Странности на этом не закончились. Поздно вечером, когда она уже уложила Оксану спать, ей неожиданно позвонил Плешкунов и попросил, чтобы она вышла на улицу к его машине.

– Так зайдите ко мне, Ростислав Аверьянович, – предложила она бывшему начальнику Максима.

– Алла Викторовна, будет разумней, если вы сами подойдете ко мне. Моя машина стоит через три дома от вашего, напротив аптеки.

– Ну, хорошо, сейчас подойду.

Одеваясь, женщина недоумевала: в чем секрет такой конспиративной встречи с генералом ГРУ?

Плешкунов был сдержан, но встревожен, это Алла почувствовала сразу.

– Какие новости, Ростислав Аверьянович? – спросила Алла, сев в машину.

– Новость одна, Максим исчез, – тихо сообщил Плешкунов.

– Как исчез, куда исчез?!

– Его потеряли, когда перевозили из ИВС в следственный изолятор. Это все, что мне удалось узнать. Подробностей пока никаких.

– Как можно потерять человека, тем более в автозаке с решеткой? Это что, кукла какая-то?

– Алла Викторовна, я действительно ничего не знаю. Из того мизера информации, что у меня есть, я могу строить только туманные версии.

– Какие версии?

– Его могли похитить, он мог сбежать. Его могли куда-то спрятать для своих целей фээсбэшники. На такие штучки они мастера.

– Ну, а вы-то что, ГРУ? Такая мощная структура, и не можете в своей собственной стране защитить своего сотрудника.

– Мы не сидим на месте. Шеф сейчас вентилирует вопрос по Максиму через свои каналы в ФСБ. Мы нашли хорошего адвоката. Я через свои связи выясняю, что там произошло в ИВС, где содержали Максима.

– А в чем вообще обвиняют моего мужа? Какое он мог совершить преступление?

– Ему инкриминируют хищение государственных денег в размере одного миллиона долларов.

– Чушь какая-то. Откуда он мог их похитить?

– Это деньги по девятой статье. Ну, в общем, для оперативных расходов.

– Вы сами-то в это верите? – Алла повернулась к генералу и со злостью посмотрела на него.

– Нет, не верю, – произнес Плешкунов и взглянул женщине прямо в глаза. – Алла Викторовна, если он с вами свяжется, скорее всего по телефону, скажите ему, чтобы он вернулся в следственные органы и не натворил никаких глупостей.

– Каких еще глупостей?

– Я не знаю, что он еще может сделать. Предполагаю, что он самостоятельно хочет доказать свою правоту, но использует при этом неоднозначные методы. А это может обернуться против него.

– Господи, да за что же его можно наказывать?! Он был в нескольких горячих точках. Никогда не отказывался от командировок, мне всегда говорил: «Такая у меня работа, Родина требует». А теперь из него лепят преступника, – Алла всхлипнула.

– Успокойтесь, Алла Викторовна. Мы приложим все силы, чтобы восстановить справедливость. У меня к вам просьба или совет, расценивайте, как хотите. Смените симку в своем телефоне.

– Зачем? – Алла недоуменно посмотрела на генерала.

– Так надо. И еще. Если вам позвонит Максим, скажите ему, чтобы он ни в коем случае не подходил к своему дому.

– Вы считаете… – Алла с тревогой посмотрела на генерала.

– Я ничего не считаю. Просто… береженого Бог бережет.

– Хорошо, я сменю сим-карту, и вы получите мой новый номер телефона.

– Вот и прекрасно. Если появится что-то новое, я вам сообщу.

– Спасибо. – Алла вытерла слезы и вышла из машины.

Глава 10

Генерал Каретников въехал на подземную стоянку под домом, поставил свою «Ауди» на привычное место. Он был в приподнятом настроении и напевал мелодию, которую недавно слышал по радио: «Папп-па-пара-папа, папп-па-пара-па…» Генерал не помнил, как называется эта опера, помнил только, что там что-то про сердце красавицы, которая всем изменяет.

Причина хорошего настроения была весомая. Сегодня встречался с Пашкой Неверовым, бывшим сокурсником по училищу. Этот в молодости залетный курсантик, оказывается, дослужился до генерала и занимает сейчас нехилый пост – начальник строительного управления Нацгвардии. Встреча была деловая и проходила в его кабинете.

Неверов сделал конкретное коммерческое предложение: необходимы строительные материалы для какого-то важного объекта и бригада строителей на этот объект.

– Понимаешь, Игорь, – объяснил в начале беседы Неверов, – объект особо режимный, кого попало мы туда на работу взять не можем. Кроме того, надо очень срочно. А у тебя такие ресурсы: и стройматериалы, и строители проверенные. Вот я и решил: что я буду бегать искать кого-то? Заключим договор подряда, и нам дело сделать, и тебе премиальные. – Неверов хитро подмигнул ему.

А чего? Сидеть у реки и не напиться? Подряд солидный, тянет миллионов на сто. Если сделать стандартный откат, два процента, то уже пара миллионов. Деньги сами плывут в руки. Лови момент, Игорь!

Игорь Вениаминович вышел из машины и уже собирался нажать кнопку на пульте, чтобы заблокировать дверцы автомашины, как вдруг сзади метнулась тень, и в спину генерала уперлось что-то твердое.

– Одно неосторожное движение или писк, и я пристрелю тебя, – раздался сзади зловещий шепот, от которого у Игоря Вениаминовича все внутри похолодело.

– Что вам надо? Забирайте деньги, их, правда, у меня немного, тысячи две…

– Садитесь в машину, – приказала «тень», – только медленно, медленно… Не оборачиваться!

Желание обернуться у Игоря Вениаминовича действительно возникло, но он не посмел ослушаться: голос «тени» парализовал волю, к тому же этот голос показался ему знакомым. Они сели в машину: Игорь Вениаминович на водительское сиденье, неизвестный – сзади.

– Дайте мне ваш телефон, – приказал незнакомец. Игорь Вениаминович выполнил требование. – А теперь поговорим.

И тут он узнал его!

– Вы что, сменили профессию, стали грабителем? – Генерал хотел произнести эту фразу саркастически, но вместо сарказма в голосе прозвучали испуг и удивление.

– Угадали, но не совсем, – ответил Иконников, – практикуюсь как стажер-киллер.

После этих слов Максим накинул на шею Каретникова шнур, который медленно стал впиваться в толстую шею жертвы.

– Что вы делаете? – захрипел Игорь Вениаминович и вскинул руки к шее.

Шнур стягивал его все сильнее. Лицо Игоря Вениаминовича пошло красными пятнами, он стал задыхаться, и ужас с новой силой объял его. Однако вскоре шнур ослаб, и Каретников стал жадно глотать воздух ртом.

– Игорь Вениаминович, я не шучу. Я готов вас сейчас задушить. Мне терять нечего. Единственное, что вас сейчас может спасти, – это ваш честный рассказ о том, как вы похитили деньги из тайника в Сирии.

– Я ничего не похищал! – завизжал Каретников.

Шнур снова стал затягиваться на шее генерала. Каретников начал задыхаться, перед глазами пошли красные круги, он почувствовал, что скоро потеряет сознание. Однако удавка вновь ослабла.

– Ответ неверный, – голос Иконникова звучал ровно и холодно, и это ужасало еще больше. – Даю вам последний шанс. Предупреждаю: одно слово неправды, и я вас задушу. Вы верите в это?

– Да, – прохрипел Каретников.

– А теперь соберитесь с мыслями и все подробно расскажите: где, когда и как вы похитили деньги из тайника, и как вы решили отвести от себя подозрение? Вы готовы к исповеди?

– Да.

– Подождите несколько секунд. – Максим взял в правую руку телефон Каретникова, включил запись, четко произнес: – Москва, двадцать шестое августа две тысячи шестнадцатого года. Говорит Каретников Игорь Вениаминович. Пожалуйста, Игорь Вениаминович.

Каретников сделал нервный вздох, начал рассказ.

– Это было в апреле, точно дату не помню. От комбрига восемьдесят второй бригады Мухаметдинова я узнал о нападении бандитов на журналистов, следовавших из Латакии в Хмеймим, в результате которого погибли все журналисты и группа сопровождения. О существовании тайника и его предназначении я знал… в силу своей должности…

Каретников говорил тихо, но уверенно и логично. После рассказа о том, как он ночью один приехал к тайнику и похитил из него деньги, Максим задал ему вопрос:

– С какой целью вы взяли эти деньги?

– Сначала я решил их изъять, чтобы они случайно не пропали. Обстановка в Сирии была сложная, часто менялась… – Он на время замолк.

– А потом? – голос Максима звучал жестко.

– Потом я подумал, что они сейчас уже никому не понадобятся, и решил… – Каретников снова замолк.

– Продолжайте.

– …я подумал: Иконников погиб, а о тайнике здесь знали только я и он. И… оставил их у себя.

– Как вы решили отвести от себя подозрение?

– Через два дня после того, как все это случилось, я создал комиссию для вскрытия тайника. Мы приехали туда, вскрыли, зафиксировали актом факт пропажи денег…

– Что потом?

– Потом я доложил своему руководству и… все.

– Вы кому-нибудь рассказывали об этом похищении?

– Нет.

– Спасибо, Игорь Вениаминович. – Максим убрал удавку с шеи Каретникова. – Ну, вот, видите, как хорошо! Наконец-то правда всплыла наружу, а вы остались живы.

Максим включил в телефоне воспроизведение, в салоне снова раздался голос Каретникова. Отключил телефон, положил его в карман.

– Эта запись не имеет силы юридического доказательства. Так как вы принудили меня к этому рассказу под угрозой насильственной смерти! – воскликнул Каретников.

– Да, юридическую не имеет, – согласился Максим, – но в оперативном плане такое признание весьма ценно. Дайте-ка мне ваши деньги, которые вы предлагали в начале нашей встречи.

– Так вы все-таки банальный грабитель, – ехидно заметил Каретников. После того, как угроза смерти миновала, он осмелел.

– Опять вы ошиблись. Эти деньги нужны мне как вещдок. Дело в том, что перед закладкой денег в тайник все купюры были пронумерованы.

Ударом ребра ладони Максим отключил Каретникова. После чего вылез из машины, огляделся и, не торопясь, пошел к выходу из подземного гаража.

Спустя несколько часов, уже ночью, он зашел в здание Павелецкого вокзала и купил билет на электричку. Затем прошел в помещение с автоматическими камерами хранения. В одну из ячеек он положил телефон Каретникова и почти все доллары. Себе оставил только одну стодолларовую банкноту.

Глава 11

Похмельный синдром мучил с самого момента пробуждения. Боль тисками сжимала голову в области висков, нос был заложен, периодически накатывали приступы тошноты. Хотелось просто лежать пластом и ни о чем не думать. Так нет же, надо идти на эту постылую работу. Не идти нельзя. Начальница обещала: «Еще один прогул, и ты уволен».

Алексей прошел на кухню, открыл холодильник. На верхней полке стояла банка пива. Рука автоматически потянулась к ней. Нет, не буду! От меня, наверное, и так такой шлейф! А пиво только усилит. Нагнулся ниже, взял с нижней полки банку, в которой сиротливо болтался в рассоле маленький огурчик. Огурчик трогать не стал, а рассол с жадностью выпил весь. Полегчало! Ну что, пора на трудовые подвиги.

На почту пришел в десять часов, когда вся корреспонденция в отделе доставки была обработана и лежала готовая к разносу: две газетенки и пачка писем, штук двадцать, не меньше. Алексей с ненавистью посмотрел на эту пачку, стал ее перебирать. Слава богу, заказных нет. И чего все пишут, с раздражением подумал он, есть же телефоны, Интернет. Так нет, пишут чего-то, пишут!

– Сумароков, опять пьяный? – за спиной неожиданно раздался голос начальницы.

– Да что вы, Агния Владиславовна, – Алексей обернулся и возмущенно посмотрел на нее, – как стеклышко, даже не шатаюсь.

– Что-то запашок от тебя подозрительный…

– Ну, выпил бутылочку пива, и что? Я ведь не на машине работаю, а на своих двоих.

– Ладно, иди. До обеда разнесешь, потом поможешь Ленке сортировать отправку.

– Опять, – недовольно пробурчал Алексей, кидая в сумку жиденькую почту, – работаешь за двоих, а платят копейки…

Вышел на улицу. Моросил мелкий сентябрьский дождь, приятно освежал. В животе заурчало, затем засосало. Эх, сейчас бы сто грамм и закусить. Зря дома не позавтракал. Сначала разнес газеты, они были в одном большом доме, девятиэтажке. Теперь письма. Посмотрел адреса. Черт! В разных частях участка! Часа на два, не меньше.

Когда стоял на светофоре, ожидая зеленого света, его кто-то окликнул: «Леха!» Обернулся – Костя. Раньше вместе работали грузчиками на складе. Не только работали, но и «дела» делали: немного подворовывали. А без этого никак. Сидеть на таком добре и не отщипнуть? Их, правда, быстро вычислили и уволили.

– Привет, – Алексей обрадовался встрече с бывшим коллегой.

– Ты чего, куда?

– Да вот… – Алексей раскрыл сумку, в которой лежали письма, – «…кто стучится в дверь ко мне, с толстой сумкой на ремне…».

– Охота тебе этой ерундой заниматься? – искренне удивился бывший подельник.

– Ну, надо же чем-то заниматься, – тоскливо вздохнул Алексей.

– Леха, выбрось их, пойдем по пиву. Угощаю.

– Как выбросить? – Алексей недоуменно уставился на Костю.

– Легко. Вон, видишь контейнер? – Друзья перешли через дорогу. – Я вчера подкалымил. Разбирал гараж у одного бизнесмена, а там стоял маленький холодильничек. В рабочем состоянии. Спрашиваю, куда его? А хозяин: «Выбрось на хрен». А я его одному дачнику толкнул. Вот сюда, бросай свою почту. И все проблемы! Вообще, знаешь, старые холодильники, советские, классные были. Это я только недавно понял…

Радостный Алексей стремительно шел к ближайшей пивной в ожидании приятного разговора и халявной выпивки. Он и не подозревал, что его недобросовестное отношение к своей работе скоро сильно осложнит жизнь одному человеку.

Грибов было море. Грузди, подосиновики, подберезовики. Много белых. Через полтора часа у Максима была целая корзина. Кузьмич, восьмидесятилетний старик, провел его по своим, одному ему известным местам. Истосковавшийся по слушателю, болтал без умолку:

– Вот ты мне скажи, мил человек, грибов у нас только по одной Московской области – тонны. А летось был в Москве, зашел в магазин, огромный такой, с футбольное поле, а там наших грибов нету. Одни китайские в банках, да дорогие такие! Почему так?

– На покупку товаров за границей выделяется валюта и там – объемы. А если ты придешь в маркет с десятком килограммов, то что с тебя взять? Отката не будет, да и мороки много.

– Во-от, – многозначительно протянул Кузьмич, – выходит, мы ихних людей кормим, а на своих насрать?

– Выходит, так.

После побега из СИЗО и «душевного разговора» с Каретниковым Максим посчитал благоразумным на время уехать из Москвы. Наверняка уже включили план «Перехват», это минимум дней на пятнадцать. Потом его объявят во всероссийский розыск. Поэтому, подумал Максим, месяцок надо отлежаться в тихом месте. Он выбрал самую глухую деревню в тридцати километрах от станции Ожерелье. Деревня практически вымершая: в ней доживают старики – четыре старухи и Кузьмич, «первый парень на деревне», как он представился при знакомстве с Максимом. У него Иконников и поселился, так как остальные дома давно сгнили или стояли наглухо заколоченные.

Перед отъездом в московскую глушь Максим послал письмо Плешкунову, где все подробно ему рассказал о своих последних приключениях и о разоблачении Каретникова. Доказательства он просил забрать из камеры хранения на Павелецком вокзале. А вот когда Каретникова вызовут на допрос и припрут к стенке, тогда можно будет возвращаться в Москву.

– Максим Михайлович, вот ты, я вижу, человек грамотный, – не унимался Кузьмич, – объясни мне: зачем у нас в стране порушили колхозы?

– Да они вроде как сами разрушились, – предположил Максим.

– Не-ет, мил человек, их угробили специально, только чей это замысел, понять не могу. В девяностые все орали: «Создаем фермерские хозяйства, фермер – вот король на селе». А не докумекали, что не приживется у нас фермер. У него мунталитет другой. И еще, фермер-то на Западе как работает? Собрал он, к примеру, на своем огородике помидоры, к нему подъезжает агент, забирает все со двора, и денежки на его счет. У фермера и не болит голова, как товар сбыть. Я в середине девяностых овец держал. Порезал как-то их штук десять. Ну, мясо ладно, кое-как продал с убытком, а шкуры – никак! Никому они не нужны. Бегал, бегал да и выкинул их в овраг. Зато дубленки в Турции закупаем. Это какая, к черту, экономика?!

– Для мелкотоварного производства на селе, Николай Кузьмич, нужна инфраструктура, а ее у нас нет.

– Вот, и я о том же: структура не та! Михалыч, а ты к нам как, пожить или отдохнуть?

– Отдохну немного, от Москвы. Пока тепло. А потом поеду обратно. Дела.

– Ага, ну да. Токо не пойму я тебя, чудной ты мужик. Не алкаш, не бомж, не бандит, а в такую глушь приехал. К нам уже лет пять никто не приезжает, даже туристы. – Кузьмич с прищуром посмотрел на Максима. Тот только неопределенно пожал плечами, – ну, да ладно, не хочешь, не говори. Только чую я, человек ты добрый и сила в тебе большая. Живи сколько хочешь. Мы еще на рыбалку сходим, сеть где-то в сарае завалялась. Дырявая, правда, но я починю.

Подошли к окраине деревни. На пути показался дотла сгоревший большой каменный коттедж. Остов дома мрачно чернел на фоне еще зеленого леса.

– Отчего дом сгорел, Кузьмич? – поинтересовался Максим.

– А-а, это дом зоотехника. Богатенький он был. В конце девяностых переехал в Москву, а дом остался. Продавал его лет шесть и никак не мог продать. А кто тут будет жить? Кроме электричества, никаких благ. Токо раз в неделю приезжает автолавка, привозят хлеб, консервы. А в прошлом годе приехал один покупатель, из Барыбино. Говорит, возьму за сто тысяч и ни копейки больше. А наш-то: «Нет, я лучше его сожгу». А энтот, покупатель-то: «Сжигай!» Ну, он взял и спалил при всех. Мунталитет у них такой.

Вошли во двор Кузьмича. Он поставил корзину с грибами в сенях, бросил курам пшена, распорядился:

– Михалыч, ты дрова поколи немного и печь затопи. А я пока картошку почищу, пожарим ее с белыми грибками.

Максим пошел в сарай за топором.

Глава 12

Дождь лил как из ведра. Он был такой плотный и сильный, что в пяти метрах ничего не было видно. Геннадий Ипполитович и Косоротов стояли у окна и смотрели в направлении главных ворот. Пока никаких признаков движения.

– Может, не привезут сегодня, в такой-то ливень? – неуверенно предположил Косоротов.

– Самур сказал, везут, – Геннадий Ипполитович закурил, при этом покосился на своего зама.

Тот был напряжен и мрачен. Да и сам начальник КОПОСа не испытывал радости по поводу приезда первых постояльцев. Все они, как доложил Самур, махровые рецидивисты, многие из них сидят за убийство.

Какой объект он получил под свое начало, Геннадий Ипполитович узнал после вступления в должность: полигон для отработки приемов рукопашного боя на куклах. Куклы – это заключенные из тюрем, на которых боевики из Нацгвардии совершенствуют технику рукопашного боя. Боец Нацгвардии в драке может убить куклу и не несет за это никакой ответственности. А что, если кукла убьет гвардейца? Эта мысль пробила сознание Геннадия Ипполитовича словно током. Кто за это несет ответственность? Я, что ли? Надо бы спросить об этом Самура.

Кстати, о Самуре. Кадр еще тот: внешне похож на уголовника, медлительный, угловатый, блатной жаргон и взгляд, парализующий, как у удава. Бугай, когда представлял его Геннадию Ипполитовичу, прорычал: «Мой лучший кадр. Отрываю от сердца». Деловой, внешне делает все вроде медленно, но четко. Людьми командует превосходно, даже охранники, эти суровые волкодавы, его боятся.

Хлопнула дверь, в кабинет не спеша вошел Самур.

– Привезли. Идем принимать материал, – объявил новый зам начальника объекта, откидывая на спину капюшон армейского балахона.

– Пошлите, – буркнул Геннадий Ипполитович, зябко поежившись перед выходом наружу.

Два автозака стояли задом друг к другу в окружении полудюжины автоматчиков и кинолога с двумя овчарками. Серую пелену дождя пробивали два мощных прожектора, освещая пятачок перед автозаками.

Зэки выпрыгивали из машин на землю и неизменно падали, так как руки у них были за спиной в наручниках. Четверо конвойных сопровождения пинками поднимали их и ставили в строй. «Вставай, падаль, чего развалился, как на пляже», – подбадривал их один из конвойных. Зэки молчали, послушно выполняя команды. Вскоре небольшая шеренга из прибывших заключенных была построена. Девять человек.

Геннадий Ипполитович стал рассматривать «материал». Из-за плохой видимости все они казались ему одинаковыми: в черных робах, худые, какие-то безликие, движения резкие и механические. «Точно, как куклы», – промелькнуло в голове Геннадия Ипполитовича.

Самур вышел вперед в свет прожектора, обернулся, позвал Сухарева: «Товарищ подполковник, подойдите ко мне». Геннадий Ипполитович неохотно вышел на яркий свет, встал рядом.

