая карта с нанесенными по-арабски названиями. Один из талибов включил фонарик. Желтый конус света упал на испещренную условными обозначениями бумагу. Пассажир микроавтобуса достал карандаш, не прикасаясь грифелем к бумаге, повел его над картой.
– Тут мы разделяемся. Вы следуете дальше, как и договаривались, – обратился он к талибам, – а ты, – он глянул на водителя микроавтобуса, – поедешь этой дорогой, – прозвучал приказ, и острие карандаша указало в сторону границы с Ираном. – Там мы вновь встретимся. – Карандаш поставил еле заметную точку на карте у самой границы.
Луч фонарика дернулся, на мгновение осветив плотно стоявшие в салоне микроавтобуса музейные контейнеры с русскими надписями. Когда рогатый месяц выглянул из-за горного хребта, романтический ночной пейзаж уже обезлюдел. О машинах напоминал только далекий приглушенный гул двигателей грузовиков. Ожили примолкнувшие было цикады. Но теперь уже их стрекот звучал надрывно и тревожно.
* * *В костер легла целая вязанка хвороста, ломкая, высохшая на солнце до «состояния пороха». Огонь мгновенно охватил ее, взмыл под самый потолок пещеры. В воздух поднялся целый сноп искр. Горбоносый талиб отпрянул от адского пламени и принялся тереть ладонями опаленную дымящуюся бороду. Его приятели зычно захохотали. Ахмуд неодобрительно посмотрел на горбоносого: мол, поленился разделить вязанку, вот и получил.
Невдалеке от костра, на разостланных в несколько слоев старых коврах, стояло незамысловатое, но обильное угощение. Боевики днем обходились лепешками, соленым сыром, родниковой водой, но ужинать привыкли основательно. Жаренный целиком на вертеле баран красовался на почетном месте – прямо посередине. Его уже основательно обструганные бандитскими ножами ноги тощими костями торчали кверху. Лепешки из пшеничной муки тонкого помола высились башнями по углам ковра. Нарезанное тонкими длинными полосками вяленое мясо было свалено пирамидой на капустных листьях. Курага, изюм, финики и инжир соседствовали с охапками свежей зелени. Прохладная вода покоилась в высоких глиняных кувшинах. Дымились в мисках острые соусы. В жарком воздухе довольно тесной пещеры смешались запахи пряностей, фруктов, давно не мытых мужских тел и сладковатый аромат анаши. Лишенные религией права пить спиртное, талибы не отказывали себе в удовольствии покурить «травку», ведь в Коране пророк о ней не упоминал.
На самые изысканные части жареного барана никто из рядовых талибов не претендовал. Обычно глаза и гениталии подавались самому уважаемому – Абу Джи Зараку, но сегодняшней ночью предводителя в пещерном городе не было, а его заместитель Ахмуд не решался сам завладеть ими. Горбоносый, чтобы загладить свою вину перед командиром, страдающим теперь от жара гигантского костра, подобострастно предложил: