Крестовый перевал

Несколько дней наш юный герой корпел над написанием собственной троянской программы. И в одно прекрасное морозное утро сервер известного московского банка, повинуясь алгоритму трояна, без боя сдал информацию о логинах и паролях клиентских кредитных карт. К слову, того самого банка, где в совете директоров числился папаша сокурсника Брагина. Не теряя времени, гений информационных технологий скопировал логины на магнитные полосы заранее приготовленных карт, распечатал список паролей и бросился к ближайшей станции метро.

Полдня он мотался по окраинным районам столицы. Подыскивая банкоматы в относительно спокойных местах, Юрка пихал в них по очереди две-три карты, проверял состояние счета и тут же безжалостно их опустошал. Потраченные усилия окупились: в тот фартовый день он стал богаче на два миллиона восемьсот тринадцать тысяч. Рублевый барыш еле уместился в карманы джинсов и легкой спортивной куртки…

Простота и доступность технологии пришлись ему по вкусу, и молодой оболтус капитально подсел на «распробованный наркотик». А почему бы нет? Ведь отныне и ему стали доступны дорогие шмотки, навороченная машина, самые красивые телки с курса и походы с ними в крутые кабаки. Теперь не нужно было ждать перевода из Саратова, теперь он сам мог послать тете Даше деньжат. А самое главное – он не опасался за ненадежных партнеров, способных по пьяни разболтать о содеянном или совершить другую глупость. Этих партнеров попросту не осталось.

Отлично понимая, что с некоторых пор понятие приватности в Интернете стало анахронизмом, Ткач старался действовать осторожно: никогда не повторялся, с очисткой чужих счетов от лишних денег не частил, а для выхода в сеть использовал интернет-кафе, расположенные в разных концах Москвы. Результат ошеломил: сотрудники Управления «К», равно как и хваленая банковская защита, были им легко обмануты.

Тем не менее закончилось все банально.

Как большинство талантливых людей, Юрка был до крайности наивен в простых житейских вопросах. Эта наивность и сыграла роковую роль: он отчего-то уверовал в то, что никто из сокурсников не догадывается, из каких недр и какими способами черпаются немалые средства. А зря…

Как-то раз на одной из пьяных вечеринок вдруг зашел разговор о ненадежности электронных систем безопасности. И тут Брагин случайно или с умыслом обмолвился о старом немецком сейфе, стоявшем в кабинете его папаши. Дескать, старшекурсникам компьютерного факультета ничего не стоит сочинить троянскую программку для получения доступа к закрытой информации, а вот справиться с таким сейфом – истинный подвиг! Ведь эта громадина наводит ужас одним своим видом: вес стальной двери – около двухсот килограммов, общая масса сейфа – под тонну; мудреный механизм замка имеет троекратную секретность…

Это была свежо и необычно. Азартный от природы Юрка в миг запал на идею попробовать силы в борьбе с механическим устройством. Пусть немецким и очень хитрым, но механическим, а не электронным.

Несколько недель он с упоением шерстил всемирную сеть в поисках подходящего материала; анализировал его и изучал с таким рвением, будто от этих знаний зависел цвет будущего диплома. Он нашел все, что было нужно, и даже потренировался в гараже у однокурсника, прадед которого приволок настоящий фашистский сейф с войны в качестве трофея. Сейф хоть и оказался небольшим, но сделан был на совесть и обладал стандартным набором фирменных немецких секретов.

Короче говоря, ровно через месяц Юрка отправился на дело.

Апартаменты старшего Брагина находились вне банка – мощного противодействия не предвиделось. Тридцати минут хватило, чтобы проникнуть на второй этаж охраняемого офиса, отключить простенькую сигнализацию и справиться с замком двери в кабинет. И около трех часов ушло на дебютный поединок с произведением настоящих немецких мастеров сейфового дела.

Он его открыл. И от мягко выехавшей из проема массивной двери внезапно испытал несравнимо больший трепет, чем от первой удачно написанной программы.