– Граждане заключенные, – неожиданно зычным голосом начал Самур свой инструктаж, – вы прибыли на особо режимный объект КОПОС. Это не тюрьма и не СИЗО. Здесь совсем другие правила. Забудьте о законах и правах человека. Их здесь нет. У вас только одна обязанность – драться на арене, когда мы вам прикажем. У вас будет усиленный паек, такой же, как у служебных собак, – Самур показал рукой на ощерившихся овчарок. – Здесь для вас только два хозяина: начальник объекта подполковник Сухарев, – Самур показал рукой на Геннадия Ипполитовича, – и я, майор Самур, погоняло Самур. Мы – высшая власть, боги, которые решают вашу судьбу. Все жалобы и предложения будете направлять только нам.

О правилах поведения. За любое пререкание с сотрудником объекта, даже с солдатом охраны, за малейшее неподчинение – лишение пайка на сутки. Попытка побега – расстрел на месте. Оказание сопротивления любому сотруднику объекта – расстрел без суда и следствия. И усеките: вы не люди. Вы – мразь! Спасти вас может только примерное исполнение наших приказов и фортуна. Вопросы?

– Когда хавать дадите, начальник? – выкрикнул один из зэков, – пупок уже к позвоночнику прилип.

– Вас сейчас разместят по комфортным хатам, – Самур слегка усмехнулся, – и дадут пайки. Увести! – приказал он командиру охраны.

Кукол увели в тюремный блок, бывший свинарник, автозаки уехали, Геннадий Ипполитович со своими подчиненными вернулся в свой кабинет, достал из сейфа бутылку водки.

– О, шеф, весьма кстати! – удовлетворенно воскликнул Самур. Разлили по стопкам, выпили.

– Через неделю приедут гвардейцы, – сообщил Геннадий Ипполитович, закуривая, – начнутся… тренировки. Надо бы поставить в спортзале дополнительное освещение.

– Федорыч, купи хорошую видеокамеру! – приказал Самур Косоротову.

– Зачем? – удивился Геннадий Ипполитович.

– Все бои будут записываться, – Самур смачно хрустнул соленым огурцом, – в методических целях.

– Ахмед Исмаилович, – Геннадий Ипполитович выпустил вверх струйку дыма, повернулся к Самуру, – а как вообще эти зэки согласились на такие условия?

– Год за три, как на войне. То есть, если у тебя пятнашка, то через пять лет – воля. Но это, – Самур загадочно усмехнулся, – теоретически.

– Надо бы медпункт организовать для кукол, – озабоченно произнес Геннадий Ипполитович.

– Зачем?! – Самур недоуменно уставился на начальника.

– Будут травмы…

– Ипполитович, – Самур криво усмехнулся, – это лишнее. Я же уже объяснил: куклы – расходный материал. Если кукла стоит, может махать руками – живи. Нет – в расход! И вот еще что, Ипполитович: – Самур придвинулся ближе к Геннадию Ипполитовичу, понизил голос до шепота, словно боялся, что кто-то может их подслушать… – Я тут присмотрел складик, за административным зданием. Можно его привести в порядок и проводить кое-какие мероприятия.

– Какие? – удивился Геннадий Ипполитович.

– Ну, что-то типа художественной самодеятельности. Ладно, потом объясню. Нам сейчас главное – наладить процесс. Все, я пошел. Надо бы посмотреть на кукол. Гаврилович мужик хитрый, так и норовит фуфло подсунуть.

Самур надел свою армейскую плащ-накидку, вышел из кабинета. Сухарев и Косоротов напряженно посмотрели на закрывшуюся за ним дверь, словно это был занавес на сцене после интересного спектакля, переглянулись между собой.

– Не нравится он мне, Геннадий Ипполитович, – тихо сообщил Косоротов своему начальнику.

– Посмотрим, – неопределенно произнес Геннадий Ипполитович, с ожесточением туша докуренную сигарету в пепельнице, – мне сказали, что это один из лучших оперов у них всистеме. Ладно, давай завершим акт, – и принялся разливать остатки водки.

Глава 13

В Москве установилась гриппозная погода. Температура на нуле, холодный сырой ветер, серая пелена плотно закрыла небосвод, не давая солнечным лучам пробиться к земле. Зима уже напоминает о своем приближении, посылая людям визитную карточку: падают крупные хлопья снега. Они тихо ложатся на обильно смоченную дождями землю и тут же тают. Покров.

<<1 2 3 4 >>

На страницу:

Перейти

3 из 4