«Гонорар» за работу был такой, что Али не поверил. Половина суммы – авансом. Закружилась голова, дыхание перехватило от безбрежных перспектив. Он уже не слушал, что там стонет жена, о чем лопочут дети, мама, младший брат. Они никогда не хотели его понять! Он поразился четкости действий ливийских спецслужб. Переброска в Триполи через Хартум – без единого происшествия. Установку переправляли частями – через Марокко и Алжир. Создали все условия – кормили, поили, опекали и чуть ли не спать укладывали. Любое пожелание Али Магомедова становилось законом, и специальное подразделение «опекунов» разбивалось в лепешку, чтобы его выполнить. Но больше всего Али изумила безупречная операция, проведенная спецслужбами, по поиску наводчиков авиации НАТО, которые дали точные данные о времени и месте нанесения очередного удара, а также предоставили координаты пересечения границы…
– Господин Али, пора сворачиваться, – прозвучало над ухом.
Он вздрогнул, поднял голову. Праздник отгремел, ливийцы были собраны и деловиты. Ильхам, еще подрагивая от волнения, преданно смотрел боссу в рот, ожидая указаний. Руководитель группы поддержки капитан Азиз Урхан ждал ответа.
– Да, конечно, капитан, – встрепенулся Али. – Ильхам, живо разбираем нашу кормилицу… Какие планы, капитан? Куда приказано доставить установку?
– У меня приказ – чем бы ни закончились испытания, доставить пушку на базу ПВО под Махинеи – это двадцать километров в направлении Триполи. Рисковать мы не можем, везти ее в столицу опасно, эта штука должна находиться под надежной охраной.
– Опасно, Азиз, – скептически покачал головой Али. – Об этой штуке никто не знает – режим секретности и все такое. Окружите тремя кольцами охраны – у любопытных сразу появится соблазн выяснить, чего вы там охраняете. А любопытных в этих краях – больше, чем сусликов. Согласны, капитан?
– Согласен, господин Али, – усмехнулся Урхан. – Но согласилось бы с вами еще и мое начальство…
Али посмотрел на часы. До рассвета – больше часа. Вполне успевают разобрать установку и доставить под Махинеи…
И снова повезло французскому летчику – он протащился по овражистой местности метров двести и наткнулся на кресло, в котором выпал из самолета! Свалилось оно удачно – можно присесть и отдохнуть. Впрочем, расслабляться в нем не стоило – лишь прикоснулся, и оно развалилось на две половинки. Плевать – отличная примета для пилота! Первым делом он проверил радиомаяк. Устройство работало! Лампочка мигала в такт посылаемому радиосигналу. «Спасен, почти спасен», – радостно колотилось сердце. Кресло валялось в ложбинке, значит, надо выйти на равнинную местность и терпеливо ждать спасателей. «Может, западня?» – запоздало сработал предохранитель. Он выхватил пистолет, сполз в извилистую канаву. Но что-то не похоже было, что его окружают кровожадные солдаты Каддафи. Тишина стояла – как во вчерашнем дне. Выждав несколько минут, он вернулся к находке, походил вокруг да около, проверил при помощи карманного фонарика, не ступала ли рядом нога человека. Можно успокоиться, ждать – люди на джипах кресло не нашли. Он выбрался из ложбины, пристроился в седловине между двумя покатыми валунами и принялся жевать неприкосновенный запас. Сколько самолетов упало? Он не знал. Кроме него, падал Доминик Лазар, падал Гурден, Жюстье, швед Свенсон, кто-то еще. Если поймали Лазара, это не значило, что поймали всех остальных. Возможно, кто-то еще бегал по пустыне, кто-то забился в укрытие, выжидал, кто-то, как и он, прорывался на север. Если объединить усилия, бежать бы стало веселее. Но сколько он ни вслушивался, не различал ни звука. Горизонт был чист, вертолеты не летали. Гул спасательного геликоптера он бы различил среди сотен других звуков. Сколько можно тут сидеть? До рассвета совсем немного…
Шарль Бурнье разрывался на части. С одной стороны, он был уверен, что за ним прилетят – маяк работал! С другой – начинал серьезно в этом сомневаться. Причин тому – воз и тележка. Батарея скоро сядет, передатчик превратится в бесполезный кусок железа. Цепные псы вновь начнут прочесывать местность, и радостной встречи уже не избежать. Но идти по «усложненной» равнине тридцать или сорок километров… Как бы он ни мчался, а рассвет неизбежен, и где застигнет, неизвестно. Не пора ли перестать терзать надорванную психику?