Ценностей внутри стального монстра не оказалось. На полках вообще не было ничего, кроме пары стопок старых бухгалтерских бумаг. Ткача это не расстроило – отныне он мог считать себя не только талантливым хакером, но и настоящим медвежатником.

Правда, радость от обретения столь уважаемой в криминальной среде специальности была недолгой – на выходе из кабинета его терпеливо поджидали охранники. Как позже выяснилось, Брагины догадывались, кто экспроприировал часть денег со счетов банка, и попросту заманили Юрку в заранее подготовленный капкан. Изящненько, так сказать, отомстили…

Уголовное дело продвигалось быстро. А благодаря громкому процессу о новоиспеченном медвежатнике вскоре узнала вся Москва. Еще бы! Неслыханное меценатство! И столь же неслыханная дурость: взять и задаром вскрыть раритетный германский сейф, ключи от которого давным-давно потерялись, а несколько приглашенных ранее специалистов хором предлагали исключительно радикальный путь решения проблемы – мощный газовый резак.

В общем, он тогда здорово прославился. Но за славу пришлось дорого заплатить. Судебное разбирательство подытожил ледяной голос неприятной сухощавой дамы средних лет, одетой в черную судейскую мантию:

– Подсудимый Ткач Юрий Сергеевич признан виновным по статье 158, часть 4, пункт «в» Уголовного кодекса Российской Федерации «Кража, совершенная в особо крупных размерах» и приговаривается к отбыванию наказания в виде исправительных работ в колонии общего режима сроком на пять лет…

Пробираясь в сопровождении конвоя сквозь толпу к выходу из зала суда, Юрка больше всего боялся встретиться взглядом с тетей Дашей – единственным, близким человеком на этом свете. А средь сумбура в голове вертелась фраза из какого-то старого фильма про пионерский лагерь: «А чо вы здесь делаете? А? Кино-то уже кончилось!..»

Глава третья

Россия, Саратов

Наше время

Пока все складывается идеально. Собираясь пару дней назад со своими орлами в Кропоткин, я и предположить не мог такого скоротечного сценария. Вернувшись, переночевал в служебной квартирке, поутру явился на общее построение, после которого в приватной беседе с командиром услышал лестное пожелание отправляться на все четыре стороны – в отпуск.

– Неужели все так плохо? – интересуюсь я на прощание.

Сергей Ильич горько усмехается.

– Вчера весь день донимали звонками из штаба округа: сначала приказали отправить в отпуска треть личного состава, потом подкорректировали до половины… Короче, отгуляешь из заместителей первым. Вернешься и останешься за меня. Добро?

– Куда ж мне, смертному, деваться? Мужик ты, Сергей Ильич, отличный – сколько бы я ни обращался по личным вопросам, ты никогда не отказывал… Добро, – жму его широкую ладонь. – Пошел собираться.

Отчет для фээсбэшников я заставил сочинять Топоркова. С головой Лешка дружит – пусть учится и нарабатывает связи в «конторе». Короткие и прочные связи всегда пригодятся. Особенно сейчас, когда мы без пяти минут безработные.

На сборы ушло полдня. Два часа получал документы и деньги. «Камасутра» с ремнем генератора в моем автомобиле занимает полтора часа. Меньше всего времени отнимает Наташкин прощальный поцелуй взасос…

И вот я уже мчу по трассе М-154 на северо-восток.

У меня отличный автомобиль – пятилетний Opel Astra. Хэтчбек с двухлитровым движком и ручной шестиступенчатой механической коробкой. Он резв и послушен; управлять им одно удовольствие – на нем не едешь, а словно плывешь над хорошей дорогой. Достался он мне отнюдь не за бесплатно: чтобы накопить на него, пришлось пять лет батрачить в командировках. Около тридцати боевых операций, три ранения… Нет, конечно, денег за свои командировки я получил больше, чем стоил новый «Опель», но ведь надо было еще и на что-то жить. Подкупал кое-какую мебель в свою однокомнатную квартирку, одежду для себя, обувь; периодически помогал маме, отправляя небольшие переводы. Да, в нормальной стране за столь долгое участие в войне, за ранения, за нечеловеческие бытовые условия – я стал бы миллионером. Но я никогда не жалею о том «счастье, что могло бы быть, но не случилось». Так или иначе, но иногда в моей жизни происходят незабываемые позитивные моменты. К примеру, та же покупка машины, о которой мечтал несколько лет. Или начало долгожданного отпуска. Или замечательные женские голоса, льющиеся из шести колонок и поднимающие мое и без того отличное настроение. В моей машине имеется целая коллекция по-настоящему замечательных голосов: Девятова, Пелагея, Смольянинова…

Ночь застает на подъезде к Элисте. Темное время суток меня не смущает – я люблю ездить по ночной прохладе, когда легковушки расползаются по городам и весям, оставляя дороги вереницам грузовиков дальнобойщиков. В Элисте планирую остановиться и поужинать, потом предприму рывок до Волгограда. Где-нибудь в тех краях позавтракаю, часиков пять посплю и снова в путь. От Волгограда до Саратова – пять часов, не нарушая скоростного режима…

* * *

Торчу в пробке на спуске с Алтынной горы и нервно барабаню пальцами по рулевому сектору. Чего я нервничаю? И куда спешу? Я же в отпуске!

Издали и сверху Саратов чертовски красив: белоснежные новостройки, красно-зеленые крыши домов, величавая темно-синяя Волга с похожими на крылья чаек пролетами знаменитого автодорожного моста. Однако любование и гордость вмиг улетучиваются, стоит настрадавшемуся в дороге путнику въехать на узкие неудобные городские улицы. Дороги – у нильского крокодила спина ровнее; теснота, затоптанные и заезженные псевдогазоны, нагромождение запрещающих знаков, отсутствие развязок, вездесущие «зебры» вместо подземных переходов… Первая мысль: местная власть просто в сговоре с ментами! Подлые чиновники нарочно не расширяют дорог, не строят стоянок и парковочных карманов; а менты с надменными рожами зарабатывают на этом беспределе, частично делясь с бюджетом.

Какая прелесть. Здравствуй, малая Родина!

Прав был юморист Хазанов, первым сравнив Саратов с Гадюкино. Конечно, прав, если сейчас мой город этим обидным словцом не назовет только слепой. И отнюдь не из-за хладнокровных гадин – здесь их не намного больше, чем в других местах. А потому, что здесь ровным счетом ничего не меняется в лучшую сторону. НИ-ЧЕ-ГО! Разруха – как после мировой войны. Электричество гаснет каждую неделю, воду отключают трижды в год, улицы не убирают. Всюду грязные ларьки, торгующие «джентльменским набором гопника»: пивом, сигаретами, жвачкой и презервативами. Да и чего ждать от саратовской власти, где вместо профессионализма процветает кумовство? Где культурой заведует бывший мент на пару с женой губернатора, а транспортом – пищевик, бывший директор пивного завода?.. Хорошо, хоть Швондеры в жилых домах не устраивают певческих концертов. Видать, расползлись по администрациям: районным, городским, областным – там и распевают всласть вместо работы.

Матерюсь, как на Кавказской войне, и медленно продираюсь сквозь бесконечные заторы на железнодорожных переездах, на светофорах и еще черт знает где…

