Вечером, кинув материалы в портфель-контейнер, служащий для перевозки секретных материалов, – достаточно было нажать на кнопку, чтобы через секунду все его содержимое превратилось в пепел, Влад отправился на «базу один» – аккуратненький, скромный двухэтажный дом в ближнем Подмосковье. Там ждал Гермес – Главный оперативный координатор Организации.
– Информация к размышлению, – сказал Влад, открывая контейнер и извлекая лазерные диски, аудиокассеты и бумаги.
– Поглядим. Покумекаем, – кивнул Гермес – сухощавый мужчина, давным-давно разменявший полтинник. – А ты здесь отдохни, Влад. Расслабься от трудов праведных...
– Обязательно, – безрадостно ответил Русич.
– Массажисток предоставить не могу. А вот записи Шуберта и Глинки имеются.
– Вот спасибо...
Это надолго. Влад знал, что теперь сутки или двое не вылезет отсюда. Гермес будет тщательно знакомиться со всеми материалами, а Русич будет давать пояснения. Тут же под рукой шеф аналитической группы.
Влад вздохнул. Ему страшно хотелось домой, к семье. Но его желаний никто не спрашивал.
Ему отвели просторную комнату. Там он провалялся несколько часов на диване, щелкая пультом телевизора, перескакивая с безрадостных новостей о падениях вертолетов, терактах и новых политических инициативах Европарламента на американские боевики, где горели машины и герои стучали с треском друг другу по мордам. Грязь, боль, дерьмо – в общем, норма.
Влад отключил телевизор. Врубил музыкальный центр. Подборка дисков была по вкусу Гермеса – сплошь классика. Зазвучала божественными аккордами опера Вагнера «Гибель Богов». Эта музыка будто вышибала человеческий дух из тесных оков обыденности, возносила его к божественным вершинам, открывала взор на суть вещей. Да, «Полет Валькирий» стоило бы сделать гимном Организации...
Насладиться до конца высоким искусством Владу не дали. Затренькал внутренний телефон.
– Подойди ко мне, – послышался в трубке голос Гермеса. – Тут кое-что интересное...
Влад спустился в подвал, где в защищенном от всех видов прослушивания помещении Гермес ознакамливался с материалами.
– Не упускай ничего, – произнес он, включая видеомагнитофон.
На экране появился Рамазан Даудов, из которого Эскулап выжимал все самые позорные факты его мерзкой биографии.
«– Отработали заказ... Взорвали лабораторию. Вместе с людьми.
– Дальше.
– Цель была – лаборатория, оборудование. Персонал.
– Чем дело кончилось?
– Мы выполнили заказ. Там был список людей, которых надо ликвидировать обязательно.
– Кто заказчик?
– Платили хорошо... Какой-то Виктор.
– Кто такой Виктор?
– Странный тип... Не из уголовников. Не из идейных...
– Как выглядит? – Голос у Эскулапа был вкрадчивый.
– В шляпе... Серый какой-то. Средний рост. Среднее телосложение. Весь какой-то средний. Я не помню его лица. – Допрашиваемый запнулся. И с отчаянием воскликнул. – Я не могу вспомнить его лица. Не могу. Не могу...
– Спокойно. Тут тихо и безопасно. – Голос у Эскулапа стал как у проповедника, агитирующего туземца принять христианство. – Все нормально. Тут все относятся к тебе хорошо. Тут ничего не угрожает.
– Не поверишь, я его боялся... Я, который никого никогда не боялся!»
Последний разговор. На экране появился Казак.
– Расстрела для тебя мало, но все, что можем...
В тот момент Рамазан не выдержал.
– Служить буду, – заголосил он. – Верным псом буду! Жить хочу!
Он окончательно утратил свое лицо. Произошло то, что он, презиравший смерть, еще несколько часов и помыслить себе не мог.
– Дохлым псом ты будешь. – Казак ткнул его стволом пистолета в лоб. Погладил пальцем спусковой крючок. И убрал пистолет. Хотя и очень хотел пустить в лоб этому существу пулю.
Гермес выключил видеомагнитофон и покачал головой.
– Мне кажется, у Казака слишком много личного, – покачал он головой. – Это мешает работе.
– Иногда мешает. Иногда помогает, – сказал Влад. – У Казака немало накопилось счетов к этим подонкам. В Наурской боевики вырезали семью его брата, терского казачьего Казака... Труп возили по селу, привязав к трактору...
– Ладно, десантник, – отмахнулся Гермес. – Ты понял, о чем говорил Даудов?
– Он исполнил заказ на взрыв какой-то лаборатории. Скорее всего, это Ищенко.
– Правильно. Неожиданно пересеклись разработки «Зеленая книга» и «Полынь».
– Виктор...
– На имя не обращай внимания. Серая шляпа. Невзрачный тип. Человек без лица... Кто это, Влад?
– «Вервольф»!
– Точно. Он. Оборотень...
– И что теперь?
– Пока ничего. Отдыхай. Ты заслужил...
По ласковому тону Гермеса Влад понял, что отдохнуть ему не дадут.
* * *
Панин не умел ездить на метро. Это было для него пыткой. Особенно в час пик. Особенно сегодня. Состояние у него было нервозное. Не хватало воздуха, и от этого сердце тревожно сжималось, а потом колотило молотом. На душе лежала холодная лягушка. Галустян... Как все неожиданно, глупо... Смерть всегда приходит неожиданно... Но Галустян – жизнелюб, с искрометным чувством юмора, душа любой компании, наглотался таблеток... Почему? На финишной прямой, когда им предстояло порвать ленточку и взять приз. Может быть, просто сошел с ума? Не выдержал обрушившегося счастья? Или давно точила его проклятая ржа, разъедала нервы все годы, тянувшиеся беспросветно, без какого-либо намека не лучшее будущее. Все было посвящено изнурительной работе, в которой он забывался, как алкоголик забывается в вине? Неясно все... И жутко...
Панин с трудом влез в поезд на «Савеловской». Самая неудобная линия метро – серая. Поезда ходят редко, битком набитые. И народ тут какой-то остервенело злой. Эта серая кишка засасывает работяг, люмпенов, молодежь из лимитских спальных районов. Он жил на «Алтушке» – есть такой «Гарлем» в Москве, гавань детей разных народов...