Он задремал, очнулся от звука мотора! Начал вслушиваться. Кажется, немного рассвело. Небо на западе подернулось багрянцем, черная мгла, окутавшая пространство, понемногу рассасывалась. Мерный рокот то затихал, то появлялся. Вертолет летел зигзагами. Шарль вспотел от волнения, вскарабкался на камень. Он увидел его! Черная транспортная штуковина «Sea King» фирмы «Сикорский», принадлежащая ВМС США, выполняющая спасательные функции, неторопливо шла с востока на запад – на изрядном удалении. Он запрыгал, замахал руками, собрался что-то завопить, но опомнился – этим воплем он только обрадует охотников, рыщущих в ночи по пустыне. Ракетницу у него оторвало при катапультировании, хорошо, хоть голову не оторвало вместе со шлемофоном! Вертолет уходил, он кусал губы от отчаяния. Прошла минута, двухвинтовая машина со спасателями растворилась в дымке. «Еще не все потеряно», – резонно рассудил пилот. Сигнал они уловили, сомневаться не приходилось. Возможно, летят за кем-то другим. А позднее вернутся за ним. Но сидеть на месте становилось невмоготу. Доводы рассудка не работали. Он подхватил рюкзачок с НЗ и припустил по изрезанной местности вдогонку за вертолетом. Пока вернутся, уже рассветет, его увидят…
Забег оказался короче, чем он планировал. Он присел на корточки, когда где-то сбоку протарахтел автомат. Российский «калашников» – без вариантов. Он распластался на голой земле, учащенно дышал, боролся со страхом. Впервые мелькнула капитулянтская мысль: сколько ни бегай, а все равно поймают – днем раньше, днем позже. В этой местности поклонников Каддафи – как устриц в Ла-Рошели. И «павших шайтанов» будут искать, пока в лепешку не разобьются. Но стреляли не в него, где-то сзади – на западе. Он прислушался. Очередь повторилась, потом прозвучали несколько одиночных выстрелов – такое ощущение, что из старых берданок – и все стихло. За камнями и косогорами трудно разобрать, что происходит в трехстах метрах. Он пополз дальше, затем поднялся, стал передвигаться короткими перебежками, чертыхаясь сквозь зубы – в небе на высоте десяти тысяч метров он чувствовал себя гораздо увереннее, чем на этой чертовой земле…
Пологий косогор, он взобрался на него… и присел от неожиданности. Под холмом раскинулось небольшое поселение. Деревенька не из процветающих, полтора десятка глинобитных строений с плоскими крышами, в центре водокачка – под ливийской пустыней залегает целое море пресной воды, так что проблем с ней не бывает в принципе. Продолговатые сооружения на отшибе – видимо, овчарни, водопойные корыта, пустыри, заваленные хламом. Он всматривался до рези в глазах. Деревня спала. Спал грузовичок у крайней избы. Свет не горел, хотя имелись и столбы, и провода. Возможно, в эту местность охотники за летчиками еще не проникли – иначе давно бы тут всех построили. Интуиция подсказывала, что встреча с местными жителями – не самое подходящее в его положении. И вообще, не стоит катапультироваться над местностью, которую только что бомбил… Он отправился в обход деревни, долго стоял за одинокими деревьями, всматривался в предутреннюю серость. Рощица за дальней околицей выглядела вполне симпатично. К ней он и припустил, огибая сараи и стараясь держаться подальше от внезапно возникшей асфальтированной дороги, огибающей деревню с юга. Он крался мимо длинных овчарен, издающих умопомрачительные ароматы, мимо крохотных сараюшек. Ночь отступала, пятилась, рассвет набухал. Он оступился, споткнулся о ржавое ведро, ругнулся по французской маме, выхватил пистолет и присел. Грохот был что надо. И реакция не замедлила – с тягучим скрежетом отворилась дверь сарая, буквально рядом, и на пороге объявился зевающий паренек лет семнадцати, в дырявых мешковатых джинсах, в застиранной майке, снятой с какого-то безразмерного богатыря…
Немая сцена продолжалась секунд десять. Абориген протер глаза, усердно ими поморгал и стал разглядывать пришельца. Постепенно они расширялись, округлялись от страха. Он попятился за порог, но Бурнье уже метнулся, сцапал паренька за ворот, отволок от двери и прижал к стене сарая. Мальчишка не трепыхался, сообразил, что противник сильнее, да и ствол пистолета, вдавленный в живот, не очень-то располагал к импровизациям.
– Тихо, тише, дружище, – шипел по-французски Шарль. – Ты не поверишь, мне не хочется тебя убивать, но будешь дергаться, убью с великой радостью…
Парень по-французски не понимал, но фраза в переводе не нуждалась. Шарль сжал пареньку горло, а ствол продолжал буравить желудок. Украдкой осмотрелся – вроде тихо. Пленник таращился на него огромными детскими глазами, не шевелился.
– Ты понимаешь, что я говорю?
По глазам было видно, что не очень.
– Английский знаешь? – перешел он на классический «королевский».
– Совсем мало… – прохрипел паренек. – В школе учили…
– Отлично, – хмыкнул Шарль. – Много и не надо. Надо же, у вас тут в Африке и школы есть… Не убежишь? – он слегка ослабил хватку.
– Постараюсь… – Чувство юмора у паренька было.
– Слушай, – Шарль произносил слова почти по складам, стараясь не применять сложных грамматических конструкций. – Я не хочу тебе зла, я вообще никому не хочу зла. Я летчик, понимаешь? У меня есть деньги, много денег, – для убедительности он пошарил по внутренним карманам комбинезона (не убирая ствол от возможной мишени), извлек купюру в пятьдесят евро и сунул в руку пареньку. Тот с изумлением уставился на ценное приобретение. – Отведи меня к морю, получишь еще – десять раз по столько, понял? – Он два раза показал растопыренную пятерню.
– Пятьсот, что ли? – прохрипел паренек. Он оказался грамотен не по годам. – Нет, тысяча…
– Хорошо, вымогатель, – подумав, согласился Шарль. Незадолго до вылета он получил от командира полка конверт с месячным жалованием. В баре спустил немного, крошка Софи оказалась не воровкой (о, эти жгучие глаза…), домой решил не переводить, поскольку переводил и в прошлом, и в позапрошлом месяце. – Смотри, вот они, – он выгреб из кармана пачку наличности, сунул пацану под нос и снова убрал. – Отведешь меня к морю – получишь. Обманешь – шею откручу. – «А надо мне к морю? – засомневался он. – Может, к маяку вернуться и ждать? Ведь прилетят когда-нибудь эти горе-спасатели…»
– Хорошо, – просипел малый. – Да убери ты руки, больно же…
– Хорошо, приятель, убираю, но смотри у меня…
И снова лютой стужей сковало! Заурчали моторы – резко, на простуженной ноте, – и из-за холма выпрыгнули две машины! Они катили по дороге мимо деревни. Джип, увешанный антеннами, а за ним – небольшой грузовичок со скрипящими бортами. Шарль подивился своей реакции – схватил обомлевшего паренька за ворот, швырнул за угол, словно шар от боулинга, и прыгнул сам, ободрав колено о какой-то глиняный нарост. Пикнуть не дал, вдавил носом в землю, а в спину упер «беретту» и по-дружески предупредил:
– Заорешь – убью. Мне терять нечего.