Детство и почти всю юность я прожил в старом, тихом центре – в сумрачной коммуналке с длинным Г-образным коридором, пропахшим мышами и хозяйственным мылом. Когда мне исполнилось шестнадцать, отцу – начальнику цеха авиационного завода неожиданно вручили ключи от новенькой трехкомнатной квартирки. Нас не смутило расположение новостройки – мы были счастливы переехать куда угодно, лишь бы пожить отдельно от соседей. Микрорайон с теплым и светлым названием «Солнечный», выросший на бугристом городском отшибе, сыграл в моей судьбе решающую роль. Здесь я нашел настоящих друзей, встретил первую любовь и стал мужчиной – буквально и в образном смысле. Потом приключилась жестокая история, в которой наша молодежная группировка в массовой драке якобы замочила Хлебопека – лидера досаждавшей нам банды. Короче, мы все оказались в следственном изоляторе. Тогда, признаюсь, я подумал, что жизнь моя закончилась… Но мир не без добрых людей – скоро меня вытащили из СИЗО и избавили от сомнительной чести быть даже свидетелем по громкому уголовному делу. Той же ночью состоялся долгий и тяжелый разговор с родителями – пока я торчал в СИЗО, они все выяснили о наших похождениях… Решение вызревало долго. И лишь ранним, промозглым утром, повинуясь этому решению, они помогли мне собрать необходимые вещи и отправились провожать на вокзал. Спустя час я трясся в холодном плацкартном вагоне в сторону Рязани – к милой старой бабушке, беззаветно любившей единственного внука. Там, под ее теплой опекой и мягким покровительством, предстояло подготовиться и сдать экзамены за курс средней школы. И та дорога была такой же бесконечной и мучительной. Ночь я не спал – тревожили мысли об оставленных в беде друзьях; из холодного мрака, как и сегодня, издевательски скалилась неизвестность… Да-а… Усмехнувшись, сворачиваю на Белоглинскую. Если бы не решение родителей отправить меня заканчивать выпускной класс в Рязани, то неизвестно, кем бы я стал…

Болезненного урока мне хватило с лихвой. В Рязани я быстро встал на путь истинный и выправил положение: подготовился и сдал экзамены в новой школе, прошел кучу комиссий по линии военкомата, подал документы для поступления в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище. С той поры и началась моя вторая жизнь…

Вот и старенький пятиэтажный дом, куда мне пришлось перевезти маму после скоропостижной смерти отца. Его – внешне всегда здорового, уверенного человека, скрутило быстро и серьезно. Тревожная весть от мамы нашла меня в Чечне, в каком-то затяжном, бесполезном рейде по пограничным районам. Попутной «вертушкой» я вернулся в гарнизон, собрал все свои сбережения, назанимал у друзей и помчался в Саратов – для срочной операции требовались очень большие деньги. Привезенная сумма оказалась недостаточной, и мы с мамой вновь кинулись занимать… Не успели. Мой отец – умница, трудяга и балагур, способный уладить любой человеческий конфликт, умер, так и не дождавшись помощи от барыги-хирурга. Позже, когда мы немного пришли в себя, мама попросила подыскать ей в центре небольшую квартирку. Оставаться в «Солнечном» – в доме, где прожил последние годы ее любимый и единственный муж, она не хотела…

Почти приехал. Узкий дворик дома на Белоглинской. Внутри двора почти образцовый порядок, поддерживаемый жильцами пятиэтажки. Чистые, утопающие в тени тополей тротуары; ухоженные газоны с разномастными цветочными кустами. Разноцветные деревянные лавочки с неизменными пенсионерами…

Мамы среди них быть не может – она не терпит сплетен и разговоров о болячках. А цветы разводит исключительно дома – зимой на подоконниках, летом – на балконе.

Ищу местечко для парковки. С трудом втискиваюсь меж двух машин, выхожу и замечаю тетрадный листок, пришпиленный к стволу дерева. На листке кривыми каракулями начертано: «Машины против подъезда не ставить! Штраф – лопатой по лобовому стеклу».

О, это тоже по-нашему. Сорвав листок, направляюсь к подъезду. На траверзе примолкших бабулек замедляю шаг.

– Здравствуйте. Не в курсе, кто автор этого «федерального закона»?

Мои габариты вкупе с грозным командным голосом действуют безотказно. Старушки бесплатно и наперебой сдают всех – начиная от безбожно пьющего дворника и заканчивая сочувствующими ГКЧП. Оказывается, «против подъезда» вьется тропинка к водопроводному крану, куда регулярно шастает дворник – асфальт из шланга сбрызнуть или утолить похмельную жажду. Оттого и устанавливает местные законы.

Взлетаю на третий этаж. На секунду замираю с ладонью у кнопки звонка.

Звоню. Прислушиваюсь… Дома? Или пошла за продуктами на рынок?..

Наконец, слышу за дверью торопливые шаги. И родной голос:

– Кто там?..