У развилки дорог отряд англичан попал в засаду, устроенную озверевшими от поражений и крови головорезами из эсэсовской дивизии «Хорст Вессель». Недобитые фанатики, собираясь уйти в небытие, старались прихватить с собой как можно больше врагов. Разорвавшийся заряд фаустпатрона искорежил джип, шедший в голове колонны. Осколки прошили комбинезон Стерлинга, повредив грудную клетку и задев оба легких. Ответный огонь пулеметов, снятых с истребителей и смонтированных за креслами водителей джипов на специальных станинах, заставил вояк в грязно-зеленых мундирах «Ваффен-СС» горько пожалеть о своей выходке. Стволы выпускали тысячу двести пуль в минуту, кромсая и разнося эсэсовцев буквально на куски.
Месяц лейтенант Стерлинг харкал кровью, пачкая белые простыни военного госпиталя. Подлечив, врачи сочли его транспортабельным и предписали переправить на родину. Однако с той поры у Дэвида Стерлинга появились проблемы с легкими, не принимавшими климат Британских островов.
Помучившись несколько лет, ветеран войны сменил родные туманы на целебный воздух Адриатики. Сан-Стефано-дель-Сантино стал его вторым домом.
Потерявший юную жену (она погибла при ночной бомбардировке Лондона стервятниками Геринга), бывший коммандос остался холостяком, никаких привязанностей, кроме своего бизнеса и яхт, у него не было. Возраст заставил Стерлинга отказаться от хождения под парусом, но он часто посещал пристань яхт-клуба, чтобы переброситься словцом-другим со знакомыми.
Однажды во время короткого пустячного разговора с приятелем, готовившим свою яхту к долгому морскому переходу, старик заметил медленно идущего по пирсу мужчину. Одетый в стандартную униформу туриста – светлые брюки и майку навыпуск, этот человек отличался от праздношатающихся отдыхающих своей внутренней собранностью, выражавшейся в скупых, размеренных движениях, чуть наклоненной вперед голове. Он не размахивал руками, не глазел по сторонам, любуясь предзакатным небом, меняющими цвет водами залива. Темноволосый, широкий в плечах мужчина, явно погруженный в себя, просто брел и казался немного потерянным.
Стерлинг проводил незнакомца взглядом:
– Странный парень.
Итальянец, проверявший блоки такелажа, поднял глаза:
– Действительно, полковник, любопытный типчик. На бродягу не похож, а работу ищет.
– Работу? – заинтригованно переспросил старик.
Спортивная трапециевидная фигура незнакомца не вязалась с образом неудачника, испытывающего нужду. Свои услуги предлагали югославы, албанцы, болгары, готовые вкалывать с утра до вечера, лишь бы положить в карман несколько тысяч лир. Но обычно такие просители походили на побитую камнями собаку.
– Да, полковник! Парень желает подзаработать, – подтвердил яхтсмен, идя вдоль борта.
Двигаясь параллельно ему, Стерлинг спросил:
– Албанец?
Собеседник покачал головой:
– Непохоже! По-итальянски говорит неважно, а на вашем родном языке, полковник, шпарит здорово. Я, во всяком случае, хуже… Поднимайтесь, пропустим по стаканчику.
Стерлинг жестом отказался. Старый солдат интуитивно угадывал в уходящем человеке профессионального военного. О принадлежности к этой касте свидетельствовала выправка, которую не могла скрыть даже легкомысленная одежда отдыхающего.
– Спасибо, дружище, как-нибудь в другой раз. – Старик следил глазами, обесцвеченными временем, за необычным иностранцем.
Закончив проверку блоков, яхтсмен вытер руки ветошью, поправил кепку с длинным козырьком и, заметив интерес Стерлинга к незнакомцу, поспешил выложить:
– Парень обмолвился, что он русский. Вроде бы собирается задержаться надолго. Бросить якорь в Сан-Стефано. Я бы мог предложить работу, но вы знаете, каково иметь дело с эмигрантами. Полиция печенку выест, да и штраф мне не по карману. Засекут – хлопот не оберешься.
Уважаемый гражданин Сан-Стефано-дель-Сантино Дэвид Стерлинг, до неприличия быстро попрощавшись, засеменил шаркающей старческой походкой, подхватив под мышку бамбуковую трость с серебряным набалдашником. Он нагнал незнакомца у автостоянки рядом с причалом. Задыхаясь от быстрой ходьбы (давали знать о себе пробитые легкие), старик окликнул его, протягивая ладонь. Мужчина остановился, обернулся. Немного удивленный, он ответил на приветствие. Старик, едва слышно охнувший от нерасчетливого крепкого рукопожатия, представился:
– Дэвид… Дэвид Стерлинг.
Иностранец, чью кожу уже позолотил загар, машинально ответил:
– Дмитрий…
Он пристально всмотрелся в глаза новому знакомому, затем с некоторой настороженностью спросил по-английски:
– Вы понимаете по-русски?
Морщинистое лицо Стерлинга расплылось в улыбке. Похлопав Дмитрия по плечу, он потеплевшим голосом произнес:
– Нет. Но у меня есть причины уважать людей, говорящих на этом языке. Веские причины…
В потрепанном заграничном паспорте Дмитрий Рогожин значился под другой фамилией. Действительности соответствовала только фотография, припечатанная штампом с размытыми краями и плохо читаемыми буквами. На некоторых страницах расплывались жировые пятна.
– Документ должен выглядеть соответственно, поэтому я сделал потрепанную обложку, добавив немного грязи внутрь. Часто путешествующий человек вызывает меньше подозрения у псов с таможни и погранконтроля, – мотивировал мастер по изготовлению фальшивых бумаг.
Святой готовился покинуть Россию, где ослепшее правосудие занесло над его шеей топор. Превратности судьбы заставили его искать помощи у патриарха криминального братства, бутырского сокамерника по кличке «Струна». Сухой, словно щепка, потомственный вор-карманник, обязанный ему жизнью, не стал рассыпаться в приблатненных клятвах. Он просто взял Святого под руку, усадил в такси и привез в неприметную граверную мастерскую, разместившуюся в полуподвальном помещении с ослизлыми от сырости стенами.
Мужчина, отличающийся нездоровой полнотой, следствием сидячей работы или нарушенного обмена веществ, поднялся с кресла, облобызался со Струной.
– Каким ветром занесло? – спросил он, косясь на Святого.
– Попутным, – ответил вор, продвигая приятеля вперед, в круг света лампочки без абажура.
Рыхлый толстяк измерил Святого узкими, по-крысиному острыми глазками.
– Струна, я завязал с фальшаком, – догадываясь о цели посещения гостями своей норы, предупредил он.
Вор подошел к столу, покопался, перебирая предметы, выудил лупу, которой пользуются часовщики. Вставив в глаз увеличительное стекло, Струна деловито произнес:
– Некогда дрочить, приятель. Нужны чиги выточные. Сделай железную ксиву, чтобы отвалить за бугор. Разбашляемся по полной.
Святой поддержал:
– Заплатим. Деньги имеются.
Толстяк, похожий на страдающего ожирением кастрированного кота, яростно почесал подмышку с проступившим пятном пота на рубашке и почмокал, завернув нижнюю губу.
– Давай фото. Зайдете через два дня. Тебе, Струна, отказать не могу, а бабки роли не играют, – сказал он, регулируя настольную лампу дневного света, не дающую тени.
У выхода гравер задержал посетителей:
– Надеюсь, твой кореш не имеет ничего общего с политикой? Извини, что спрашиваю, но это мой принцип.
Ладонь вора потрепала пухлую щеку обитателя сырой каморки:
– Охренел, сидя в яме?! Поменьше газет читай! Мы же честные люди. Фуфла не гоним…
Гравер был пунктуален. Через двое суток он достал из ящика стола книжицу с загнутыми краями. Гордый плодами своего труда, он пролистал страницы, демонстрируя под увеличительным стеклом с ультрафиолетовой подсветкой защитные знаки.
– Никто не догадается, что паспорт фальшивый. Подписи, печати лучше оригиналов. Настоящее произведение искусства, – похвалил себя толстяк.
Святой взял документ, передавая взамен конверт с оговоренной ранее суммой. Пряча паспорт в карман джинсовой куртки, он сказал ровным, ничего не выражающим голосом:
– Скоро проверим твое художество…