Паренек покорно молчал, лишь сопел, выражая недовольство по поводу своих ущемленных прав. Шарль вытянул шею, глянул за угол. Назревали крупные неприятности – даже катастрофа! Головной внедорожник, унизанный антеннами, как дикобраз иголками, сбавил ход, он тащился мимо деревни, все больше замедляясь. Усатые физиономии, которых там было не меньше пяти, дружно развернулись и сканировали спящее поселение. Офицер, сидящий справа от водителя, что-то бросил приказным тоном – джип встал как вкопанный. Грузовик затормозил, едва не ткнувшись ему в бампер. Шарль задрожал – в кузове грузовика, привалившись к кабине, под охраной вооруженных военных сидели понурые, бледные, как мертвецы, летчики из его эскадрильи – капитан Гийом Ришар и старший лейтенант Пьер Брион. Руки у них были связаны. Щеку капитана украшал рубец с запекшейся кровью, а у модника Бриона были подбиты оба глаза – причем так качественно, что он вряд ли что-то видел. Капитан Ришар поднял голову, поводил по сторонам мутными глазами и вновь уронил ее. Похоже, его наградили сотрясением мозга. Офицер, сидящий в джипе, выбрался на подножку, обозрел окрестности ястребиным взором. Открыл рот – чтобы дать приказ осмотреть деревеньку, но тут в джипе что-то запищало, сидящий в «хвостовом» отсеке, где находилась компактная станция радиообнаружения, выдал бодрую тираду. Офицер переменился в лице, прыгнул обратно в салон… и джип стремительно стартовал. Грузовик, чадя двуокисью, резво покатил за ним. Покачивались связанные пленники с опущенными головами, покачивалась охрана, вооруженная до зубов… «Пеленгатор!» – сообразил Шарль. Уловили сигнал, издаваемый радиомаяком в его выброшенном кресле. И через пару минут будут там – уж знают объездные пути. Обложат квадрат, сядут в засаду – не поймают летчика, так хотя бы обстреляют спасательный вертолет, который рано или поздно прилетит! Дилемма решалась однозначно – назад к маяку дороги нет. Как славно, что он оттуда уже сбежал…
– Да отпусти ты меня, больно же… – зашипел паренек и задергался.
Шарль опомнился, отпустил мальчонку. Тот откатился, сжался в комок и с неприязнью стал разглядывать летчика.
– Звать-то как тебя, чудо? – поинтересовался Шарль.
– Гамал, – буркнул местный.
– В этой деревне живешь?
– Ну, нет, – всплеснул руками отрок, – в Бенгази. Не видно, да? Овцы у меня тут. Караулю… от таких, как ты.
– О да, я известный овцекрад, – усмехнулся летчик. – Ну что, Гамал, идеи есть? Придумай что-нибудь, Христом заклинаю… или Аллахом вашим, мне без разницы. Доставишь к морю, где нет военных, – получишь тысячу евро. В Тунис или на Лампедузу… – еще тысячу. Думай. Нормальный, мне кажется, бизнес.
– К мятежникам не хочешь? – криво ощерился Гамал.
– Нет, не хочу, – подумав, отказался Шарль. – Мы их, конечно, поддерживаем, но что-то мне подсказывает, что там такое ассорти… – он спохватился: – А ты сам-то, друг, за кого?
Гамал смотрел на него исподлобья, оценивал, рассматривал варианты. Сложно было представить, что творится под черепной коробкой у мусульманского паренька. Что он знал про этих правоверных магометан? Только то, что они другие люди, другое мышление, иные взгляды, ценности и смерти в большинстве не боятся, поскольку в раю им обещаны такие соблазнительные удовольствия…
– Иди за мной, – ворчливо бросил Гамал.
Чугунная усталость навалилась на пилота. Подобные перегрузки он не приветствовал даже в воздухе. Они крались мимо неказистых приземистых построек. Щуплая спина хитроватого отрока мерцала перед глазами. Он старался не отставать. Деревня еще не проснулась. Но вот пронзительно заголосил петух – надо же, как в родной деревне Сен-Жестен под Тулузой… Он дернулся, словно бомба сработала за спиной, Гамал вполголоса чертыхнулся. Они прошли пару замусоренных дворов, и Гамал жестом приказал засесть за углом. Шарль попятился, присел за ржавую бочку – доверять в этой местности было некому, кроме паренька. Придерживая падающие штаны, воровато озираясь, Гамал на цыпочках вошел в дом, а через несколько секунд вернулся, позвякивая ключами. Сделал знак следовать за ним. Через пару минут они подбежали к тому самому грузовику, стоящему за амбарами. Машина доживала свой век и, видимо, предпочитала бы это делать в спокойствии и неподвижности. Гамал приложил палец к губам, приказал ему спрятаться за кабиной, а сам забрался в кузов и принялся там что-то ворошить и сбрасывать мешки. Звякнул металл, и вдруг пронзительно запахло – то ли мазутом, то ли машинным маслом. «По кузову разливает? – озадачился Шарль. – Зачем?»
Парень ловко спрыгнул, открыл кабину со стороны пассажирского сиденья.
– Полезай. Да не на сиденье, а под него… согнись там как-нибудь. И вообще молчи, слышать тебя не хочу…
Вопросов было много, но задавать их не хотелось. Шарль скорчился под сиденьем, где оказалась вполне вместительная ниша. Опомниться не успел, как на голову свалился зловонный мешок, набитый чем-то мягким. За мешком – второй, и все это дело паренек принялся усердно утрамбовывать – вместе с летчиком. Возникло непреодолимое желание сбросить с себя все эти нечистоты и хорошенько надрать детскую задницу.
– Овечья шерсть, – на ломаном английском пояснил Гамал. – Тетка Надира стрижет овец, а я иногда вожу ее в Аз-Вари, сдаю старому Абдалле. В такую рань, правда, не вожу, но какое кому дело?
«Действительно», – подумал Шарль и охнул, когда третий и четвертый мешки придавили первые два, и на все это зловонное хозяйство, мстительно похмыкивая, свалился Гамал, чтобы не торчало ничего лишнего.
– Ноги там спрячь, – буркнул он. – Сейчас поедем.
Это было нелегким испытанием для летчика. Зажатый, скрученный спиралью, он обнимал «беретту» и молил лишь об одном: чтобы конечности не свело судорогой. Бегство из деревни было зажигательным – мотор заработал со старческим кашлем, машину затрясло, днище безжалостно завибрировало… и Шарль проклял ту минуту, когда попросил у пацана помощи! Но вскоре машина выехала на асфальт, и мучения перешли в плоскость зудящую и монотонную. Он даже не спросил, куда они едут. Уж не в гости ли к сотрудникам ливийских спецслужб? Если за каждого сбитого летчика обещана награда, то зачем напрягаться, подвергать себя опасности, чтобы заработать как-то еще? Поначалу он считал секунды, из секунд составлял минуты – чтобы определить, какое расстояние они проехали. Потом сбился, стал проваливаться в болезненную дремоту. Пронзительно завыла машина, идущая на обгон. Гамал, не по-детски ругаясь, ударил по тормозу. Грузовик встал, словно кобыла перед барьером. «Вот и все, – подумал Шарль, – это патруль». Это было именно то, о чем он подумал. Захлопали двери, кто-то подбежал к кабине со стороны водителя, распахнул ее. Протопал другой, заскрипели борта – человек подпрыгнул, заглянул в кузов, в тоне комментария сквозило что-то брезгливое. Собеседник Гамала задал несколько вопросов. Парнишка отвечал без страха, с явным недовольством – какого, дескать, черта? Что тут у вас случилось? В нагромождении незнакомых слов Шарль пытался уловить хотя бы тональность – о чем шла речь? Пару раз проскакивало – Аз-Вари. Он сообразил, парнишка намеренно разлил в кузове какую-то гадость, чтобы объяснить, почему «ценный» груз перевозится в кабине. Распахнулась дверца в паре дюймов от головы. Возникла странная мысль: станет ли он стрелять, если обнаружится наличие неучтенного пассажира? Не станет, сдастся в плен, поскольку дружит с головой и беспричинное геройство ставит в ряд с воинским преступлением. Зачем тогда хвататься за пистолет? Обладатель хриплого голоса что-то выговаривал, переходя на смех. Шарль почувствовал тычок – патрульный ударил кулаком по мешку. Конечно, очень смешно. Расхохотался и Гамал – при этом поднял кулак и тоже треснул. В голове отдалось и зазвенело. «Ладно, паршивец, – подумал Шарль. – Если повезет, у меня еще будет время надрать тебе задницу». На этом текущие неприятности, слава Спасителю, закончились. Грузовичок неторопливо покорял просторы ливийского Средиземноморья. В какой-то миг пилоту почудился запах йода – признак приближающегося моря. Потом опять гудели машины, горланили люди: утро настало, грузовик тащился по населенному пункту. Пара поворотов – влево, вправо, Гамал ожесточенно ударил по тормозам, высунулся из кабины и, корча из себя взрослого, принялся вопить на зазевавшегося аборигена – подробно объясняя, что думает о нем лично, о его близких и дальних родственниках и о его праве на пожизненное звание ишака. Заскрипела арба или телега, абориген неохотно освобождал дорогу. Грузовик рывками тронулся…
Потом он въехал во двор. Парнишка спрыгнул с подножки, сбегал – запер ворота. Вернулся, распахнул дверцу, принялся выбрасывать мешки. Схватился за живот, узрев позеленевшую физиономию перевозимого объекта. Но быстро принял серьезный вид, нахмурился и повелел: